Шмаков оглянулся, будто знал какую-то тайну.
— У моего стожка горностай набродил! Мышкует. Я что думаю: это же какое можно чучело сделать! Вот бы Мишка и увез в школу, а? Такая диковинка!
— Да время-то! — вздохнул дедушка. — Пока словишь…
— Чего ловить-то! Сейчас ледянку сделаем, утром поставим.
Мишка заволновался. Сам себя не понимал. Вроде бы и жалко немного зверька, да, с другой стороны… Вот бы ребята ахнули! Шутка ли — горностай! Цари шубы из него носили. Белее снега!
— Ну что, Мишатка, словим? — спросил дедушка.
— Воды только принесите, ловильщики, — сказала, появляясь на пороге, бабушка.
Полное ведро воды оставили на ночь на крыльце. А утром, перед тем как идти на конюшню, дедушка занес его в дом. Пока пили ранний чай — Мишке тоже не спалось, — ведро отходило от холода у печки. Потом дедушка просверлил во льду дырочку со стаканное донышко, перелил воду в кастрюлю и стал шевелить лед. Мишка так боялся, что ничего не получится! Лед-то хрупкий. Но дедушка не боялся, он шевелил и шевелил его, потом разом вынул из ведра.
— Не урони, старый! — бабушка, оказывается, тоже переживала.
В руках у дедушки искрилось от лампочки прозрачное, будто хрустальное, сказочное какое-то ведро.
— Вот и все! На морозец его, на морозец! — Дедушка нырнул в сени. Тут подоспел дядя Петя. Он вынул из кармана фуфайки лохматое куриное крылышко.
— Вот и привада. Айда поставим!
— На работу не опоздайте! — крикнула вслед бабушка.
Шмаков шел впереди, чуть прихрамывая и увязая в снегу. За ним — Мишка, переходя на бег, спотыкаясь.
— Скорей, а то не догоним! — посмеивался дедушка.
За оградой, у стожка, дядя Петя стал разгребать снег. В яму опустили ледяное ведре, притоптали его собранным снова снегом, сверху притрусили сеном. Шмаков опустил в отверстие крыло.
— Ну вот и все! Повезет — наш будет.
Еще в темноте вернулись домой. Дядя Петя пошел заводить трактор, а дедушка — запрягать Гнедка.
До обеда Мишка ходил сам не свой. Томило ожидание.
— Да ты, Мишанька, успокойся! — не выдержала бабушка. — Днем он ни в жисть не попадется. Он только по ночам охотится. В кино сходи, а? Время-то и пройдет.
Какое там кино! Тоже развлечение…
Мишка пошел проведать Ветку, но на дверях у Шмаковых снова висел замок. А так, одному, во двор заходить было неудобно. Завернул к стожку…
Он сидел за столом, когда ввалился замерзший дедушка.
— Может, сходим? — спросил, не раздеваясь.
— Чего ходить-то! — махнула рукой бабушка. — Мишанька уже проверил.
Ну бабушка! Мишка чуть не подавился.
— Придет! — Дедушка вроде не заметил, как Мишка смутился. Сел за стол и принялся за борщ.
Бабушка поставила на стол сковороду с жареной картошкой, банку холодного молока.
— Поставил я Гнедка, — сказал дедушка. — Пойдем сейчас с Мишаткой колоды проверим.
— А успеете к ночи? — встревожилась бабушка. — Не ближний свет.
— Сколь успеем! Глядишь, на ушицу и принесем.
— Вот и славно! Зимой ушица — божий дар.
Мишка ничего не знал про колоды, но спрашивать не стал: и так узнает!
Собрались они с дедушкой быстро. Дедушка только и взял с собой мешок да топор.
— Бегом нельзя, Мишатка! — сдерживал он. — Распаришься, а потом холодком пронижет. Это ж все! Воспаление легких.
Еще до реки стали попадаться плотные заячьи тропы. Следы на них свежие, четкие. Может, и Мишкин беляк только что пробегал тут? А вдруг выскочит сейчас и — прямо к Мишке!
— Гля, Мишатка! Кто вот это настрочил, а?
Мишка вглядывался в крестики следов, но так и не понял.
— Рябчики! — дедушка пошел дальше. — А вот?
След какой-то странный: две точки, две точки. Может, это копытца раздваиваются?
— Коза, наверно…
— Правильно, колонок! — засмеялся дедушка. — Он всегда лапки вместе держит. Так меньше проваливается. И соболь так же бегает, и горностай. Только у соболя след крупный, почти по твоей ладошке. А у горностая помельче, поострее. А вот, смотри…
— Волк! — сразу определил и заволновался Мишка.
— Не совсем! — улыбнулся дедушка. — Лиса. Вишь, как ходит — цепочку тянет. Следок за следком, что по ниточке. А лапка очень уж аккуратная, листочком. Волк — что собака, пальцы у него вразброс. Да и след двойной, нестройный.
Так, не пропуская ничего и все объясняя молчаливому Мишке, дедушка привел его к речке.
— Во! Глянь…
От стога сена удалялись, держась близко к снегу, большие желтые птицы.
— Косули! — Дедушка остановился и достал портсигар. — Голодновато им сейчас, Мишатка. Пусть заимствуют, а? Не обеднеем! Да и лишку я прикосил. Шмаков тоже их, можно сказать, учел. Есть у меня лицензия на двух косулек, но как-то рука не поднимается. Пусть живут, а?
— Конечно! — горячо поддержал Мишка. — Бить — так медведя.
— Да и медведя сейчас абы кому не дают. Тоже разрешение нужно.
— Ну! Что же, он на тебя бросается, а ты его не тронь?!
— А с чего бы он на тебя бросался? Медведь — зверь смирный.
— Ага! Смирный…
— Конечно, бывают случаи — на раненого наткнешься или непотревоженного. Если его зимой из берлоги выгонишь — тогда все. Озвереет вконец. Это шатун. Такого бить не запрещается.
Они шли по плотному снегу — вдоль замерзшей реки. На втором ее повороте, в самом центре излучины, оказалось устье широкого ручья. За ближайшими кустами лед был затрушен сеном.
— Вот и пришли, Мишатка. Отдохни, сейчас будем проверять.
Отдохни! Бревна катал, что ли? Ну ладно, пусть покурит…
Дедушка накурился и принялся за сено: стал сдвигать его на новое место. А под снегом лед тонкий-тон-кий — ступи попробуй! Все дно как на ладони. Камни, песок и коряги.
— Колья-то не трогай, Мишатка! А то уплывут паши колоды.
Дедушка достал из мешка топор и стал крошить чистый лед, пробивать его от берега до берега.
— Ну, вот и все. Теперь посмотрим!
Дедушка потянул за кол.
— Крепче держи, Мишатка! Не вырвет?
Течение было сильное, но Мишка с дедушкой-сильнее. Из воды показался темный дощатый ящик. Вот подтянули его к кромке, вот он пополз по заснеженному прочному льду.
— Баста! Открывай дверцу! Да вон, вон — сзади. Ну не голыми же руками, Мишатка! Куда торопишься?
Мишка приподнял дверцу-дощечку, заглянул внутрь и тут же отпрянул: в ящике копошились черные змеи.
— Э! Налимов испугался! Вот чудак.
Налимы! Мишка много знал про них. Отец часто рассказывал, как ловил их в детстве. Ночами — на живца, днем — колол вилкой в камнях. Но Мишка почему-то думал, что налимы совсем не такие. Уж больно они оказались страшные… Ну не страшные, а какие-то неприятные. Ишь, скользят! Усы распустили.
— Маловато, Мишатка, маловато. Четыре штучки Ну ладно, клади в мешок! Вторую потянем.
Мишка ухватил одного налима за хвост, потянул кверху. Рыба дернулась, будто подпрыгнула. Мишка резво отскочил. Налим скользил по льду возле самой кромки воды. Дедушка смотрел на него, но не шевелился. Мишка опомнился, бросился вперед и схватил рыбу почти в воде.
— Шустряк! — засмеялся дедушка. — А я, грешным делом, подумал, что уйдет.
— Я ему уйду! — Мишка стал выхватывать из колоды сильную рыбу и толкать ее в мешок.
Во второй колоде оказалось всего два усатика, а в третьей, что ближе к берегу, и вовсе ни одного.
— Ничего! На уху хватит. Сейчас больше и не будет, ход давно кончился. В ход-то колоды не ставят — браконьерство. Этак можно всего налима вывести. Давай-ка стянем ловушки на берег.
Солнце тускнело, висело совсем низко — вот-вот нырнет в чащобу.
— Попей, Мишатка, из проруби!
— Зачем, деда?
— Попей, попей! Это ручей особый. Попьешь из него — снова сюда вернешься когда-нибудь. Так потянет — никакая сила не удержит.
— Я и так вернусь, деда! — сказал Мишка, опускаясь на колени. Первый глоточек он сделал осторожно, словно боялся обжечься холодом. Потом осмелел и стал пить легко, как из кружки.
— Ну хватит, хватит! Горло побереги.
— Деда, а если папке этой воды повезти — его потянет сюда?
— Кто его знает… Вообще-то пить прямо из ручья надо.
— Эх, бутылку не взяли, а то попробовали бы.
— А ты, Мишатка, расскажи про этот ручей ему, про налимов, про особую воду. Это его тоже должно потянуть.
— Конечно! Я ему все расскажу. Про зайца, горностая…
— Про волка, Мишатка!
— Про волка?… А что про волка?
— Ну, как ты его поленом оглушил!
— …Не надо, деда. Мама знаешь какая! Больше сюда не пустит…
Рукавицы у Мишки обледенели, но внутри были сухие, теплые. Дедушка нес мешок, а Мишка топор.
К дому подошли уже в темноте.
Дядя Петя Шмаков ждал их в прихожей.
— А я уже встречать вас собрался! Что долго-то? Не провалились?
— Да вот рыбу кое-как дотащили! — Дедушка бросил мешок на пол, и он стукнул, будто был с камнями.
— Все не пустые! — Бабушка бросала налимов в эмалированную чашку. — Картошка уж сварилась, сейчас и ушица будет. Садитесь ужинать! Вон пирожки пока, а там и уха будет.
Дядя Петя не раздевался.
— Чего ты, Петр? — удивился дедушка.
— Да я… Это… Может, пойду сначала ледянку проверю?
— И то! — Дедушка пошел к вешалке. Мишка стал поспешно натягивать валенки.
— Совсем спятили! — всплеснула руками бабушка. — С мороза — и на мороз… Мальчишку-то чего таскать?!
— А ты удержи его! — сказал дедушка. — Удержи-ка своими пирожками! Чьи кровя!
— Опять за свое!
Бабушка обиженно повернулась и пошла к плите.
Сначала шли молча. Всем было немного неловко.
— Ты куда-то не туда ведешь, Петр! — опомнился дедушка.
— Туда, туда! — Шмаков прибавил шагу. — В клубе собрание охотников. И так уж опоздали….
…И вот все это уже прошло. Все. И собрание, и проводы Мишки. Стучат колеса, поезд спешит в город. Туда, где трамваи, катки, мороженое, театры, где ночью светлые улицы и много народу. Оттуда, где фыркает в конюшне трудяга Гнедко, где улицы присыпаны сеном и силосом, где над каждым домиком стоят по утрам столбы белого дыма, где глухой лес и быстрая река, чистый ручей с непростой водой… Туда, где мама и папа. Оттуда, где бабушка и дедушка…