ядов и сладкого ожидания чего-то необъяснимого.
На такой вечеринке Николай и познакомился со своей будущей женой Верой — в меру общительной, серьезной девушкой, решившей посвятить свою жизнь экономике предприятий легкой промышленности. Николая устраивало в ней все, ее будущая профессия — тоже, потому что всеми нитями была связана с городом, из которого он не уехал бы ни под каким предлогом. Но родители ее, познакомившись с будущим зятем, неожиданно настроились против него.
Свадьба была студенческой. Поздравления от Вериных родителей они не дождались. Когда разошлись друзья и Николай обнял Веру, та сказала сухо:
— Учти! У твоей матери я тоже побываю только один раз.
Время шло. Оно похоронило жестокие слова молодой жены. Но однажды Николай получил от матери письмо. Она собиралась к ним в гости и спрашивала, что привезти внучонку.
— Нет! — отрезала Вера. — Ответь ей, что нечего у нас делать.
Это было похоже на дурной сон. Несколько дней он ходил сам не свой. И он решился. Сел писать матери — приглашать не в гости, а насовсем.
— Не трудись! — остудила его Вера. — Я уже написала.
Внешне у них все оставалось по-прежнему. Но испарилась радость совместного существования. Иногда он всерьез думал о разводе, но на этот шаг не хватало характера, а может — и уверенности в своей правоте. К тому же засасывала работа — сначала на стройке, потом в тресте. И мысли о разводе отодвигались, а после похорон матери вовсе как-то испарились. Ему было теперь все равно.
Иногда его бесило, что сын липнет к Вере, а с ним становится скованным, будто испуганным. Старался не замечать этого, но не очень-то получалось.
Вера стала хорошим экономистом. Легко поднималась по служебной лестнице. А он узнавал о ее повышениях как-то случайно, не от нее самой. Это угнетало. Ему стало казаться, что она вообще ведет неизвестную ему жизнь. Иногда снилось, что у нее есть еще один ребенок, не от него. И этот ребенок живет сейчас у того, кто имеет к нему прямое отцовское отношение.
— Что вы загрустили? — спросила Валентина. — Главное — это перешагнуть порог.
Они сидели с братом в креслах, отделенные журнальным столиком, и при мягком свете низкого торшера смотрели на впечатлительного князя Мышкина. Из кухни доносился веселый разговор вперемешку со смехом. Внимание Николая дробилось. Кино он воспринимал слабее, чем все остальное: бесшумные появления Марины, приносящей что-то то в глубокой, то в мелкой фарфоровой посуде, вкрадчивое мурлыканье трущегося об ногу котенка, груду пластинок в ярких конвертах на голубом паласе, огромный аквариум с зеленоватой подсветкой.
— Васюша в своем амплуа! — сказала Марина, поднося к столику два мягких стула. Николай взглянул на брата. Тот безмятежно спал, уткнувшись подбородком в грудь.
— Вот так мы и поженились,. — Марина переставляла тарелки и улыбалась, видимо вспоминая что-то забавное и приятное. — Прихожу как-то в кино — садится рядом вот этот молодой человек. И — на тебе! Головку мне на плечо… Посапывает… Ну, не будить же!
— Сейчас я его разбужу! — Валентина стояла позади Николая, облокотившись на кресло. Она выключила телевизор и присела возле радиолы. — Заодно помучаю и ваше одинокое сердце.
— Этому сердцу и так прошлой ночью досталось. Так и утухли в обнимку! Ты знаешь, сколько они выкурили?! Ужас!
Пластинка вращалась мягко, без шороха, и возникла еле слышная мелодия. Она подкрадывалась, росла, наполняя просторное и уютное жилое помещение. Потом, через паузу, будто ударился о стену хрупкий стеклянный шар. Крупные и мелкие осколки разлетелись, стали дробиться, осыпаясь на пол и издавая отчаянно веселые, бесшабашные звуки.
— Во! — встрепенулся Василий. — Душа вразнос. Валик?!
— Мужчины, вина! — взмахнула легкой рукой Валентина. Николай замешкался, не в силах оторваться от ее счастливо разгоревшегося смуглого лица, а Василий уже держал длинную прозрачную бутылку и осуждающе смотрел на хозяйку.
— Я ведь все равно Марину не брошу! — ухмыльнулся он.
— Ладно, посмотрим… — Валентина озорно и зазывно взглянула на Николая.
— Ну, Валентина! Пришиваешь человека к креслу, — шутливо рассердилась Марина. — Брось свои цыганские выходки!
— А что я могу поделать, если он мне нравится и если я действительно цыганка?
— Что делать, что делать! — комично заерзал Василий. — Смотри на меня! Как же я теперь буду, Валик?
— Не знаю…
Николай смотрел на хозяйку и против своей воли перемещался в давно прошедшее время.
— …Правда, Николай?
Он очнулся и посмотрел на Валентину.
— Здравствуйте! Где же это вы были?
— Простите, задумался.
— Тоже за жизнь?
— Да! За самое ее начало.
— С удовольствием бы послушала! Нет, честное слово… Да не толкай ты меня, Марина!
Николай встал и направился к радиоле. Валентина оказалась рядом, придержала его руку.
— Нет, нет! Это не то, что способно растопить лед, в который… Пожалуй, вот это! В который заковано мужественное и одинокое…
— Я вам ничего такого не говорил, — Николай старался не глядеть ей в глаза.
Она тут же опустила иголку.
— Ни на что уже не надеясь, приглашаю вас и… только вас на этот белый танец.
Василий и Марина уже танцевали, отдалившись к телевизору, и о чем-то тихонько говорили.
Валентина была легка в движениях и, то отстраняясь от него, на секунду выпрямив обнаженные и лежащие у него на плечах руки, то будто сдаваясь и безвольно приникая к его груди, будила в нем какое-то почти неведомое до этого наслаждение. Ему очень хотелось, чтобы она перестала играть, посмотрела в глаза прямо и ясно, и немного боялся этого, потому что рядом танцевали брат с женой, от которых ничто не укроется. Дурацкое положение, думал он, ощущая под вспотевшей ладонью гибкий стан. На частых городских сборищах его солидных уже друзей тоже много танцевали и веселились, флиртовали с женщинами и шутливо ревновали. Но это было устоявшимся и привычным и не волновало.
— Валя-Валентина, — сказал он тихо, стараясь придать голосу тот шутливый оттенок, который при необходимости помог бы ей продолжить начатую игру. — Я смешон, правда?
— Очень, — ответила она тотчас.
— Даже очень?!
— Еще бы! Вбили себе в голову, что я хочу окрутить вас…
— Да вы что! — он остановился и изумленно посмотрел на нее. Ответный взгляд ее был прям и ясен.
— Разве не так? Да танцуйте же, танцуйте! Не устраивайте сцен… Пусть я не нравлюсь вам, но я ведь хозяйка! Вы обязаны хоть для виду поухаживать за мной…
— Только для виду?
— Вы способны на большее?!
Она заводила его, и было не понять — для продолжения начатой ею игры или с цепким умыслом, на который способны женщины, которым решительно нечего терять, кроме опостылевшего одиночества. Но она была молода, красива и энергична, поэтому он не мог заподозрить ее в коварном умысле.
— Я не думаю, что в таких делах нужны особые способности.
— В каких делах? — она смотрела удивленно и настороженно.
— Я что-то сказал не так?
Музыка смолкла, и Валентина отошла от него. Василий выключил радиолу. Стало совсем тихо.
— Николай! — окликнула Валентина повеселевшим голосом. Он подошел и сел рядом. — Вы надолго… к нам?
— Нет, — ответил он и почему-то смущенно посмотрел на Марину. — Завтра уезжаю.
— Хотите — погадаю на дорогу?
— Вы серьезно?
— Вполне! Дайте руку… Ну, не бойтесь! Я не роковая женщина, хотя и цыганка… Какая рука! Интересно, скольких несчастных женщин она обнимала?
Он чуть было не отдернул руку.
— Вот… Ну хорошо, хорошо, пусть это будет нашей тайной! Все равно вы не любили их.
— Конечно! — засмеялась Марина. — Разве можно любить кого-то, кроме тебя!
— Меня? Нет, меня он не любит! Не смущайтесь, Николай. Вы не виноваты, что такой. Вы многое теряли и не замечали… — Она равнодушно выпустила его руку и повернулась к Василию.
— Васька! Выпьем, что ли, черт ты этакий! Садись, родная душа… Нет, правда, Марина! Посмотри — у нас с ним и руки одинаковые.
Николай чувствовал легкую обиду — совсем детскую и, можно сказать, смешную. Он не отрываясь смотрел на эту быстро меняющуюся женщину. Младший брат ухаживал за ней совершенно непринужденно, словно находился в собственном доме. И неожиданно Николай очень ясно увидел их удивительную схожесть. В чертах лица, в посадке головы. «Пьянею, — подумал он, — чертовщина какая-то!»
Да, она была похожа на Василия.
Домой возвращались в молчании. Марина держала братьев под руки и не поднимала головы. Казалось, она считает шаги.
Николай остался покурить на крыльце. Минуту спустя вышел и Василий, прислонился к плечу брата, навалившись грудью на перила.
— Она… правда цыганка? — спросил Николай, выпустив из пальцев докуренную сигарету.
— Правда. А что, Коль, не похожа?
— Да как тебе сказать…
Всходила маленькая сентябрьская луна. На соседской половине дома глухо бормотал телевизор.
— Как же она здесь оказалась?
— Долго рассказывать. В общем, мать свою здесь нашла. Я говорил тебе — цыганка у нас похоронена. Умерла при родах. Отец увез Валентину.
Николай дрожащими пальцами нащупал в кармане сигарету.
— Николай, Васюш! — мягко окликнула в приоткрытую дверь Марина. — Простудитесь!
Под утро, в мгновенном сне, он увидел маленький беленький домик, из которого он ушел — или только что, или давным-давно. Он знал, что в домике осталось самое дорогое — мать, братишка и еще кто-то, кого вроде бы и не должно быть. Он захотел вернуться. Но никак не мог одолеть открытого пространства — ноги не отрывались от земли.
Он проснулся в поту и долго прислушивался к биению сердца.
Марина была уже на кухне — в халате и тапочках. Он смутился под ее взглядом — доверчивым и открытым.
— Поспал бы еще! Всю ночь ведь ворочался.
Он подошел к окну и отодвинул короткую штору. Родное село просыпалось. Окна домов излучали свежий утренний свет.