– Какое у тебя любимое животное? У меня – обезьяна. Иногда я жалею, что сама не мартышка, так-то, подруга! Представляешь, как круто было бы целый день качаться на деревьях и жевать бананы? – говоря это, она принялась прыгать туда-сюда, изображая обезьяну.
– Ну, во‑первых, то, что обезьяны питаются бананами, – это миф. В основном они едят листья, цветы и птичьи яйца. Некоторые действительно едят и бананы, но это не единственная их еда… А во‑вторых, какого хера ты меня об этом спрашиваешь?
– Эй-эй, «Энциклопедия Браун» [1], полегче, не кипятись! Я просто пытаюсь вести светскую беседу чтобы капельку тебя развеселить. Мне печально видеть, что ты грустишь, и, кроме того, нам ведь предстоит некоторое время спать рядом. Вот я и подумала, что хорошо бы узнать друг друга. – Тут она слегка тряхнула волосами, напомнив мне Джастина Бибера. Я не могла не рассмеяться.
– И что тут такого смешного? – спросила она, шутливо тыкая меня пальцем в бок.
– Эй, перестань! – воскликнула я. Наверное, никто на свете так не боится щекотки, как я. – Да нет, ничего. Просто ты немного… ты так характерно откинула волосы. Это напомнило мне…
– Следующая! – рявкнула охранница на Джесси, прерывая наш разговор.
Получив свой поднос, она отошла в сторонку и стала ждать меня. Очевидно, подразумевалось, что теперь мне предстояло сидеть с ней. Мы с Брэнди раньше сидели вместе, и меня очень раздражало то, что эта телка пытается занять ее место, чтобы поднять мне настроение – или как там она сказала.
Джесси уселась за столик в углу, и я неохотно заняла стул напротив нее. Я только начала ковырять свой французский тост, и тут незнакомая роскошная девица подошла к нашему столу и коснулась плеча Джесси. У нее была сияющая черная шевелюра, что смотрелось очень странно, потому что у большинства девушек здесь волосы были тусклые и посекшиеся, слипшиеся от пота в результате ломки, и особой чистоплотностью они не отличались. А эта девица выглядела как чертова супермодель.
– Привет, Джесси, давно не виделись! А тебе здесь как медом намазано, верно? – сказала она, улыбаясь. Голос у нее был как у долбаной сотрудницы «секса по телефону». Я пыталась игнорировать их разговор, но Джесси представила меня этой новоявленной Анджелине Джоли, как раз когда я запихивала в рот гигантский кусок хлеба.
– Шона, знакомься, это… Погоди-ка, блин, я еще даже твое имя не спросила! Как тебя зовут? – воскликнула Джесси.
– Тффн, – пробубнила я с набитым ртом.
Джесси рассмеялась и указала на меня рукой:
– Это моя новая подруга Тиффани.
Я улыбнулась в ответ с полными щеками еды, как гребаный бурундук, и улыбка на личике Шоны поблекла, сменившись раздраженным выражением.
Мы с Брэнди раньше сидели вместе, и меня очень раздражало то, что эта телка пытается занять ее место, чтобы поднять мне настроение – или как там она сказала.
Она растянула губы в неискренней улыбке и быстро бросила «привет», смерив меня взглядом с ног до головы.
– Кстати, Джесси… приходи потом в мою камеру. У меня есть кое-что, что я хочу тебе показать, – сказала она, подмигнула и удалилась.
Я глянула на Джесси, подняв брови.
– Я в курсе, что она грубиянка. Не обращай внимания. Она всегда ревнует, когда я разговариваю с девушками.
Я наблюдала за Джесси, которая с хлюпаньем прихлебывала апельсиновый сок из чашки, совершенно растерявшись.
– А с чего бы ей ревновать? Это как-то странно, – сказала я.
– Ага. Она – моя бывшая. Мы встречались сто лет назад, и она так и не смогла смириться. Я сильно действую на дамочек, – ответила Джесси, подмигивая мне.
Это подмигивание… у меня аж завибрировало всё.
– А! Дошло. Ты – лесбиянка. Поняла. Не, это круто. Я целиком и полностью поддерживаю геев. У меня есть друзья геи, так что… да, отпад.
Я как можно скорее сунула в рот яйцо, чтобы больше не пришлось ничего говорить. Наверняка выглядела настоящей долбаной идиоткой. Но я, черт возьми, действительно не знала, что еще сказать.
Джесси аж оторопела, а потом расхохоталась до слез.
– Да иди ты на хер, подруга! – рассмеялась я в ответ.
– О боже мой! Ничего лучше в жизни не слышала! «У меня есть друзья-геи». О господи! – никак не могла успокоиться Джесси. – Прости! Ффухх… Да, я лесбиянка. Я считаю, что женщины – самые чудесные создания на земле. Их глаза, их груди, их смех, всё в них сводит меня с ума.
Я неловко кивала, пока она говорила, изо всех сил стараясь казаться дружелюбной.
– Но не парься, – добавила она. – Я не собираюсь наброситься на тебя, когда ты будешь спать, или что-то в таком духе. В смысле… если только ты сама не захочешь, – договорила она с дьявольской усмешкой.
Вот опять что-то внутри екнуло! Что, блин, со мной творится?
Я начала бессознательно поправлять волосы и ерзать, стараясь сесть прямее. Не знаю, что на меня нашло, но вдруг, ни с того ни с сего, мои чувства к Джесси начали… меняться. Я смотрела, как она ест свой французский тост, и не могла не ощущать некоторый… интерес, что ли? Не могу объяснить, что я чувствовала, особенно учитывая, что все эмоции теперь были в новинку. Единственное, что было ясно, – это что я чувствовала себя польщенной, когда узнала, что Джесси влечет к женщинам, и особенно после того как она была так добра и заботлива по отношению ко мне.
Она поймала мой взгляд, и я тут же уставилась в свою тарелку.
– Что? – спросила Джесси с усмешкой.
Иисусе! У меня начало покалывать внутреннюю поверхность бедер. Да что тут такое происходит?!
– Жираф, – сказала я, глядя на нее через стол.
– Чего? – переспросила она с растерянным видом.
– Жираф. Жирафы – мои любимые животные.
Я почувствовала, как вспыхнули щеки, и осознала… что внезапно впервые в жизни втрескалась в девушку.
11
– Доброе утро, красавица! С Рождеством!
Я поежилась, когда она произнесла эти слова. Я лежала без сна уже несколько часов, тупо пялясь на нижнюю сторону койки своей соседки. Этим утром депрессия оплела меня своими кольцами, точно змея. Я чувствовала себя парализованной.
Рождество всегда было моим любимым праздником, но в этом году оно стало душераздирающим напоминанием о том, что моей привычной жизни больше не существует. Я закрыла глаза и мысленно перенеслась в прошлое Рождество. Элиот разбудил меня, принеся в постель чашку горячего кофе. Ему полагалось быть на дежурстве, но он сказал, что подготовил для меня сюрприз и не сможет дождаться вечера. Он положил на подушку рядом с моей головой маленькую квадратную коробочку и удовлетворенно улыбнулся.
– Открывай, – потребовал он, садясь рядом.
Я сонно улыбнулась и села в постели. Потерла глаза, прогоняя сон, и начала снимать сверкающую серебряную оберточную бумагу. Тут мой мозг наконец проснулся, и я резко остановилась, не вскрыв до конца подарок.
– Погоди, мне очень-очень срочно нужно пойти пописать! – протараторила я, отдергивая одеяло и на цыпочках бросаясь в ванную.
До меня дошло, что сейчас придется изображать волнение и благодарность за подарок, лежавший в коробочке, каким бы он ни был, и одна мысль об этом лишила меня сил. В ванной я пустила воду и торопливо вытащила пакетик с таблетками и шприц из коробки с тампонами, стоявшей под столешницей.
Мне пришлось делать это быстрее, чем обычно, поскольку Элиот буквально ждал меня под дверью. Я спешила, подготавливая все необходимое, стараясь не звякнуть ложкой о столешницу, отложив ее в сторону.
– Поторопись, детка, мне пора на работу, – окликнул он меня.
– Иду! Я зубы чищу, не хочу пугать тебя запахом изо рта, когда буду целовать! – крикнула я, оборачивая ремень вокруг бицепса и туго его затягивая. Я знала, что за это мне уготовано место в аду. А теперь даже не могла начать взаимодействовать с другими людьми, пока не уколюсь наркотиком. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала как.
– Алло-о-о-о! Земля вызывает Тиффани, прием! Я говорю – с Рождеством тебя! – проговорила Джесси, махая ладонью у меня перед носом и выдергивая из грез наяву.
– Ой, привет! Да, прости. Сегодня у меня какой-то странный день, – ответила я.
– Еще бы! Рождество в тюрьме – это отстой. Но есть и положительная сторона, – начала она с присущим ей оптимизмом. – С минуты на минуту должны прийти дамочки из церкви, они раздадут нам носки и шоколад. Так что день не совсем потерян. – Она улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать меня. Я обхватила ее затылок и притянула ближе. Сегодня мне была нужна любовь. Хоть я и была окружена людьми постоянно, чувствовала себя такой… одинокой. Мое сердце замерло, когда она обвила мой язык своим и мягко нажала на основание моей шеи.
Я не могла начать взаимодействовать с другими людьми, пока не уколюсь наркотиком. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как.
Мы с Джесси встретились только пару недель назад, но неделя в тюрьме кажется целой жизнью.
Она ненадолго оторвалась от моих губ и заглянула прямо в глаза. Мое сердце тут же принялось безудержно колотиться, и, когда она сграбастала меня за затылок и притянула к себе для еще одного поцелуя, я заметила, что ее дыхание стало намного более тяжелым.
Джесси выпустила мою шею и медленно переместила ладонь на грудь. По внутренней поверхности моих бедер побежали огненные мурашки, когда она начала потирать и нежно мять ее в ладони. Потом она толкнула меня обратно на койку и легла сверху. Мне до боли хотелось, чтобы она потрогала меня между ног.
Должно быть, Джесси прочла мои мысли, потому что прижалась своей грудью к моей и приподняла таз, создавая пространство, чтобы скользнуть рукой под мои штаны. Но, прежде чем она успела меня коснуться, металлический лязг дверей заставил ее отпрянуть от меня со скоростью света и встать навытяжку. Я, тяжело дыша, бросила взгляд на дверь и увидела, что в блок вошел охранник.