Внезапно, не давая себе времени передумать, я швырнула тубу обратно в ящик и вышла из комнаты, даже не позаботившись задвинуть его обратно. Мне надо было срочно убраться оттуда. Я не собиралась позволить своей зависимости победить меня – не в этот раз. Я зашла слишком далеко и не намеревалась сдаваться.
Мне удалось сделать целых два шага за порог, когда разум внезапно отключился. Темная сила взяла верх, а я могла лишь бессильно наблюдать за этим со стороны. Откуда-то издалека я видела, как мое тело развернулось и ноги двинулись обратно к трюмо, прежде чем мозг успел оценить, что происходит.
– Остановись! – вслух крикнула я самой себе. – Не-е-е-ет!
По лицу заструились слезы. Я не могла положить конец происходящему. Я была бессильна.
Знакомое «чпок» открывающейся крышки тубы стало самой приятной и душераздирающей музыкой для моих ушей. Я знала, что будет дальше.
Вытряхнула на ладонь таблетку и вернула тубу в тайник под носками.
Пару минут спустя я уже смотрела на протянувшуюся передо мной белую дорожку. Она напоминала снежную пыль. Я слизала оболочку с «окси» и растолкла ее в пыль без единой мысли. Все происходило механически; я проделывала то же самое столько раз, что все действия были запрограммированы в сознании.
Я без колебаний вставила скатанную в трубочку однодолларовую купюру в ноздрю, наклонилась и глубоко вдохнула. Заднюю стенку гортани обволокло порошком, и привычное жжение в носу поприветствовало меня, как старый друг.
Я сунула купюру в лифчик как раз в тот момент, когда мозг превратился в желе, и теплое ощущение жидкой релаксации заструилось по венам. Етить-колотить, как же я скучала по этому чувству! Да кто смог бы добровольно отказаться от него?
Казалось, меня баюкают в теплых объятиях. В объятиях, которых я не могла получить ни от кого другого.
Мир вокруг меня резко замедлился, руки, казалось, стали весить по десять кило каждая. Я перекатилась на бок, чтобы прикурить сигарету, и осознала, что едва могу пошевелиться. Закрыла глаза, а когда открыла снова, сквозь жалюзи уже бил свет и падал на стену. Я посмотрела время на телефоне и поняла, что пропустила три звонка и два СМС от своего парня. Паника плеснулась внутри, и я попыталась вспомнить, когда именно уснула. И самое интересное, почему спала, не сняв обувь?!
Воспоминания о предыдущем вечере внезапно нахлынули на меня, точно приливная волна.
О боже мой! Я сорвалась.
Я сунула руку в лифчик, нащупала там скатанную купюру и застыла. Это действительно случилось. Это был не сон. В голове зашумело, я ощутила внезапную тошноту. Перегнулась через край кровати и облевала всю чистую одежду, которую не позаботилась сложить.
Моя голова уныло покоилась на руке, и в сознании проносился миллион мыслей. Это уже слишком! Разочарование, вина и стыд терзали меня непереносимо. Как я могла?! Я зарыдала, осознав, что все испортила, и сразу же решила, что больше никогда не хочу ощущать ничего подобного. Значит, мне нужно приглушить эти чувства, заставить боль уйти достаточно надолго, чтобы успеть разобраться со своими мыслями. Мне нужна была «дорожка».
Я начала было толочь оставшуюся половинку вчерашней таблетки, и тут стук в дверь заставил меня подпрыгнуть до потолка.
Я торопливо запихнула все приготовленное в верхний ящик своей тумбочки и оттянула жалюзи, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, кто там приперся. Когда взгляд сфокусировался на незваном госте, моя душа ушла в пятки.
На подъездной дорожке стояла полицейская машина.
Да это просто праздник какой-то! Я быстро глянула на себя в зеркало и попыталась пригладить волосы, одновременно устремляясь к входной двери. Вдохнула поглубже, распахнула ее и улыбнулась…
– О, здравствуйте, офицер! Решили навестить меня во время дежурства? Как романтично! – воскликнула я, подавшись вперед, чтобы поцеловать своего бойфренда.
27
– Так, стоп-стоп, подождите, – проговорила доктор Питерс, поднимая руку.
Она смотрела на меня так, словно я была задачкой на вычисление, которую нужно было решить.
– Прошу прощения, это просто… ну, я как-то растерялась, – проговорила она, явно озадаченная чем-то, что я сделала.
– Что? Вы разве мои файлы не читали?
Это я еще не добралась до главного; и что, черт возьми, у этой леди с лицом? Она ведь вроде бы доктор, или психиатр, или кто-то там еще; в смысле разве она не привыкла разговаривать с психами вроде меня?
– Э-э, ну-у… – протянула она с выражением явной неловкости, – очевидно, я кое-что пропустила, когда смотрела вашу папку. Я прочла ваше обвинительное заключение, присланное из тюрьмы, но даже не представляла, что он…
– Был моим парнем? – перебила я.
– Верно.
Вид у нее был то ли нервный, то ли стесненный – я не поняла.
– Ага, понимаю. Похоже на сюжет боевика, верно? – рассмеялась я. Мне эта ситуация не казалась смешной; просто я внезапно почувствовала себя крайне неловко. В смысле, что полагается говорить в такие моменты? О боже мой, я в курсе, что я абсолютный кусок дерьма, да? Дай пять!
Она смотрела на меня поверх очков, и это напомнило взгляд, которым окидывала меня мать прямо перед тем, как задать хорошую взбучку. Кажется, у меня проблемы.
– Следует ли нам… простите, следует ли нам на этом прерваться? Вы хотите, чтобы я остановилась? Потому что, если вам надо, ну, просмотреть мои документы или что-то…
– Нет-нет, продолжим. Извините. Я просто несколько удивлена, вот и всё. Можете продолжать. Мы просто, э-э, посмотрим, насколько далеко нам удастся сегодня продвинуться. Хорошо? – спросила она, бросая взгляд на часы.
– Ладно. Тогда откуда мне… э-э… начать?
– Ну почему бы вам не рассказать мне, что случилось в то утро, когда он приехал к вам домой, после того как у вас случился рецидив?
– Хорошо, – кивнула я и откинулась на спинку кресла, садясь поудобнее. Пару секунд раздумывала: может, следует подсластить пилюлю? Может быть, она к такому не готова? Мне совершенно не хотелось ее грузить. Да на хрен, подумала я, лучше уж выложить все сразу, чтобы у нее действительно появился шанс починить то, что сломалось в моей свернутой набекрень башке.
В то утро, когда Элиот заехал ко мне – незваным, должна подчеркнуть, – не случилось ничего примечательного. Он не входил внутрь, к счастью, потому что в доме воняло так, будто там снимали «Непропеченного‑2».
Просто заехал по пути, привез кофе, мы немного поболтали, и он уехал. Глядя вслед тормозным фонарям его машины, я ощутила укол вины. Элиот сегодня казался таким счастливым. Вот и что мне надо было сказать, что я опять сорвалась, и разбить ему сердце? Это будет труднее, чем мне представлялось.
Да на хрен, подумала я, лучше уж выложить все сразу, чтобы у нее действительно появился шанс починить то, что сломалось в моей свернутой набекрень башке.
Он был добрейшим человеком из всех, кого я знала, и мне вдруг стало до ужаса плохо из-за того, что он влюбился в такой кусок дерьма, как я. Он заслуживал намного лучшего.
Я отпросилась с работы, потому что понимала, что никак не смогу любезничать с незнакомыми людьми, когда вокруг рушится мой гребаный мир. Отпрашиваться тоже было нехорошо, поскольку я только что получила повышение и теперь исполняла обязанности менеджера. Мне бы сегодня потренироваться в снятии кассы в конце смены, да хрен там.
Вместо этого я бо́льшую часть дня пролежала в постели, куря траву и размышляя о том, как мне облечь свою новость в слова.
Привет, малыш, помнишь, у меня была зависимость от наркотиков? Так вот – сюрприз! Черт, нет, это никуда не годится.
Привет, милый, один короткий вопрос, по шкале от одного до десяти – угадай, у кого вчера вечером случился рецидив? Да ети твою налево!
Миленький, помнишь, ты говорил, что я восхитительная и что тебе кажется, что ты в меня влюблен? Так вот, вчера я занюхнула горсть наркоты, пока ты патрулировал улицы, защищая общество, потому что я гребаная дура, и мне жаль, но мы не можем быть вместе. Вот это похоже на правду.
Я схватила телефон и решила позвонить своей лучшей подруге Кайле. Это она отвозила меня в реабилитационный центр. Ну, строго говоря, это я сама себя отвозила, а она сидела рядом на пассажирском сиденье, растирала таблетки и выкладывала их передо мой дорожками, чтобы мне не приходилось отрывать руки от руля.
Мы пристрастились к «колесам» вместе и не так уж часто общались с тех пор, как я вышла из реабилитационного центра; она «торчала» по-прежнему, и было трудно находиться рядом с ней. Поэтому я держала дистанцию – вплоть до этого момента.
– Алло?
– Привет, – сказала я.
– Приве-ет?
– Ну да, что такого-то?
– Эм-мм… ничего. А что случилось?
Между нами действительно была тесная связь; она уже по моему голосу поняла, что что-то не так.
– Я сорвалась.
– Да иди ты!
– Клянусь.
– Тиффани…
– Я знаю.
– Уже еду!
Ну, возможно, вы подумали, что она едет для того, чтобы подставить мне жилетку или поддержать меня словами ободрения. Но в тот момент, когда я вешала трубку, мы обе знали, зачем она едет.
Следующие два часа мы занюхивали дорожки и курили сигареты.
Я рассказала ей, что случилось, а она только смеялась и качала головой над моим сложным положением. В смысле, я ведь состояла в гребаных отношениях с гребаным помощником шерифа, господи помилуй, с тем самым, которого вот-вот собиралась бросить его подружка-наркоманка, то есть я! Да что я за идиотка такая?
– На самом деле я оказываю ему услугу, – говорила я, слизывая остаток порошка с пластиковой карты, которой толкла таблетку. – В смысле пусть лучше он узнает сейчас, чем потом. Честно, мне кажется, я отчасти потому и сорвалась – из-за стресса, понимаешь? Из-за того, что я встречаюсь с копом.
Кайла заторможенно кивнула, прищурив глаза. Я видела, что она не понимает ни слова из того, что я говорю, но проработать собственные мысли было… приятно. Я решила хорошенько оттянуться перед встречей с Элиотом. Это будет невероятно трудный разговор, и мне нужно было сбросить напряжение.