Я сидела в доме полицейского и держала на коленях портфель, набитый «колесами» на тысячи долларов. Даже захоти я это распродать, не знала бы, с чего начать, – и мне потребовались бы годы, чтобы сбыть с рук все до конца. Неужели Мич всерьез думал, что я буду ездить по городу и торговать наркотой из своего гребаного багажника?! Иисусе, что, если меня поймают с этой дрянью? Я мысленно так и видела заголовки: «Подружка копа арестована с шестью миллиардами фунтов наркотиков».
Это было скверно. Более чем скверно. Пару часов назад я переламывалась на полу в кухне и хотела умереть, потом впервые в жизни укололась, едва не была изнасилована своим поставщиком, застряла посреди гетто без бензина и была спасена старым другом, который навязал мне чемодан с целой «аптекой» внутри. Как моя жизнь превратилась в эпизод «Сумеречной зоны»?
Я засунула портфель в шкаф, завалив его кучей одежды, и пошла в гостиную, где терпеливо ждал Элиот с миской попкорна на коленях и фильмом, поставленным на паузу. Он выбрал кино под названием «Зловещий». Как раз в тему.
Прошло две недели с тех пор, как Мич передал мне портфель, и, надо сказать, я на диво успешно разгружала лавочку. Я изучила информацию по запросу «как стать хорошим драгдилером» и нашла массу очень нужных советов, самым полезным из которых был следующий: люди будут покупать больше, если предлагать им скидку за оптовую закупку. Я обратилась прямо к Лазарусу и сделала ему предложение, от которого он не смог отказаться, насчет «колес» – по крайней мере, тех, которые я не хотела оставить себе. Лазарус не торговал другими наркотиками, поэтому все остальное нужно было продать где-то в другом месте. Не буду лгать, это было потрясающее ощущение – торговать наркотой прямо из портфеля; я даже всерьез подумывала, уж не переименоваться ли мне в Паблину Эскобар, но решила не бежать впереди паровоза[5].
Кроме того, я совершенно уверена, что Пабло Эскобар никогда не кололся собственной «дурью». А я поняла, что этого не миновать, в ту же минуту, как увидела все эти пакетики в кейсе. Я – зависимая, бога ради! Это все равно что дать ребенку мороженое и не разрешать его есть.
Я стала регулярно колоться наркотой, перестав нюхать. Просто выяснила, что, когда колешься, вещества на дозу уходит меньше. Это был весьма мудрый финансовый ход с моей стороны – отказаться от приема через нос.
Я была в долгах и до того, как получила портфель, а теперь мой долг утроился, потому что я употребляла наркотики из него, вместо того чтобы торговать ими. Нужно было что-то придумать – и поскорее, чтобы не пришлось бежать из страны и скрываться от Мича всю оставшуюся жизнь.
– Если заводить щенка, какую породу ты хотела бы? – спросил Элиот, прокручивая фотки собак на экране телефона.
– Маленькую, хорошенькую, пушистенькую. Предпочтительно такую, которая не какает. – Я уже давно клянчила у Элиота щенка, потому что у меня никогда не было собственного домашнего любимца. Он всякий раз отказывал, но я наконец добила его. Еще час – и мы уедем из дома, а вернемся уже с новым членом семьи! Я изнывала от нетерпения.
На столе зажужжал мой телефон, и только я протянула к нему руку, как Элиот остановил меня.
– Не дай бог тебя вызовут на работу! Это наш единственный совместный выходной. К тому же мы сейчас едем за щенком! – сказал он, раздраженно глядя на меня.
Я была в долгах и до того как получила портфель, а теперь мой долг утроился, потому что я употребляла наркотики из него, вместо того чтобы торговать ими.
– Перестань! Это наверняка не с работы, а даже если так, скажу, что не могу. Я ведь целую вечность хотела собаку – ты правда думаешь, что я предпочту слушать вопли клиентов? – успокоила я его, открывая сообщение.
От Моники.
Привет, девочка, я знаю, мы с тобой не разговаривали с тех пор, как я ушла в декрет. Но Джетт сказал, что ты достала ему зелень. Не сможешь добыть мне немножко голубеньких. Мне нужно 50. Возьму по 35 за штуку. Дай знать.
– Малыш… надо ехать, – сказала я, вскакивая с дивана. Элиот помрачнел, вид у него был растерянный и расстроенный. – Прости, дорогой, но это ЧП. Менеджер заболел и был вынужден уехать домой. Больше у них никого нет. Это максимум на пару часов, клянусь, а потом мы поедем в зоомагазин. Мне так жаль! – проговорила я, целуя его в лоб и убегая в спальню прежде, чем дождаться ответа.
Я схватила пять пакетиков и сунула их в лифчик, одновременно торопливо натягивая рабочую одежду. Я понимала, что лгать Элиоту – это свинство. Но, честно говоря, просто не могла упустить это предложение. «Голубенькие» идут по двадцать баксов за штуку, а эта идиотка, видимо, была в достаточно отчаянном положении, чтобы заплатить чуть ли не вдвое больше. Чтобы получить хоть какой-то шанс выплатить деньги Мичу, я должна была ехать – и немедленно.
Двадцать минут спустя я была на месте. Запомнила ее дом с того вечера, когда высадила у него Монику, шантажом заставив отдать мне пять таблеток. Меня даже совесть не мучила; она сама травила близнецов в своем животе и плевать на это хотела. Она знала, что не права, и, возможно, именно поэтому без стеснения обратилась за наркотой ко мне.
Входная дверь распахнулась, и я увидела Монику. Она улыбалась и держала на руках одного из своих детишек. Я глазам не поверила, увидев, насколько она похудела. Явно продолжает сидеть на наркоте.
– Привет, Моника, – сказала я, подходя к крыльцу. – Кто этот маленький паренек?
– Это Лиам, его сестра спит, так что давай потише.
Она на цыпочках вернулась в дом, я пошла за ней. Если честно, я была почти уверена, что служба защиты детей отберет их у Моники в ту же минуту, как они появятся на свет, учитывая, что она до их рождения таскала при себе по пять сотен «колес». Лиам же выглядел… на удивление здоровым для малыша с врожденной зависимостью от наркотиков.
– А где твоя грымза? – спросила я, оглядываясь, когда она закрывала за мной дверь.
– Моя грымза? О чем это ты? – озадаченно спросила Моника.
– Ну да, твоя грымза, бабуля или кто там еще. В общем, та леди, которая вроде как должна была меня поколотить. В тот вечер, когда высадила тебя здесь, ты сказала, что она будет недовольна.
Моника вдруг принялась качать и баюкать Лиама, что было странно, поскольку малыш и не думал плакать.
– Начинает беспокоиться, пойду-ка я уложу его, – сказала она, разворачиваясь и уходя дальше по коридору. Возможно, она обладала какими-то материнскими суперспособностями и интуитивно чуяла, когда ее ребенок ощущал неудобство, потому что мне лично казалось, что с ним все в порядке. Странно…
Как только хозяйка дома скрылась из виду, я начала осматриваться в гостиной. На полу валялись грязные подгузники и сигаретные бычки, и мне внезапно стало жалко этих малышей. Мало того что мать у них – наркоманка, так еще и жить приходится в такой грязище…
– Ну, привет, сука! – мужской голос прервал мой мыслительный процесс, и я резко повернулась лицом к его источнику.
Моники в обозримом пространстве не было, как и детей. Зато был здоровенный афроамериканец ростом под два метра, в майке-алкоголичке и джинсах.
– А… Здрасте, – сказала я, не понимая, кто это, черт возьми, такой и почему он называет меня сукой. Мужчина подошел ближе, и тогда я увидела пистолет, заткнутый за ремень его джинсов.
– Сядь! – скомандовал он, указывая на диван.
Не желая спорить с вооруженным громилой, я неохотно подошла к дивану и медленно опустилась на него. Нервно поискала взглядом Монику, думая, что это какая-то ошибка, но она по-прежнему не показывалась.
– Значит, это ты та шлендра, что обворовала меня? Да? – угрожающе прорычал он, подходя еще ближе.
Шлендра – это же проститутка, которая трахается за «дурь»? Какого черта…
– Погодите-ка, что вы сказали? Послушайте, это явно какая-то ошибка. Я вас даже не знаю. И я совершенно точно не проститутка, – стоило мне понять, что он меня с кем-то спутал, и тут же стало легче дышать. – А где Моника? – спросила я, вглядываясь в коридор позади него.
– О Монике не переживай, сука. Она тебе не подруга.
Он протащил по комнате один из табуретов и грохнул об пол передо мной. Плюхнулся на него, вытащив пистолет из-за пояса и положив на колени. Сердце выпрыгивало из груди, было трудно дышать. Я была совершенно уверена, что сейчас умру.
– Послушайте… сэр. Мне кажется, здесь какое-то недопонимание. Моника позвонила мне и попросила привезти ей…
– Заткнись, мать твою! Вот что щас будет. Ты приехала с пятьюдесятью «колесами», так? Догадалась, что дальше? Теперь они мои! Давай сюда, – велел он, наклоняясь вперед и выставляя перед собой ладонь. Я внезапно поняла, что происходит. Меня грабят!
Я открыла было рот, но внутренний голос подсказал, что, попытавшись возражать, я сделаю только хуже.
– Давай их сюда, бля! СЕЙЧАС ЖЕ! – заорал он. Казалось, его глаза вот-вот выскочат из орбит; он был страшен до усрачки. Я подскочила от его вопля и принялась лихорадочно шарить в лифчике, доставая пакетики с таблетками. Пабло Эскобар на моем месте наверняка уже пристрелил бы этого мужика… Я протянула ему пакетики, и он выхватил их из моей руки.
– Видишь, ты думала, что такая вся большая и крутая, раз работаешь менеджером в гребаном ресторане?! Ты думала, что у тебя вся власть? Ни хрена ты не смыслишь в гребаной власти! Как ты вообще посмела воровать у беременной женщины?!
Его голос был таким низким и гулким, что при каждом слове у меня вибрировала грудная клетка.
Адреналин взрывался в моем теле, точно праздничные фейерверки, и мне надо было срочно ширнуться, чтобы успокоиться. Меня подставили, и я едва не умерла!
– Да! Я знаю обо всем, что случилось между тобой и ею, – продолжал он, наклоняясь ко мне и понижая голос. – Видишь ли, Моника была замужем за моим братом, а он – раз! – и бросил ее, беременную и одинокую. Мне это не понравилось, и я сказал, что она может жить со мной – при одном условии. Она меня выручает. Моника даже не прикасается к «колесам», ты, тупая п**да! Ты думаешь, она стала бы рисковать жизнью малышей? Моих племянников? Да она любит их больше всего на свете!