– Все сели? – спросила я, сдавая задом. Большинство девушек были еще полусонными, поэтому я восприняла их молчание как подтверждение того, что все на месте. Мы медленно выехали с подъездной дорожки, и в ту же минуту, когда колеса коснулись шоссе, Ронда врубила Ludacris на полную громкость и принялась бешено подпрыгивать в такт на переднем сиденье.
– А вот и они! – воскликнул Билл, исполнявший обязанности председателя собраний, приветствуя нас, когда мы гордо вошли в зал на утреннюю встречу и расселись по своим местам. Я улыбнулась всем знакомым лицам и ощутила огромное чувство благодарности. Каждое утро в половине восьмого мы входили в эту комнату. Одни и те же дружелюбные лица, один и тот же чуть теплый кофе, одна и та же общая надежда – еще до того как успевало встать солнце нового дня.
Было так приятно подчиняться заведенному порядку после многих лет, которые я прожила спонтанно, компульсивно и рискованно. Многие местные «старожилы» обвиняли меня в том, что я витаю в «розовых облаках» – это ощущение эйфорического блаженства, которое испытывают многие вновь прибывшие, обретая возможность выздоровления.
Но я знала, что дело не только в этом.
Я знала, что впервые за долгое время у меня наметился прогресс, и это было чертовски приятно.
– Меня зовут Стив, и я наркоман, – произнес Стив после того, как поднял руку, прося права голоса. Стиву было за семьдесят, и он всегда брал слово первым. Он словно каждое утро готовил новую изумительную речь, чтобы представить ее нам, и его слова чудесным образом помогали мне увидеть все в новой перспективе.
– Вот смотрю я на вас, юных девушек, сидящих здесь, – продолжал он, указывая на наш рядок, – и не могу не ощутить некоторой зависти. Мне семьдесят один год. Пять лет я не употребляю. А зависимым был пятьдесят лет. И чертовски многое упустил. Я упустил всё… – его голос надломился; было понятно, что его одолевают эмоции.
– Я потерял жену, когда однажды мое дерьмо встало ей поперек горла. Мои дети – взрослые люди, и они не разговаривают со мной больше двадцати лет… Проклятье, у меня есть внуки, которых я ни разу не видел!
Стив некоторое время стоял, опустив глаза, и в комнате воцарилась такая тишина, что, казалось, был бы слышен и звон упавшей булавки. Подняв наконец взгляд, он перевел его на меня и посмотрел мне прямо в глаза.
– Господи помилуй, вот что я скажу: я отдал бы все, что есть на этом свете, чтобы повернуть время вспять и войти в эту комнату тогда, когда мне было столько же, сколько вам. Тогда, может быть, мне действительно было бы чем гордиться в своем прошлом. Вы, девочки, достаточно молоды, чтобы все исправить, прожить жизнь и что-то с собой сделать. Не поступайте так, как поступал я. Делайте это сейчас, чтобы потом, когда вы будете в моем возрасте и станете вспоминать свою жизнь, не думать: проклятье… я всю ее потратила зря.
Меня словно громом поразило. На глазах появились слезы, пока я осмысливала то, что Стив только что сказал. Я представляла, каково это – дождаться старости и только тогда завязать… если еще доживешь. Я представляла, как мои дети становятся взрослыми и не разговаривают со мной. Одиночество, чувство вины – и ради чего? Ради мимолетного кайфа?!
Никогда ничьи слова не пробивали мою шкуру и не просачивались в мою душу так, как только что сделала речь этого мужчины.
Я слышала выступления других членов группы, когда они делились собственными частичками мудрости, но в голове у меня крутилось только то, что говорил Стив.
Это было оно. Это был тот самый момент.
Слова Стива в тот день изменили мою жизнь. Вселенная, видно, тщательно разработала великий план по пересечению наших путей, чтобы мы оба в тот день оказались в одном помещении. Высшая сила, какой бы она ни была, знала, что мне нужно было услышать то, что говорил этот мужчина.
«Вы, девочки, достаточно молоды, чтобы все исправить, прожить жизнь и что-то с собой сделать. Не поступайте так, как поступал я».
Когда все мы вернулись в центр после встречи, я бросила взгляд на часы и поняла, что через пятнадцать минут нам нужно выдвигаться в компьютерную мастерскую. Сразу по прибытии сюда меня шокировало то, что от нас, пациенток реабилитационного центра, требовалось работать с компьютерами и продавать их. Но когда прошло некоторое время и я увидела, сколько денег мастерская приносит программе, эта затея начала обретать для меня смысл.
– Тифф, не забудь, что у тебя назначена встреча с Келли в одиннадцать утра, – напомнила мне Эйприл, заведующая мастерской.
– Ох, черт, совершенно из головы вылетело! Слава богу, что ты напомнила.
– Да уж я-то тебя знаю, рассеянная ты моя! – рассмеялась она.
– Слушай, Эйприл, как думаешь, ничего страшного, если я уйду на пару минут раньше? Мне срочно надо в ванную, – прошептала я.
– Ты имеешь в виду – просраться? – рявкнула она через плечо во весь голос.
– Ха-ха, очень смешно! Вот ты задница! – проворчала я, качая головой.
– Конечно, иди-иди, все равно здесь от тебя никакого толку, – пошутила она.
Я скомкала бумажку и бросила в нее, как раз когда она закрывала дверь.
В глубоких раздумьях я шла обратно к дому. Сегодня была назначена встреча с Келли, новым консультантом, которая заняла место доктора Питерс.
Почти в тот момент как я подошла к нашей подъездной дорожке, мимо проехала полицейская машина.
Казалось, время притормозило свой ход, и весь мир внезапно застыл. Я проследила за машиной глазами, боясь, что в ней может быть Элиот. И с облегчением увидела за рулем женщину, но потом сердце у меня снова упало, когда я сообразила… что знаю ее.
Я мысленно вернулась к тому дню, когда в последний раз видела Шарлу, сидевшую сейчас в патрульной машине, и это воспоминание мгновенно обдало меня смесью стыда и печали.
– Как я выгляжу? – спросила я, поправляя на носу темные очки.
– По-дурацки, – ответил Элиот, наклоняясь, чтобы чмокнуть меня в лоб.
– Эй! – воскликнула я, притворяясь обиженной. – Сегодня великий день… Я хочу выглядеть соответствующе.
Я видела на лице Элиота озабоченность. Он откладывал это мероприятие с самого начала наших отношений.
– Ты готов? – спросила я с улыбкой.
– Крошка, надеюсь, ты понимаешь, что это не шутка. На самом деле все очень серьезно. Мне кажется, ты считаешь это игрой, – ответил он.
– Стоп! Я знаю, что это не игра, понятно? Я воспринимаю это более чем серьезно. Кроме того, я же постоянно вижу копов… знаю, чем они занимаются, – сказала я, стягивая волосы в «конский хвост».
– Заткнись уже, к черту, и забирайся в машину, – рассмеялся он, запирая за нами входную дверь.
– Однако на самом деле у меня есть серьезный вопрос, – проговорила я, садясь на переднее сиденье патрульной машины.
– Какой? – спросил он.
– Отвечай «да» или «нет». Разрешается ли мне пользоваться тазером при необходимости?
Он попытался удержаться, но все равно прыснул, качая головой, и нажал кнопку на двусторонней рации.
Леди на другом конце что-то чирикнула, я не поняла что. Элиот взглянул на меня и прижал палец к губам, прося помолчать, потом нажал кнопку для ответа.
– Два двадцать один, статус – активен.
Он сдал задом и медленно выехал с подъездной дорожки.
– Ура, мальчики! – завопила я, колотя ладонью по крыше. – Давайте поймаем этих ублюдочных плохих парней!
Я уже не один год просила Элиота взять меня с собой на дежурство. Он всегда наотрез отказывался. Говорил, что это слишком опасно и что если что-то пойдет не так и я пострадаю, он никогда не сможет простить себя. Наконец я уломала его дать согласие во время одного пьяного душеизлияния и, несмотря на все его старания отбояриться потом, заявила, что он принес мне клятву, и она священна.
Мы колесили по улицам около трех часов без всяких происшествий. Я втайне надеялась, что к этому моменту мы уже арестуем трех проституток и предотвратим два банковских ограбления. Однако, увы, мы лишь ответили на один звонок. Это была пожилая дама, которую поцарапала соседская кошка, и она хотела выдвинуть обвинения.
Она утверждала, что соседка якобы специально «послала» кошку напасть на нее, потому что однажды она обрызгала ее из шланга. Элиот счел, что нет никакого способа доказать это, и вызвал медиков, чтобы те осмотрели пострадавшую.
– Мне надо заглянуть в участок, чтобы сдать бланк совместной поездки[6]. Ты подождешь здесь или зайдешь? – спросил он, подъезжая ко входу и паркуясь.
– Зайду. Я никогда не видела полицейский участок изнутри, это так соблазнительно! – сказала я, вылезая из машины.
Как только мы вошли в центральный зал, я сразу начала искать взглядом уборную.
– Привет, Шарла! Это моя девушка, Тиффани, – сказал Элиот, представляя меня красивой блондинке, сидевшей за столом администратора.
– Привет, Тиффани! Приятно наконец познакомиться с тобой, Элиот мне все уши о тебе прожужжал. – Девушка встала, чтобы пожать мне руку, и улыбнулась, демонстрируя ряд идеальных зубов.
Больше не позволю Элиоту дружить с этой женщиной, внезапно решила я. Слишком уж она красивая.
– Привет! Рада познакомиться. Надеюсь, он говорил только хорошее? – засмеялась я. Конечно, только хорошее, а как же! Он же не знал, что я на самом деле психопатка-наркоманка… по крайней мере, пока.
– Малыш, мне надо пописать… где тут у вас уборная? – спросила я, оглядываясь.
– Во-он там, как пройдешь мимо плаката «Лица метамфетамина», – сказал он, указывая на коридор. Я извинилась и ушла, на секунду задержавшись у плаката.
Я смотрела на мелкие квадратные фото «до и после» и не могла не испытывать жалости к этим людям. Когда-то они выглядели нормальными; были обычными людьми. Что-то ужасное случилось в их жизни между первой фотографией и второй, на которой они были буквально неузнаваемыми – с оплывшими глазами, с кожей, испещренной шрамами.
– Слава богу, что я до этого не докатилась, – пробормотала я себе, открывая дверь туалета.