Я тут же прошла прямо в кабинку: застряв на несколько часов с Элиотом в патрульной машине, я уже начала ощущать болезненные покалывания и тошноту. Задвинула металлическую щеколду на двери и села на толчок наоборот, лицом к стене. Натянув рукав блузки, дочиста вытерла верх бачка, прежде чем достать свои припасы.
Осторожно опуская ложку, я старалась не звякнуть ею в момент соприкосновения с керамическим бачком. Быстро растолкла таблетку и выложила порошок в ложку, добавив немного воды из раковины и смешав раствор. Втягивая смесь в шприц, я не могла не рассмеяться самой себе.
Как пить дать я – первый человек в истории, который колется наркотой в служебном туалете полицейского участка, думала я, перетягивая бицепс ремнем. Жизнь стала намного легче с тех пор, как Хавьер научил нас с Кайлой делать это самостоятельно. Теперь, когда я стала колоться, руки были скрыты длинными рукавами всегда, даже летом, и я наносила на кожу маскирующий крем, чтобы спрятать следы уколов от Элиота. И еще я старалась следить за тем, чтобы поверхностная область, в которую делала уколы, оставалась сравнительно небольшой. Элиот каким-то невероятным образом ничего не замечал. Я до сих пор не придумала, как объяснить Мичу пропажу большей части его товара – без денег в обмен, – но как-нибудь да разберусь… А пока мне надо было поторопиться и «поправиться» поскорее, потому что меня ждал парень.
Я всадила иглу в кожу, и когда почувствовала, что она вошла в вену, чуточку оттянула поршень, чтобы взять «контроль». Кровь из вены затанцевала в шприце, и я тут же ввела наркотик.
Когда шприц опустел, я вытащила иглу, закрыла ее колпачком и сняла ремень.
Немного посидела, пока жидкость распространялась по кровотоку, массируя каждую клетку в моем теле и вводя меня в состояние блаженной расслабленности. Это было лучшее из всех когда-либо испытанных мною ощущений, но держалось оно всего около пятнадцати секунд.
Как только оно проходило, я начинала жаждать его снова. Я жила ради этих пятнадцати секунд. В эти секунды казалось, что теплая волна проходит по моему телу и, проходя, уносит с собой все мои тревоги и страхи обратно в море. Это было просто чудо, а не наркотик, и я мгновенно начинала чувствовать себя веселой, нормальной, здоровой и готовой завоевать мир.
Прежде чем выйти из туалета, я на миг задержала взгляд на отражении в зеркале. И не узнала человека, которого там увидела. Все мое существование было ложью. Каждое слово, вылетавшее из моего рта, было ложью. Я была мошенницей на доверии.
Я годами носила маску, и мужчина по другую сторону двери понятия не имел, что любит вороватую и лживую наркоманку. Я ненавидела себя, ненавидела то, чем стала. И жалела, что не могу просто покончить с этим дерьмом. Но мысль о том, что придется пройти через абстиненцию, меня ужасала; я бы скорее умерла, чем снова пережить эту боль.
– Ты готова? – спросил Элиот, когда я вышла в общий зал. – Только что поступил вызов; похоже, какой-то хренов нарколыга только что отбросил копыта от передозняка на парковке у «Уолмарта».
– Иисусе, ничему-то этих людей жизнь не учит! – посетовала я, качая головой и махая на прощание Шарле.
40
По дороге к месту происшествия я не могла не задуматься об иронии ситуации: по моим венам гуляла свеженькая порция наркотика.
Тот человек сделал ровно то же самое, что сделала я пять минут назад, если не считать, что это был последний поступок в его жизни. Я смотрела в окно и гадала, о чем он мог думать в этот момент. Может быть, собирался за покупками в «Уолмарт», но ему нужно было вначале вмазаться, чтобы холодный воздух, который бьет в лицо при входе в магазин, не ощущался так мучительно болезненно?
Может быть, у него выдался плохой день, и ему просто нужно было забыться. Или, может быть, наоборот, день на редкость удался, и он решил дать себе передышку, чтобы это отпраздновать.
Какова бы ни была причина, уверена, он не знал, что больше не выйдет из своей машины. Что это водительское кресло станет местом, на котором он испустит свой последний вздох. Когда этот человек нынче утром натягивал на себя одежду, он не представлял, что этот наряд будет для него последним.
Иисусе, мне надо срочно перестать об этом думать – это убивает весь кайф.
Когда мы подъехали к месту происшествия, я обратила внимание на то, что машина окружена желтой сигнальной лентой. Моя мама когда-то украшала такой лентой фасад нашего дома в Хеллоуин, и теперь, увидев ее в реальной жизни, я ощутила какую-то жуткую жуть.
– Почему бы тебе не посидеть минутку здесь, малыш, пока я пойду и осмотрюсь? – предложил Элиот, отстегивая ремень безопасности.
– Ну вот еще! Я ждала этого момента всю свою жизнь. Пожалуйста, можно я тоже пойду осмотрюсь? Я не стану заглядывать в машину, не волнуйся, – просто хочу посмотреть, как с такими делами разбираются в реальной жизни.
Я состроила щенячью жалобную рожицу в отчаянной попытке уговорить Элиота. Со свойственной мне больной извращенной логикой я отчего-то возомнила, что вид мертвого тела сможет каким-то образом помочь мне бросить наркотики. Что именно вещественное доказательство последствий в реальной жизни поможет мне завязать.
– Извини, мне нужно, чтобы ты осталась здесь, – покачал Элиот головой. – Согласно протоколу, если мы едем с пассажиром, в данный момент не являющимся учащимся полицейской академии, ему не разрешается присутствовать при осмотре в случае чьей-то смерти. Это вопрос защиты тайны частной жизни. Я постараюсь вернуться как можно быстрее, – пообещал он, захлопывая дверцу и поправляя на себе ремень.
Я жадно наблюдала сквозь ветровое стекло, как Элиот идет к той машине. Думала о человеке, чье тело лежало в ней. Тот человек, наверное, был героинщиком. Я слышала ужасные вещи о героине, и люди в нашем городе умирали от него с пугающей частотой. С тех пор как я начала колоться, Кайла с Хавьером несколько раз пытались уговорить меня попробовать героин, но я всегда отказывалась.
Боялась, что мне слишком понравится. Кроме того, я по какой-то причине лучше относилась к себе, будучи уверенной, что то, что я делаю, «технически» как бы законно. Таблетки – это вам не наркотик улиц; их прописывают врачи. Так что у меня было ощущение, будто это ставит меня на нравственной лестнице выше тех, кто гонял по вене тяжелую наркоту.
Со свойственной мне больной извращенной логикой я отчего-то возомнила, что вид мертвого тела сможет каким-то образом помочь мне бросить наркотики.
Я смотрела, как санитары и разнообразные работники правоохранительных органов методично работали на месте происшествия. Один фотографировал, другой раскладывал каталку, большинство стояли вокруг, руки на поясе, и разговаривали. Я увидела, как Элиот указал внутрь машины и заговорил о чем-то с одним из своих приятелей. Они одновременно расхохотались, и я прищурилась, чтобы удостовериться, что зрение меня не подводит. Как они могут смеяться в такой момент?
Элиот вернулся к нашей машине и, наклонившись, сунулся в водительское окошко с улыбкой на лице.
– Что вы там такого смешного нашли? – буркнула я, не понимая, как можно видеть в подобных происшествиях что-либо забавное.
– Знаешь… это не смешно, но… Когда я заглянул в машину того парня… – он снова расхохотался, – в общем, на нем одна из тех гребаных футболок с надписью «дерьмо случается».
Я попыталась выдавить улыбку, но не смогла скрыть грусти. Только извращенец мог смеяться над подобным. Это был чей-то сын, чей-то друг… потерянный и одинокий человек. Это была трагедия, едрить твою, а эти парни хохочут!
Они поедут по домам к своим семьям, а он поедет в морг. В смысле – конечно, он сам это с собой сделал, но он был человеком. Человеком, заслуживающим уважения. Я вдруг страшно разозлилась на своего бойфренда, казалось, достаточно искры – и…
– Ребятам моя помощь не нужна, у них все схвачено. Пойду попрощаюсь с сержантом и сразу вернусь, – сказал он, похлопав по крылу машины, и ушел.
В сумке завибрировал телефон, заставив меня вздрогнуть, и, когда я увидела имя Мича над входящим СМС, у меня часто забилось сердце.
Где мои деньги?
Я сунула телефон обратно в сумку как раз в тот момент, когда Элиот открыл дверцу.
Отвернулась к окну, потому что боялась, что если посмотрю в его сторону, то сорвусь в истерику.
– Все нормально? – спросил он, заводя машину.
Я набрала воздуху, пытаясь упорядочить мысли:
– Нет, не нормально! Должна честно сказать, Элиот, меня вроде как бесит то, что меньше чем в метре от вас лежит мертвый парень, а вы, ребята, тыкаете в его сторону пальцем и хохочете, как компания школьных отморозков. В общем-то, это довольно отвратительно.
Я искоса послала ему презрительный взгляд в полной уверенности, что он не мог сказать мне ничего такого, что оправдало бы его.
– Малыш, я прекрасно понимаю, насколько некрасиво это могло выглядеть. Но мне нужно, чтобы ты на минуту забыла о своем гневе и подумала о том, что я сейчас скажу. – Элиот заглушил мотор и подвинулся на сиденье, чтобы сесть лицом ко мне. – На прошлой неделе я приехал на вызов в дом, где родители оставили своего ребенка в машине. Просто напрочь забыли, что у них там ребенок. Я видел безжизненное тельце мальчика, блестевшее от пота. Сидел рядом с его матерью на веранде, и она во все горло кричала, что хочет умереть. В прошлом месяце я отправился на вызов в дом, где девушка разнесла себе голову в ванне. Я все это видел. Я реагирую как минимум на два случая передозняка за смену. За один прошлый месяц я видел и нюхал больше мертвых тел, чем любой нормальный человек в среднем увидел бы за две жизни. И я пытаюсь найти что-нибудь, позволяющее абстрагироваться от этих ситуаций, потому что это делает их менее реальными. Иногда это бывает юмор – да, знаю, что это мерзко выглядит, но если бы я этого не делал, то, наверное, к этому моменту уже сидел бы в психушке, – учитывая все то дерьмо, что вижу каждый день.