Итак, могут ли открытия в биологии оправдать расизм и сексизм? Ни в коем случае! Доводы против нетерпимости — это не фактическое суждение, что люди биологически неотличимы друг от друга. Это нравственная позиция, которая осуждает отношение к человеку в зависимости от общих признаков определенных групп, к которым он принадлежит. Просвещенные общества предпочитают не учитывать расу, пол и национальность, нанимая людей на работу, продвигая их по карьерной лестнице, назначая зарплату, предоставляя доступ к образованию и рассматривая дела в суде, потому что альтернатива отвратительна с нравственной точки зрения. Несправедливо дискриминировать людей на основе расы, пола или национальности, наказывая их за то, над чем они не властны. Это увековечило бы несправедливость прошлого, в котором афроамериканцы, женщины и другие группы подавлялись и порабощались. Это разбило бы общество на враждебные группировки и могло бы стать причиной ужасающих репрессий. Но ни один из этих аргументов против дискриминации не зависит от того, различимы или неразличимы генетически группы людей.
Концепция человеческой природы далека от поощрения дискриминации, напротив, в ней причина нашего противостояния дискриминации. Вот где критически важно различать врожденные особенности и врожденные универсальные черты. Независимо от уровня интеллекта, или физической силы, или любых других качеств, выраженность которых может меняться, все люди имеют общие черты. Никому не нравится быть рабом. Никому не нравится быть униженным. Никому не нравится несправедливое отношение — отношение, зависящее от черт, которые человек не может контролировать. Наше отвращение к рабству и дискриминации исходит из убежденности, что, как бы люди ни отличались друг от друга в каких-то отношениях, в этом они одинаковы. Эта убежденность, между прочим, контрастирует с якобы прогрессивной доктриной, что люди не имеют врожденных потребностей, из чего следует, что их можно приучить получать удовольствие от несвободы и унижения.
Идея, что политическое равноправие — это нравственная позиция, а не эмпирическая гипотеза, высказывалась величайшими в истории поборниками равенства. Декларация независимости гласит: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными». Ее автор, Томас Джефферсон, пояснил, что он имеет в виду равенство в правах, а не биологическое равенство. Например, в 1813 году он писал в письме к Джону Адамсу: «Я согласен с вами, что среди людей существует естественная аристократия. В ее основе — добродетель и таланты… Опыт показывает, что моральные и физические свойства человека, и хорошие и плохие, до определенной степени могут передаваться от отца к сыну»[11]. (Тот факт, что Декларация первоначально касалась только белых мужчин и что Джефферсон не был сторонником равноправия в своей частной жизни, не отменяет этот аргумент. Джефферсон защищал политическое равенство белых мужчин — новая идея для того времени, — даже признавая изначальные различия между ними.) Точно так же Авраам Линкольн считал, что авторы Декларации «не имели в виду, что все равны в цвете кожи, размере, интеллекте, нравственном развитии или социальном положении», но только в уважении к их «определенным неотъемлемым правам»[12].
Некоторые влиятельные современные мыслители в биологии и науках о человеческой природе проводят такое же различие. Эрнст Майр, один из основателей современной теории эволюции, мудро предвидел грядущие четыре десятилетия дебатов, когда писал в 1963 году:
Равенство, несмотря на явное несовпадение с идентичностью, все же достаточно замысловатое понятие и требует нравственной позиции, на которую многие, кажется, не способны. Часто разницу между людьми отрицают и приравнивают равенство к идентичности. Либо заявляют, что человек как вид исключение в органическом мире, в том смысле, что его гены контролируют только морфологические признаки, а все остальные особенности ума или характера обязаны «обусловливанию» или другим негенетическим факторам. Такие авторы удобно игнорируют результаты близнецовых исследований и генетического анализа неморфологических признаков у животных. Идеология, основанная на таких очевидно ложных предпосылках, может привести только к катастрофе. Если защита равенства людей основывается на их идентичности, то как только будет доказано, что ее не существует, обоснование равенства также будет утрачено[13].
Ноам Хомский развивал ту же мысль в статье под названием «Психология и идеология». Хотя он был не согласен с аргументом Хернштейна об IQ (рассмотренным в главе 6), он не соглашался и с обвинением Хернштейна в расизме и дистанцировался от своих коллег — радикальных ученых, объявивших факты опасными:
Корреляция между расой и IQ (там, где ее существование доказано) может повлечь за собой социальные последствия исключительно в расистском обществе, в котором каждый индивид приписан к определенной расовой категории и в котором с ним обращаются не как с полноправной личностью, а как с представителем своей категории. Хернштейн упоминает возможную корреляцию между ростом и IQ. Насколько этот факт социально важен? Абсолютно не важен, поскольку наше общество не страдает от дискриминации по росту. Мы не настаиваем на том, чтобы относить каждого взрослого в категорию «выше шести футов» или «ниже шести футов», решая, какое образование ему следует получать, или где он должен жить, или какую работу выполнять. Наоборот, он таков, каков есть, независимо от средних значений IQ людей его ростовой категории. Не большее значение в нерасистском обществе должна иметь и категория расы. Средний IQ людей определенного расового происхождения не имеет никакого отношения к ситуации конкретного человека, который таков, каков он есть…
Кстати говоря, удивительно, но многих комментаторов раздражает, что IQ может быть наследуемым, и возможно, в существенной степени. Интересно, насколько раздражающим было бы для них открытие, что рост, музыкальный талант, скорость бега на 100 метров частично заданы генетически? Почему необходимо иметь какие бы то ни было предубеждения относительно этих вопросов и как ответы на них, какими бы они ни были, соотносятся с серьезными научными темами (на существующем уровне наших знаний) или с общественной практикой в справедливом обществе?[14]
Некоторых читателей, возможно, не убедит эта возвышенная позиция. Если бы все расы и оба пола были идентичны в своих талантах, дискриминация была бы просто обречена на провал и люди отказались бы от нее, как только факты стали бы очевидны. Но если они не идентичны, то разумно принимать различия во внимание. В конце концов, согласно теореме Байеса, специалист, которому необходимо сделать предположение (например, преуспеет ли некто в профессии), должен принимать во внимание априорную вероятность, такую как базовый уровень успеха представителей группы, к которой «некто» принадлежит. Если люди разного пола и расы в среднем различаются, расовое профилирование или гендерные стереотипы статистически обоснованы, и наивно ожидать, что информация о расе и поле не будет использована для предвзятых выводов. Так что идея относиться к людям как к индивидуальностям кажется слишком хрупким основанием для надежды на уменьшение дискриминации.
В ответ на это беспокойство скажем прямо: опасность возникает в любом случае, неважно, что служит причиной различий между группами — гены или окружение. Среднее есть среднее, и специалист, принимающий решение, должен волноваться лишь о том, каково оно, а не о том, какова его причина.
Более того, факт, что дискриминация может быть экономически оправданной, действительно несет угрозу, только если приветствовать жесткую экономическую оптимизацию любой ценой. Но на самом деле мы располагаем политическими инструментами, позволяющими ставить нравственные принципы выше экономической эффективности. Например, продавать свой голос на выборах, свои органы и своих детей — незаконно, даже если экономисты станут убеждать нас, что любой добровольный обмен приносит выгоду обеим сторонам. Подобное отношение естественно для современных демократий, и мы можем так же решительно выбрать государственную политику и личные правила, которые не поддерживают расовую и гендерную предубежденность[15].
Моральные и юридические запреты не единственный способ снизить уровень дискриминации, учитывая вероятную разницу между группами. Чем большей информацией о квалификации претендента мы располагаем, тем меньшее значение в процессе принятия любого решения относительно этого человека будет придаваться средним для расы или средним для пола показателям. Следовательно, лучший способ избавиться от дискриминации — это более точное и расширенное тестирование умственных способностей, потому что тогда у нас будет столько информации для прогнозов относительно индивидуума, что не возникнет соблазна учитывать его расу или пол. (Хотя, конечно, эта идея не имеет политического будущего.)
Дискриминация — в смысле использования статистически прогнозируемых признаков группы, к которой принадлежит индивидуум, — в процессе принятия решения относительно этого индивидуума не всегда аморальна, по крайней мере мы не всегда считаем ее таковой. Чтобы с абсолютной точностью предсказать чье-либо поведение, нам потребовался бы аппарат для рентгена души. Предсказание поведения, даже с помощью инструментов, которые у нас есть, — тестов, интервью, анкетных данных, рекомендаций — потребовало бы неограниченных ресурсов, если бы мы хотели использовать их в полной мере. Для принятия решений в ограниченный промежуток времени и с ограниченными ресурсами (а цена ошибки высока) приходится использовать некоторые групповые черты в качестве основы для суждения о человеке. А это неизбежно приводит к оценкам на основе стереотипов.