«Книга – источник знаний». Если ввести это утверждение в поисковике, третьим выскочит сценарий классного часа с таким названием. Стоит ли говорить, что классные часы редко называют оригинально? Чаще используют штампы. Чаще – это почти всегда. Мысль о том, что книга – источник знаний, образования, конечно, по-своему верна. Однако мне вспоминается стихотворение Саши Чёрного, начинающееся со слов: «Есть бездонный ящик мира…» Думаю, если бы мы не знали, что стихотворение называется «Книги», то сегодня могли бы понять эту метафору иначе. Разве не интернет теперь выполняет функцию «ящика мира», куда уложены и книги тоже?
Можно было бы обвинить меня в неточности при составлении анкеты: спрашивая о ценности чтения, я не уточнила, чтения чего. Однако из всех отвечавших это смутило только одного, и, судя по ответам и составу читательских рекомендаций, которые появятся ближе к концу книги, ценным представляется именно чтение художественной литературы. Тогда возникает резонный вопрос: почему гарантом образования в представлении родителей становится именно она, а не нон-фикшн, энциклопедии и научные труды? Что-то мне подсказывает, что, например, о Бородинской битве можно узнать, прибегая не только к Лермонтову и Толстому.
О чтении как источнике образованности и гаранте успешности говорит в одной из лекций доктор психологических наук, профессор НИУ ВШЭ Катерина Поливанова. Также она обращает внимание на то, что в современном российском обществе сосуществуют «абсолютная ценность детского чтения и вообще чтения» и уверенность в том, что чтение исчезает. Поливанова отмечает, что чтение окружено разнообразными мифами, и относит к ним именно те суждения, которые легли в основу родительских ответов в моем исследовании: «Например, читающий человек более успешен (то, что он более умный, даже как-то смешно упоминать), ему открыты все ценности культуры, у него лучше развито воображение»[11]. Профессор допускает, что в этих мифах велика доля правды, но указывает на отсутствие научных данных о прямой связи между успешностью, уровнем интеллекта и культуры, развитым воображением и чтением. Кажется, если эта связь и существует, то с ней все не так просто. По крайней мере, она точно не прямая. Но в этом попробуем разобраться позже.
Здесь меня волнует серьезное противоречие. Почему в ответах на первый вопрос («Если ваши дети откажутся от чтения и не будут воспринимать его как ценность, как вы к этому отнесетесь, что почувствуете?») родители в основном демонстрировали искреннее, настоящее горевание, а в ответах на второй («Почему вам важно, чтобы ваши дети читали?») – транслировали штамп «чтение = образованность»? Почему на эмоциональном уровне детское чтение вызывает глубокую личную реакцию, а на уровне рационализации – сбегание в общие установки, чужую речь, чуть ли не лозунги?
Я обратилась за комментарием к психологу Станиславе Смагиной. «Существует штамп: „культурный человек – читающий человек“. Его можно перевести так: „Я боюсь, что мой ребенок будет неуспешным, потеряет свои социальные привилегии“, – говорит психолог. – Но мы же не рыдаем из-за того, что наши дети не станут читать Дарвина. Речь именно о художественной литературе, она развивает эмоциональный интеллект и эмпатию. Если мы открыто признаем, что литература нужна не для образования, а для рефлексии, то придется честно говорить об эмоциях с ребенком. А ведь это самое сложное для многих. Именно потому, что страшно, и правда проще перевести это в систему познания, успешности. Ведь придется спросить себя: насколько мы честны со своими тараканами и готовы ли к открытому разговору с ребенком? И если да, то сработает только одно: объяснить, в чем чтение помогает лично вам, и предложить книгу. Например, сказать: „Эта книжка помогает мне осознать свой страх смерти“. Тогда ребенок ее, скорее всего, прочтет, а дальше увидит, помогает ли она и ему. А если мы настаиваем на чтении для образования, то врем прежде всего себе. И ребенок это знает».
Смагина рекомендует родителям: «Если тревога из-за того, что ребенок не читает, очень высока, просто представьте его будущее; например, что он поступил на матмех, стал успешен, но не читает художественную литературу. Что вы тогда почувствуете?» И правда, что вы почувствуете?
Чтение как ценность
Вернемся к опросу. Среди отвечавших 16,8 % посчитали, что удовольствие – это показатель ценности чтения. Мне кажется, говоря об удовольствии, родители проецируют собственные ощущения на детей, то есть хотят совершить сразу несколько действий с корнем «дел»: поделиться своим способом получать удовольствие, наделить ребенка своими ощущениями, схожим восприятием литературы и в конечном счете разделить наслаждение с ребенком.
Так, в двух ответах чтение трактуется как источник юмора: «дает базу для огромного количества шуток»; «мне важно, чтобы у нас были общие шутки». Шутка становится и совместно испытываемой положительной эмоцией, и признаком общего культурного кода. Родительское желание поделиться и разделить напоминает чувства человека, который делает репост близкого ему материала: статьи, песни, мема – и радуется лайкам друзей, не только принимающим, но и разделяющим его вкусы и интересы. Это чувство знакомо и мне: как приятно бывает, когда ученики замечают красоту какой-нибудь фразы или смеются над шутками классиков, и как обидно, когда оказываешься со своим эстетическим удовольствием в гордом одиночестве посреди класса. Кстати, преподавать комическое сложнее всего: объясняя детям, что смешного у Чехова, Гоголя или Салтыкова-Щедрина, почти всегда чувствуешь себя дурой. Над анекдотом, не сразу понятым, смеются не так, как над схваченным с первого раза. Шутка работает, когда понимается мгновенно, реже – когда «доходит» спустя какое-то время. Скорее всего, если мне пришлось объяснять юмор, по-настоящему смешно детям на уроке не будет.
Но не странно ли желать человеку, который не видит в чтении наслаждения, это наслаждение испытать? Ведь если задача в том, чтобы он был счастливым и эстетически удовлетворенным, то почему бы не оставить его наедине с фильмами, музыкой, видео, мемами, обслуживающими схожие потребности? Здесь видно больше заботы о себе, о том, чтобы идеальный ребенок в нашем представлении совпал с тем, которого мы растим. И это нормально. Из ответов на первый вопрос анкеты мы узнали, что 14,4 % родителей попробуют принять своих нечитающих детей. Я уверена, что примет большинство: все-таки родительская любовь сильнее культурного кода. Но как же приятно знать, что этот код есть, что в любой момент им можно воспользоваться. Например, мы с мужем редко говорим на «умные» темы, все высокое и духовное как-то отодвигается на второй план неумолкающей дочерью, бытом, работой. Но иногда посреди бытовухи он шутит что-нибудь про Гиппиус и Мережковского, и я вспоминаю: «Так вот почему мы вместе. Это же тот мужчина, который на первых свиданиях говорил со мной об Ионеско…» И я бы хотела, чтобы так же было у нас с нашим ребенком.
По-моему, очень здорово, что рядом с чтением в сознании опрошенных возникает удовольствие. Если мы видим в чтении наслаждение, а не труд, то шансы заинтересовать ребенка возрастают в разы. Есть ведь разница между посылами «Ты должен прочитать, потому что это великая книга великого писателя» и «Почитай: на пятидесятой странице я хохотал в голос (или, наоборот, разрыдался) прямо в автобусе». Второй вариант ведет к открытому диалогу об эмоциональной жизни, к тому диалогу, о котором говорила Станислава Смагина.
На вопрос «Если ваши дети откажутся от чтения и не будут воспринимать его как ценность, как вы к этому отнесетесь, что почувствуете?» кто-то из родителей ответил: «Постараюсь всеми силами увлечь ребенка и заставлять тоже буду». Нет, нельзя заставить увлечься, нельзя заставить разделить удовольствие от чтения, но можно поделиться – удовольствием, эмоцией, книгой.
Родители чаще подходят к проблеме детского чтения с вопросом «Каким должен быть мой ребенок?». И реже – с вопросом «Каково ему будет?». В первом случае ребенок воспринимается как объект, во втором – как субъект. Художественная литература дает навык рефлексии и эстетический опыт – ее восприятие предельно субъективно. Так можно ли погрузить в субъективный мир чтения того, кого мы воспринимаем как объект, кого в своих читательских амбициях не отделяем от самих себя? Не стоит ли отказаться от чтения как универсальной ценности, чтобы оно стало индивидуальной ценностью конкретного ребенка?
Я хочу быть счастливым человеком с интересной, насыщенной жизнью. Поэтому после школы (а иногда и вместо нее) я делаю то, что мне нравится делать: пишу стихи, участвую в разных мероприятиях и конкурсах, смотрю фильмы, изучаю темы, которые лично мне интересны. И, чтобы успеть как следует порадоваться и «понасыщать» свою жизнь, я нередко пренебрегаю программой по литературе (и домашней работой по некоторым предметам тоже). А когда у меня появляется свободное время, я читаю не те книги, которые мне задали, а те, которые я сама выбрала. Просто потому, что их мне, в отличие от первых, хочется читать.
Моральная паника в отдельно взятой семье
В семье я считалась нечитающим ребенком. Теперь мне кажется, что родители ошибались, но поняла я это, только приступив к написанию книги. Нередко то, что думают и говорят о тебе взрослые, со временем вытесняет из памяти и замещает реальную картину. И вот я прожила 29 лет в полной уверенности, что до двенадцати чтением не интересовалась. Впитала панику окружающих и до сих пор, если провожу какое-то время без книг, думаю про себя: «Кошмар, она не читает!»
Видимо, дело было не столько в моем нечтении, сколько в более активном и впечатляющем чтении старшей сестры Майи. Я вовсе не стремлюсь обвинять маму и папу в своих читательских бедах. Во-первых, у них не было тех привилегий, какие есть у меня как у матери: ни доступа к огромному количеству книг и статей о воспитании, ни опыта психотерапии, ни педагогического образования (формально у папы оно было, но ключевое слово – «формально»). Во-вторых, еще неизвестно, сумею ли я не повторить ошибок родителей. Мне хочется понять, что они чув