— Других идей у меня нет, Кавасима-сан, — слегка поклонился я, — Извините.
Не то чтобы я его уважал, скорее, здраво опасался проблем, которых в избытке может предоставить этот тип. Люди мастера самооправдания, а я для Сайго из палочки-выручалочки превратился в козла отпущения. Разумеется, он изначально знал, что их предприятию крышка, но привези он меня, брось на алтарь перед родственниками, так сказать, это могло послужить каким-то оправданием его личных провалов. Ценой бы стало неудовольствие моего прадеда, что могло быть пострашнее банкротства «Тсубасы», но Сайго сейчас соображать адекватно не мог.
Мне оставалось лишь вести себя аккуратно, чтобы не спровоцировать достаточно могущественного человека на пустом месте.
Почти покойная «Тсубаса Петролеум» имеет свои корни в Аракаве, её рекрутеры раньше часто паслись в школах, нередко опережая конкурентов, а то и бодаясь с ними, но, обычно, за студентов. Школьников раньше не трогали. Однако, времена меняются, а моё досье далеко не только у этих типов. Если бы не влияние прадеда, то мне пришлось бы учиться в совершенно другом месте, попутно делая вид, что я будущий перспективный работник корпорации, а затем…
Затем, скорее всего, пришлось бы переезжать из Японии.
…возможно, еще и придётся. У Кавасимы слишком сложное положение, он вполне может попытаться «продать» меня кому-то и за что-то.
Так ничего больше не вымучив из своей головы, толстяк со мной распрощался.
— Аники! Ты вовремя! — поприветствовал меня дома младший брат, возящийся у плиты, — Забери от меня эту приставучку! Два яйца уже уронил из-за неё!
За Такао хвостиком моталась Эна и развлекалась, тыкая брату под рёбра. Она явно была не очень голодна, налопавшись каких-то снеков в школе, а значит, заслуживала дополнительного увеличения утренних нагрузок. Стоило только это озвучить, как черноволосая и черноглазая егоза испарилась, а на диване обнаружилась самая наипримернейшая японская девушка, скромная и ответственная, полностью увлеченная чтением газеты, которую держала, правда, вверх тормашками. Но это уже мелочи.
— Родителей дома нет? — спросил я, поднимаясь наверх.
— Нет. Они снова собираются свалить, Акира! — пожаловался Такао.
Когда родителей нет, общение между братьями и сестрой куда… неформальнее. Это всё в рамках заключенного нами соглашения, призванного в конечном итоге хоть немного дисциплинировать нашу семью. Мы нередко остаемся одни, пока отец с матерью разъезжают по миру. Почему их еще пускают в другие страны? Это один из вопросов, на которые я не могу представить никакого ответа.
— Значит, хоть немного поживём в тишине! — откликаюсь я.
Нам, школьникам, как раз будет неплохо пожить пару неделек в покое, чтобы как следует утрястись с новым учебным годом. Вечная эмоциональная буря, которую родители зовут «счастливым браком», может утомлять. Не всерьез, но, когда мама находит новый журнал, и начинает гоняться за отцом, потрясая «запретным плодом» и норовя растрепать его об макушку мужа, это может длиться часами, а полные признательности взгляды младших, напоминающие, что именно я настоял о полной звуковой изоляции родительской спальни, слегка… выбивают из колеи. Если бы не настоял то, чувствую, ювенальщики точно оказались бы на нашем пороге.
Хорошо, что больше детей у этой страстной четы Кирью не будет. Организм матери, выдавший трех детей с перерывом в год (с небольшим) отказался от функции деторождения.
— Брат? — ко мне в комнату заглянула Эна.
— Да?
— У нашей школы снова верзилы дедовские тусовались, — вздохнула девочка, подходя к моему канделябру, — Эти дураки нам с Такао руками машут. Может, поговоришь с дедом, чтобы не махали? От нас снова новенькие шарахаются!
— Нет, — отрицательно качнул я головой, — Все в порядке, так и должно быть. Просто подождите, пока этим новеньким другие всё расскажут.
— Ну… — надула губы сестра, — Я чувствую себя как из клана якудза!
— Эна… — развернувшись от письменного стола, я обнаружил, что сестра уже освоилась на кровати, — Этим здоровякам по двадцать с лишним лет. Думаешь, взрослым людям нравится торчать у средней школы и махать рукой чьим-то детишкам?
— Я знаю, что они нас охраняют, но… — сестра недовольно скуксилась, — Просто это… стыдно.
— Подумай вот о чем, — предложил я, — Они охраняют всю школу, но делают вид, что только вас. Машите им в ответ, помогите укрепить это заблуждение.
— Это будет еще хуже!
— Это поможет прадеду, — отрезаю я, заставляя сестру задуматься.
— Все готово! Спускайтесь кушать! — зовёт нас Такао.
За обедом я рассказываю младшим о том, что со мной приключилось вчера и сегодня. Упоминаю как о драке в парке, так и почти удачной попытке похищения, не скрываю никаких деталей. Дети должны понимать, что даже здесь, в Аракаве, официально втором по безопасности месте после площади перед императорским дворцом, всё не так просто. Что наш дед (мы его называем, в основном, дедом) ни разу не шутит, периодически отправляя своих учеников в патрулирование.
Знали бы они, что пара местных мелких кланов якудза, из тех, старых, давным-давно уже ушли от бизнеса и занимаются почти тем же, что и ученики «Джигокукен»… но такую информацию я им раскрывать не собираюсь. Незачем. Правильные японские дети должны быть как можно дальше от теневого мира этой страны. Замараться можно легко, а вот отчиститься не выйдет.
Домой возвращаются родители. Отец слегка выпивши, мать, откуда-то взявшая флаг Аргентины, вовсю дурачится, то заматываясь в него сама, то пытаясь поймать в своеобразную ловушку тех, кто подвернется под руку. Неудачное нападение на меня вызывает заматывание самой нападающей, после чего я говорю ей тихо на ухо, что знаю, как флаг будет применяться этой ночью. Затем происходит поспешное бегство красной как рак женщины.
Отцу мы тихо передаем бумажный пакет. В нём два журнала, пришедшие по почте. Он на седьмом небе от счастья, а значит — флагу сегодня придётся подождать. У Кирью Харуо две безумные страсти: его жена и старинные автомобили. Новые журналы? Значит, отец будет играть в ниндзя, а Ацуко невероятно ревновать его к маскл-карам.
Но флаг всё равно будет поднят. Без этого у них не проходит ни дня.
Глава 5Удар судьбы
Одной из основных проблем, возникших передо мной в ранние годы, был контроль эмоций. Из-за того, что родители представляют из себя два клубка провокаций, несмотря на всю их доброту, а в доме, кроме едва научившегося ходить меня, еще два комка детского рёва, мой самоконтроль временами давал трещину. Хуже всего было то, что я не знал, как освободиться от такого навязчивого непродуктивного шлака, как эмоциональная нестабильность. В итоге, временным решением было орать на своих злополучных родителей, пока они не начинали вести себя как положено. Особенно хорошо это получалось ночью, когда два безответственных человека, бесившихся весь день и кувыркавшихся голыми треть ночи, засыпали мертвым сном, не обращая внимания на «просьбы» Эны и Такао сменить им пеленки или дать поесть.
С тех пор-то они меня и побаиваются. Иногда. Ну, потому что я орал громко и внезапно, а еще частенько, забравшись на постель к уснувшим мертвецким сном людям, поднимал у себя над головой что-нибудь, чем готовился их бить.
Сейчас, спустя десять с лишним лет, я испытываю похожий уровень раздражения.
— Может, вы уже закончите приставать к человеку? — процедил я по отношению к трем парням, обступившим парту моей молчаливой соседки, — У вас мозгов не хватает понять, что вы её не веселите, а запугиваете?
— Не лезь не в свое дело! — испуганно, но упёрто огрызнулся один из троицы, — Да, Шираиши-сан?
Подтекст происходящего был как на ладони. Эта Антиайдол — красавица, а вот парни, подружившиеся между собой буквально только вчера — вполне обычные. По одному они бы никогда не осмелились подойти к такой девушке, а тут решили, что если она «выбивается» из классной иерархии и никаких друзей себе не нашла, то можно её, так сказать, подобрать. В итоге и идут на отчаянный и неумелый «приступ крепости», которая просто не знает, куда себя девать.
И, что плохо, у меня действительно мало оснований вмешиваться. Точнее, крайне нежелательно эскалировать ситуацию. А еще и Рио куда-то делся…
— Три шакальих абрикоса! — внезапно послышался скрипучий голос, после чего тот, кто огрызался на моё замечание, подскочил в воздух, издав заячий вопль, — Пошли вон!
Одноклассники пускаются в позорное бегство, обнаружив в качестве агрессора мою соседку справа, Хиракаву, девушку-с-челкой. Та успевает наградить тычком карандаша под ребра всем троим, а затем встает около отбитой одноклассницы, положив ей руку на плечо и пристально оглядывая класс. Замечаю притаившегося за дверью Хаташири-сенсея, явно ждущего развязки. Его лысину сложно с чем-либо перепутать.
— Кто будет лезть к Шираиши — будет иметь дело со мной, понятно⁉ — воинственный взмах карандашом.
— Что, хочешь утащить её в свою страну чудил, чудила⁈ — обиженно скулит один из подростков, ощупывая пораженное карандашом место.
— Лучше быть чудилой, чем такой безмозглой посредственностью как вы! — скрипит Хиракава, — Еще позавчера Кумасита-сенсей предупреждала насчет Шираиши, а вы явно слушали жопами, макаки бесхвостые! Тупые абрикосы!
Сама Шираиши сидит, напряженная как струна, видимо, из-за внимания большей части класса. Она вздрагивает, когда начинается перепалка, но дальнейшую эскалацию ситуации спасает врывающийся в класс историк. Хиракава сутуло, но победно плетется на свое место. Кажется, ей плевать на возможные последствия.
В дальнейшем мой учебный день проистекает без каких-либо происшествий, пока я на последнем уроке не обнаруживаю у себя в парте конверт из белой бумаги с иероглифами на нем. Это… вызов на бой, причем, оформленный в весьма старинной манере. Разворачиваю тонкую белую бумагу, читаю. У Рио, наблюдающего за мной, глаза лезут на лоб.
Гм, забавно. Особенно в разрезе того, что было утром. Но…