– А как же вы тогда все объясните?
– Не знаю, – признался старший инспектор. – Мне только ясно, что я схожу с ума. Медленно, но верно полностью теряю рассудок…
– Ну же, успокойтесь, – приободрил Мастерса Г. М., осуждающе глядя на него поверх своих очков. Затем ласково сказал: – Постарайтесь сохранять спокойствие и не стучать кулаком по столу. Держитесь с достоинством. Как я. Хо-хо! – На его губах появилась дьявольская улыбка. – Моему чувству собственного достоинства позавидует даже Скуиффи. Ешьте ваш сыр и думайте о Марке Аврелии. Как дела дома? Как дочка?
Лицо Мастерса озарила радостная улыбка.
– Прекрасно перенесла операцию. Все замечательно, и я так этому рад. Миссис М. сейчас с ней. У меня было столько дел…
– Конечно, поэтому ваш мозг не способен нормально функционировать.
– Покорнейше благодарю, сэр.
– О, не благодарите. Послушайте, теперь и я хочу получить от вас кое-какую информацию. Когда мы виделись в прошлый раз, у вас было одно намерение. В нашу предыдущую встречу вы собирались разузнать о Пеннике как можно больше. Так вы что-нибудь выяснили?
Мастерс успокоился и снова взял себя в руки:
– О, совсем немного. Но хорошо хоть это удалось узнать.
– И что же?
– Часть рассказал Чейз, а еще мне повезло, и хозяин «Черного лебедя» тоже кое-чем поделился. – Мастерс нахмурился. – Как вы понимаете, главным было узнать, кто такой этот чертов Пенник и откуда он взялся. Вчера я встретился с мистером Чейзом. Похоже, он единственный располагает сведениями о Пеннике и при этом все еще жив.
Г. М. удивленно округлил глаза:
– Какая забавная мысль. Надеюсь, она его утешает.
– Между прочим, сэр, я… кхм… я спросил у мистера Чейза, не сможет ли он приехать сюда и встретиться с нами. Подумал, что вам самому захочется с ним побеседовать. Но это просто к слову пришлось. Я решил разузнать, какое у Пенника образование. Мистер Чейз сказал, что он учился в Оксфорде и Гейдельберге. Только в Оксфорде о нем ничего не знают. Как и в Гейдельберге, за исключением того, что пятнадцать лет назад он окончил с отличием факультет (только не удивляйтесь) метафизики. И тогда его имя писалось с двумя буквами «н» на конце.
– Ну надо же.
– И еще кое-что рассказал мне хозяин «Черного лебедя». При первой встрече с Пенником у всех складывается впечатление, что он иностранец, но никто не может понять почему. Я тоже над этим ломал голову. Как и хозяин «Черного лебедя». Он попросил Пенника зарегистрироваться в журнале для иностранных посетителей. У Пенника это вызвало раздражение, он отказался и показал паспорт Южно-Африканского Союза. Хозяину этого оказалось достаточно, но некоторые подозрения остались, поэтому он тихонько выписал номер паспорта. Я решил направить на всякий случай запрос по поводу владельца этого паспорта.
Г. М. хмыкнул:
– Ответ пришел?
– К сожалению, еще нет.
– Похоже, ему и здесь все сойдет с рук, – проворчал Г. М. – Провалиться мне на месте, но как у него получается не оставлять никаких следов? Или все же следы есть? Возьмем, к примеру, убийство миссис Констебль. Теперь даже вам придется признать, что это было убийство. Мы только что слышали странный рассказ Сандерса. Полагаю, вы уже побывали на месте преступления? Искали отпечатки, закатившиеся запонки и тому подобное?
– Еще как искал.
– Так. И что-нибудь нашли?
– Нет, сэр, ничего. Мы обшарили вдоль и поперек всю комнату, в которой умерла леди, перевернули вверх дном весь дом, но ничего не обнаружили. Отпечатки пальцев? Да, разумеется! Их там море. Кто только по дому не ходил! – Мастерс наклонился вперед и ожесточенно застучал ножом по столу. – Бедная леди лежала на кровати в ночной рубашке и том самом розовом халате, а вся постель была измята. Миссис Констебль, без сомнения, сопротивлялась, яростно сопротивлялась, доктор это подтвердит.
Г. М. удивленно поднял глаза:
– Подождите! Вы говорите о физическом сопротивлении?
Старший инспектор замялся и взглянул на Сандерса.
– Я бы так не сказал, – ответил последний, ярко представив себе кровать и ее хозяйку. – На теле жертвы не осталось никаких отметин или синяков. Это напоминало сильный приступ, вроде того, который случился с ее мужем в коридоре накануне смерти.
В теплом душном зале вдруг словно повеяло холодком.
– Да, но если все-таки оперировать конкретными категориями, – возразил Г. М., – мог ли кто-то напасть на миссис Констебль, заставив ее сопротивляться?
Сандерс задумался.
– Мы со старшим инспектором уже обсуждали такую возможность, но я в этом сомневаюсь. В последний раз я видел миссис Констебль в половине двенадцатого. После чего запер дверь ее комнаты, предварительно заперев дверь в ванную. Затем минут пятнадцать просидел на лестнице. Без четверти двенадцать спустился вниз, как раз в этот момент зазвонил телефон. Я поговорил с журналистами и бегом поднялся наверх, минуты через две, в крайнем случае три. Разумеется, комната не была герметично запечатана. Замки на тех дверях очень старые, их легко взломать дюжиной разных способов. К примеру, кто-то мог проникнуть в спальню через ванную, пока я сидел на лестнице. И также есть несколько способов, позволяющих убийце вернуться в ванную и повернуть ключ, торчавший в двери с другой стороны. Все это так. Но если бы на Мину напали, пока я сидел на лестнице около двери в коридоре, я точно услышал бы шум.
– Хмф! Ты был рядом с ее дверью, сынок?
– Всего в восьми футах от нее. А как сказал Мастерс, миссис Констебль яростно билась перед тем, как умереть. Я уверен, что услышал бы это.
– Логично. Не перебивайте, Мастерс. Значит, никакого шума не было?
– Нет. Ничего подобного. В таком случае нападение должно было произойти в те две или три минуты, пока я внизу разговаривал по телефону. Да, признаю, такая возможность есть. Но тогда убийца должен был пройти через закрытую дверь, убить миссис Констебль, оказавшую ему сопротивление, при этом воспользовавшись методом, который не оставляет следов, а после снова уйти из комнаты. Конечно, убийца мог все это сделать. И закрыть за собой дверь, как я уже говорил. Мне кажется, что у него было слишком мало времени.
– Тогда получается, что она умерла одна, – медленно произнес Г. М. – Как и ее муж в коридоре.
Выражение лица Мастерса стало настолько приветливым, даже ласковым, что Г. М. посмотрел на него с подозрением.
– Минуточку, сэр, – вмешался старший инспектор. – Всего одну минуточку. Вы хотите сказать, что в воскресенье ночью в доме, кроме доктора Сандерса и миссис Констебль, больше никого не было? Никакого третьего лица?
– Не знаю. Мы так и не пришли к согласию по поводу астральной проекции Пенника.
В ответ на упоминание астральной проекции Мастерс разразился коротким, но не слишком приличным эпитетом, а затем добавил:
– Потому что, сэр, я в состоянии доказать… что там находилось и третье лицо.
– Слушаю вас.
– Помните те две зеленые свечи на комоде в комнате мистера Констебля?
– Помню, – ответил Г. М., прищурившись.
– В воскресенье вечером, перед тем как уехать из поместья, мы заглянули в комнату Пенника и выяснили, что он исчез. Так вот. Мы также заглянули в комнату мистера Констебля. Помните, вы показали мне те две зеленые свечи, и они обе обгорели где-то на полдюйма?
– Продолжайте, сынок. Я вас внимательно слушаю.
Мастерс откинулся на спинку стула.
– После смерти миссис Констебль, – сказал он, – те свечи стали еще на полдюйма короче.
Глава четырнадцатая
– Но я не понимаю, что нам это дает, – развил свою мысль Мастерс. – И как это связано со смертями мистера и миссис Констебль. Это даже нельзя называть уликой. – Он тихо усмехнулся. – Ох, признаюсь, есть у меня одно предположение. Сначала я подумал об отравленной свече. Я читал роман (даже два), где убийство осуществили с помощью отравленной свечи. Но наш доктор готов поклясться, что ни одна из жертв не была отравлена каким-либо ядом в твердой, жидкой или газообразной форме. И мне этого достаточно. – Он многозначительно поднял указательный палец. – Это не дает никаких доказательств относительно совершенных убийств. Однако более или менее подкрепляет подозрения о присутствии третьего лица в Форвейзе в воскресенье вечером. Мы с вами, сэр Генри, покинули его последними, и тогда свечи еще не стали короче на один дюйм… Скажите, доктор, вы не зажигали их?
– Нет, конечно.
– Ну вот. – Старший инспектор сделал паузу и продолжил: – У покойной тоже не было никаких причин их зажигать, верно? Стойте, я знаю, что вы ответите. Она могла это сделать. Согласен. Но для чего? Имелись ли для этого причины? Нет. Разве что она решила покончить с собой. Но ведь свечи не отравлены и никого не могли убить. Боже, боюсь, все это закончится для меня сумасшедшим домом!
В разговор наконец вступил Г. М.
– Это портит всю картину, – произнес он.
– Что портит?
– Свечи. Я почти уверен, что нахожусь на верном пути. Скажите, Мастерс, на свечах есть какие-нибудь отпечатки?
– Нет.
– А не появились ли новые следы от воска? Вроде тех, которые были на ковре в комнате Констебля, я еще вам их показывал.
– Ни пятнышка.
Г. М. недовольно закряхтел:
– Нет. Думаю, их и не должно было остаться. На этот раз убийца вел себя осторожнее.
– «Вел себя»? – пробормотал старший инспектор, не сводя с Г. М. напряженного взгляда. – Значит, убийца был в доме в воскресенье вечером? Сэр Генри, я хочу сказать прямо. Если у вас есть предположения о том, как все произошло, или как этот чертов Пенник умудрился быть в двух местах одновременно, и какую во всем этом роль сыграли эти дьявольские свечи, скажите! Хватит уже ходить вокруг да около. У меня нет для этого настроения.
Г. М. снова закряхтел:
– У меня, собственно говоря, тоже. Черт возьми, Мастерс, скажите, не бывало ли у вас такого чувства, что разгадка уже близка, вы еще не знаете, в чем она заключается, но уже почти подошли вплотную к решению? – Он сжал руку в кулак и провел им по скатерти. – Почти! Вот и все! Это как пытаться вспомнить, что вы только что видели во сне. На самом деле не самое приятное переживание. Лучше расскажите мне кое-что, а я потом тоже обменяюсь с вами информацией. Вы нашли тот большой альбом с газетными вырезками, которые собирала миссис Констебль?