Внизу под высоким балконом ветер зашелестел листьями деревьев в саду.
– Вот, – продолжал низкий жутковатый голос. – Вот, смотри. Это тот самый злой дух, который так пугал тебя, да и весь мир последнюю неделю. Но пойдемте со мной. Если хотите, я покажу настоящее зло.
Г. М. двинулся к железной лестнице, ведущей на верхний этаж. Несмотря на тяжелое дыхание и неуклюжие движения, шел он почти бесшумно. Сандерс последовал за ним.
– Но ведь квартира Констеблей здесь! На этом этаже. Здесь они жили. Зачем подниматься наверх?
Весь этот необычный обмен репликами происходил весьма эмоционально, но шепотом, и это уже начало утомлять всех присутствующих. Крутая лестница заскрипела, когда Г. М. стал подниматься по ней. На верхнем этаже лунный свет проникал через витые прутья балкона. Когда Г. М. уже почти поднялся, он замер и обернулся. Лунный свет отражался от стекол его очков и от старого цилиндра, который он надвинул поглубже на голову. Он вытянул свои полные руки, словно пытаясь загородить проход на лестницу. А когда обернулся, раздался тоненький, но пронзительный звонок у входной двери в квартиру третьего этажа.
– Полагаю, что в дверь звонит настоящий убийца, – тихо произнес Г. М. – Послушайте, мы сейчас заглянем внутрь через окна, которые специально для нас оставили открытыми. Если кто-нибудь произнесет хотя бы слово, пока мы будем находиться на балконе, я его убью. Хочу только сказать, что это квартира особы, ради которой и затевалась вся эта грязная схема практически с самого начала, особа, которая должна сегодня умереть. Идемте.
Его плащ исчез наверху. Над ними нависал козырек балкона. Лунный свет посеребрил черепицу на крыше и высокие окна до пола. Такие окна распахиваются как двери. И два из них оказались приоткрыты на пару дюймов. За окнами тяжелые розовые занавески, наверное в полдюйма толщиной, были слегка раздвинуты. Помимо плотных портьер, на окнах висел тонкий золотистый тюль. Он даже не колыхался на ветру и окутывал все туманной дымкой, создавая ощущение нереальности происходящего. Через эту тонкую газовую пелену они заглянули в тускло освещенную комнату.
Перед ними была спальня или будуар женщины, обставленный в стиле Франции восемнадцатого века. Стены, отделанные шелком, зеркала в тяжелых золотых рамах. Кровать, стоявшую слева, накрывал балдахин, похожий на шатер, – ткань складками падала с позолоченного деревянного кольца на потолке, где также висела тяжелая хрустальная люстра. Но из светильников в комнате были включены только два электрических бра в виде свечей на стенах. Спиной к окну сидела, вероятно, хозяйка квартиры, но высокая спинка кресла полностью скрывала ее.
Послышался звонок убийцы. Из-за спинки кресла послышался голос, предлагающий войти. Раздался шум шагов – кто-то шел через другие комнаты.
Сердце у доктора Сандерса билось так сильно, что он испугался, как бы не упасть. В это мгновение Г. М. схватил его за руку и подтащил к щели между занавесками. Прямо напротив него находилась дверь в комнату. Она открылась, и на пороге появился гость.
Ридл не выдержал и нарушил приказ Г. М. Прерывистым дрожащим шепотом он заговорил над ухом Сандерса:
– Я знаю, кто это, сэр. – Казалось, он едва сдерживал крик. – Я часто видел ее здесь, в квартире мачехи. Это мисс Хилари Кин.
Глава девятнадцатая
Туманная атмосфера нереальности происходящего за золотым тюлем, два электрических бра в виде свечей, отбрасывающих тусклый свет на обитые шелком стены, шаги и голоса, заглушаемые толстыми коврами и шторами, – все это, словно опиум, дурманило разум тех, кто наблюдал за происходящим с балкона.
Хилари смотрела на окружающую ее роскошь с легким осуждением и смущением. Она как будто запыхалась, на щеках играл легкий румянец, возможно, оттого, что слишком быстро поднималась по лестнице. В одной руке она держала квадратный сверток в коричневой бумаге. На ней был темно-зеленый твидовый костюм, явно сшитый на заказ, и мягкая шляпка, надвинутая на глаза. Несмотря на осуждающий вид, ее улыбка казалась совершенно искренней.
Из кресла, в котором сидела хозяйка квартиры – ее мачеха, – послышался радостный приветственный возглас:
– Хилари, дорогая моя! Как мило, что ты пришла!
С этими словами хозяйка вскочила с места.
Сандерс слегка склонил голову набок и увидел отражение миссис Джозеф Кин в одном из высоких зеркал, висевших на стенах комнаты. Она была миниатюрной, пухленькой и невероятно миловидной блондинкой с длинными волнистыми локонами, ниспадавшими на плечи, чувственными губами и маленькими сияющими глазами. Женщина выглядела лишь немногим старше Хилари и рядом с ней казалась просто крошечной. Одета она была в богато украшенный кружевом пеньюар, облегавший ее тело блестящими шелковыми складками. Подбежав к Хилари, она звонко расцеловала ее в обе щеки.
– Как поживешь, дорогая Синтия? – поинтересовалась Хилари, позволяя целовать себя.
– Я знала, что ты придешь! – с триумфом в голосе заявила Синтия. – Я обещала, что здесь никого больше не будет, так и есть! Хилари, ну ты и негодница! Я столько дней пыталась с тобой встретиться…
– Но ты же вернулась только в воскресенье, – возразила Хилари. Она сделала паузу и спросила с любопытством в голосе: – И как тебе Ривьера?
– Божественно! Совершенно божественно!
– Могу себе представить.
– Да, так и было. Я встретила милейшего… Ах, это не важно. Ты ведь знаешь, что я хочу от тебя услышать. Расскажи мне об этом Пеннике. Хилари, ты становишься знаменитой. Все те ужасы, про которые пишут в газетах… Просто не понимаю, что с нами происходит? А ты оказалась в самом центре событий, да еще таких интригующих! И это еще не все. Пенник! Говорят, ради тебя он что угодно готов сделать, что он тебя обожает и просто души не чает.
– Вероятно, так и есть.
– Стелла Эрскин видела вас двоих вчера вечером в «Боронони». Стелла сказала, что он у всех на глазах взял тебя за руку и поцеловал ее. Честное слово! Тебя это не взволновало? Неужели? Это же все равно что пойти на свидание с Гитлером или Муссолини, ты ведь понимаешь, о чем я? Хилари, мне теперь прохода не дают, как только узнают, что мы с тобой родственники. Но мне ты расскажешь обо всем первой, правда? Ты ничего не утаишь от меня?
– Дорогая Синтия, ты все узнаешь. Я ведь обещала.
Синтия радостно потерла руки:
– Умничка, Хилари! Проходи, садись. Мне уже не терпится обо всем узнать. Он милый? Он уже… Ну ты же понимаешь, о чем я? Говорят, это прямо настоящая большая страсть, как в романах о французских королях, которые теряют голову и затевают что-нибудь грандиозное! – Она на мгновение нахмурила лоб, но затем легко улыбнулась. – Стелла считает, мне нужно быть осторожной. Она утверждает, что слышала, как Пенник говорил, будто мне не место на этом свете, ведь я забрала деньги твоего отца или что-то в этом роде. Абсурд какой-то! Правда, дорогая? Но не стой так, прошу тебя. Положи свои вещи. И что там у тебя в руке?
– Маленький подарок для тебя.
Синтия широко распахнула глаза и зарделась от радости:
– Для меня? О Хилари, как это мило! И кстати, я тебе тоже кое-что привезла с Ривьеры. Ничего особенного, но это самые лучшие часы, которые продавались в магазине, у них алмазная головка или что-то в этом роде. Понятия не имею, что это значит. Ну вот, про свой подарок я тебе рассказала. А что у тебя? Давай откроем?
– Милая Синтия, ты обо всем узнаешь через минуту, – ответила Хилари.
Ускользнув от протянутых рук Синтии, она положила сверток на белую мраморную каминную полку. Затем с улыбкой сняла шляпку и встряхнула свои густые каштановые волосы.
– Хилари! В чем дело? Ты дрожишь!
– Все в порядке, дорогая Синтия. Я могу воспользоваться ненадолго твоей ванной комнатой?
– Ну конечно, – сказала Синтия с хитрой улыбкой.
Хилари продолжала натянуто улыбаться, но в полумраке комнаты было видно, как она смерила свою собеседницу долгим удивленным взглядом, а у Сандерса в эту минуту все похолодело внутри. Затем она быстрым движением схватила свою сумочку и так же стремительно направилась к ванной, а исчезнув в ней, закрыла за собой дверь.
Сандерс слышал, как тикают чьи-то часы. Он не мог ни о чем думать. Просто не смел задуматься. В какой-то момент он сделал шаг вперед, словно желая вмешаться, но рука Г. М. крепко сжала его плечо.
Синтия Кин что-то напевала себе под нос и смотрелась в зеркало, склонив голову набок. Затем она медленно повернулась, изучая себя, и радостно усмехнулась, закурила сигарету, которую достала из шкатулки, стоявшей на маленьком столике рядом с креслом, и тут же затушила ее. Очевидно, ей хотелось поскорее услышать все подробности, и она просто не могла усидеть на месте. Наконец дверь ванной распахнулась, и атмосфера в пышно убранной комнате ощутимо изменилась. Возможно, оттого, что в нее проник холодный воздух.
Но все же трудно было сказать, что именно стало причиной такой перемены. Тусклое бра горело рядом с лицом Хилари – сбоку от двери в ванную комнату за ее спиной. Было видно, что лицо девушки раскраснелось еще больше, а дыхание стало немного тяжелее, но не более того. Она по-прежнему выглядела довольно милой, если бы не слегка напряженный суровый вид. Хилари завела руки за спину и толкнула дверь в ванную, закрывая ее.
А затем сделала шаг вперед. Синтия издала нервный смешок:
– Дорогая, в чем дело? Ты так глупо себя ведешь! Что-то случилось?
Хилари сделала еще шаг, по-прежнему держа руки за спиной.
– Хилари!
– Ничего не случилось, – ответила Хилари, немного разряжая обстановку своим тихим нежным голосом. – Все со мной хорошо, дорогая Синтия. Просто…
Она уже почти подошла к креслу. Теперь все, кто находился за окном, почувствовали новый, едва уловимый запах – запах хлороформа. Синтия, вероятно, тоже его ощутила или просто увидела какую-то перемену в поведении Хилари, поскольку внезапно обернулась, и сразу в нескольких зеркалах отразилось ее бледное лицо. Хилари снова заговорила. Она не повышала голоса, но контраст между ее мягким тоном и смыслом сказанного был разительным.