(1921с)
Любовь, идентификация и идеал Я
Можно ли при помощи психоанализа применить к психологии толпы знания, обретенные на уровне индивидуальной психологии? И наоборот, дает ли нам психоаналитическое исследование феномена толпы какую-либо информацию о психическом функционировании индивида? Фрейд не был удовлетворен аргументами предшественников, апеллировавших к внушению и гипнозу, чтобы объяснять возникновение или распад сплоченности группы или завораживающее действие вождя на членов группы. Он пошел в своем исследовании дальше и, применяя свою теорию либидо, показал, что только аффективная связь – любовь – способна преодолеть одновременно индивидуальный нарциссизм и ненависть, которые разделяют людей. Именно могущество этой либидинальной связи привязывает индивидов к вождю – любовь к Христу в Церкви, любовь к командиру в армии – и в несколько меньшей степени любовь связывает индивидов в группе между собой. Но эта либидинальная связь не является развитой сексуальной любовью, речь идет о примитивной форме любви, заторможенной по отношению к ее сексуальным целям, называемой идентификацией: «Идентификация – наиболее ранняя и элементарная форма аффективной связи с объектом», – заявляет Фрейд. Следовательно, именно идентификация индивида с вождем и идентификация индивидов между собой создают сплоченность толпы, а потеря этой аффективной связи становится причиной ее распада, который мы видим, например, при панике. Но связь с вождем – это связь, основанная еще и на идеализации, когда индивидуальность члена группы, привлеченного образовавшимся идеалом, имеет тенденцию стираться до такой степени, что «идеал Я», который репрезентирует вождь толпы, берет верх над Я каждого индивида.
Можно ли перенести в микрокосмос индивидуального психического пространства те взаимодействия, которые мы наблюдаем в макрокосмосе взаимодействий между членами группы и ее вождем? Именно к этому стремится Фрейд, который рассматривает понятие идентификации в разных его аспектах и делает набросок новой концепции интрапсихических отношений, которые воспроизводятся «на этой новой сцене внутри Я» (р. 200 [69]). Гипотеза, согласно которой идеал Я может занять место Я, позволяет ему подробно описать не только превратности состояния влюбленности, но и процессы идентификации, как в их нормальной форме, так и в патологической: так, если взять для примера мальчика, идентификация с отцом при положительном эдиповом комплексе приводит его к тому, чтобы стать и быть как отец. Напротив, идентификация мальчика с матерью приводит к инверсии эдипова комплекса. Впрочем, Фрейд все сильнее убеждается в том, что существует напряжение между идеалом Я и Я, и что в нормальной психической организации идеал Я репрезентирует родительские требования к индивиду, в то время как в патологии это напряжение может обостриться и довести индивида, например, до чередования меланхолии и мании. Наконец, развивая идеи, сформулированных в Тотеме и табу (1912–1913a), Фрейд утверждает, что отношения между толпой и ее вождем возрождают отношения между сыновьями и отцом первобытного племени и что после убийства отца последний был замещен героем, которого воспевает эпическая поэзия.
Биографии и история
К лучшему пониманию социальных и групповых конфликтов
После изучения мазохизма и влечения к смерти Фрейд попытался понять, как функционируют группы, и снова погрузился в чтение работ по социологии, которыми увлекался в молодости. Он пишет Ромену Роллану о цели своего труда: «Не то, чтобы я считал эту работу особенно удачной, но она указывает путь от анализа индивида к пониманию общества» (Фрейд Роллану, письмо от 4 марта 1923, цит. по: Vermorel, 1993, р. 219). В частности, он пытается понять в свете психоанализа, что определяет феномены социальной сплоченности: если индивиды внутри группы выигрывают в сплоченности и в безопасности, почему они в то же время теряют свободу мысли и способность суждения? Почему толпа более нетерпима, иррациональна и безнравственна, чем индивиды, которые ее составляют? Почему запреты рушатся, развязывая смертельную ненависть?
Можно назвать две главные причины, вынудившие Фрейда взяться за исследование толпы. Во-первых, Первая мировая война была еще свежа в памяти, и многие его работы этого периода отражают желание лучше понять деструктивную составляющую человека. Во-вторых, в 1920-е годы психоанализ подвергался многочисленным нападкам, жестокие конфликты разгорались в лоне самого психоаналитического движения. Так, поскольку труды Фрейда были написаны на немецком языке, он страдал от антигерманских настроений, особенно сильных в Англии, как свидетельствует Джонс: «[психоанализ] дискредитирован как типичный продукт германского разложения и общего зверства». Однако Джонс делал все возможное, чтобы обеспечить перевод произведений Фрейда на английский язык. В 1920 г. он основал Международный журнал психоанализа, чтобы обеспечить распространение идей психоанализа в англоязычном мире. С другой стороны, это был период непримиримой вражды между Джонсом и Отто Ранком, причем Фрейд поддерживал то одного, то другого, в зависимости от аргументов, которые они ему приводили. Эти конфликты очень рано показали, что психоаналитики чувствуют на себе закономерности функционирования групп, как и простые смертные, и весьма вероятно, что еще и по этой причине Фрейд оказался заинтересован в лучшем понимании действующих здесь феноменов. Например, можно было задаться вопросом, не достигло ли психоаналитическое движение в своей эволюции стадии организованной группы, глава которой – Фрейд – создал идеал, совпадающий слишком близко с идеалом Я его учеников.
Изучая произведение
Ссылки на страницы приводятся по изданию: Freud S. (1921с). Psychologie des foules et analyse du moi // Essais de psychanalyse, trad. P. Cotet, A. Bourguignon, J. Altounian, O. Bourguignon, A. Rauzy. Paris: Payot, 1981, р. 117–217 [страницы, указанные в квадратных скобках, приводятся по изданию: OCF. Р., XVI, 1–83].
• Характеристики массовой психологии
В предисловии Фрейд заявляет, что психоанализ сосредоточил свое внимание на отдельной личности, но также принимает в расчет ее отношения с окружающими. Он считает, что индивидуальная психология – это в то же время социальная психология, хотя последняя склонна иногда забывать об индивиде.
Фрейд широко цитирует труд Гюстава Лебона Психология толпы (1895), чтобы дать общий обзор этого феномена и выделить основные его проблемы, в которые психоанализ может привнести нечто новое. Лебон полагает, что в толпе индивид думает и действует совершенно иначе, чем он думал или действовал бы в одиночку, так как в толпе его сознательная личность уступает место бессознательной личности. Индивид обретает чувство непреодолимой силы, утрачивая при этом чувство личной ответственности и совесть. В толпе мы наблюдаем также феномен заражения до такой степени, что индивид может легко пожертвовать личными интересами ради интересов коллективных, он становится внушаемым, как человек в руках гипнотизера. Однако, по мнению Фрейда, именно тот, кто занимает место гипнотизера в толпе, представляет собой ключевой элемент. Лебон также показывает, что в толпе происходит регресс, поведение индивида уподобляется поведению первобытного человека или ребенка. Отдельно взятый индивид может быть цивилизованным, но в толпе он, жертва своих влечений, становится варваром: «Он [индивид] проявляет спонтанность, насилие, жестокость, а также энтузиазм и героизм примитивного существа» (р. 132 [13]). К тому же толпа уважает только силу, доброта воспринимается как проявление слабости: «От своих героев она требует именно силы и даже грубости. Она хочет подчиниться власти и быть угнетенной, бояться своего хозяина. Консервативная по существу, она испытывает глубокий ужас перед любой новизной и прогрессом и безгранично уважает традицию» (р. 134 [16]). По мнению Фрейда, психика человека в толпе, как ее описывает Лебон, во многом подобна психике невротика, ребенка или первобытного человека, как ее описывает психоанализ. С другой стороны, по мнению Лебона, как только люди объединяются, они начинают нуждаться в вожаке, и толпа оказывается подобной покорному стаду, жаждущему повиновения и подчинения. Лебон приписывает власть «вождя» толпы некоему загадочному и неотразимому могуществу, которое называет престижем, это объяснение Фрейд считает недостаточным. В своем заключении Фрейд скорее критичен: он считает, что Лебон дал преимущественно описательную картину психологии толпы, не представив удовлетворительных объяснений, привнести которые – задача психоанализа.
• Решающая роль аффектов
Затем Фрейд обращается к другой работе – Душа группы (1921), в которой У. Макдугалл показывает, что именно на уровне простой группы, толпы мы можем обнаружить фундаментальные явления, лежащие в основе массовой психологии. Этот автор выявляет два решающих условия образования группы: с одной стороны, отдельные индивиды должны иметь что-то общее: общий интерес, одну и ту же направленность чувств; с другой стороны, они должны показывать некоторую способность оказывать влияние друг на друга. Так, Макдугалл отмечает центральную роль аффектов в образовании примитивной толпы, в которой эмоции экзальтированны, а мысль заторможена: «…для участников, определенно, большое наслаждение предаться таким образом без удержу своим страстям и раствориться в толпе, потерять ощущение своих индивидуальных границ» (р. 142 [22]). К тому же, по мнению Макдугалла, формироване толпы характеризуется стиранием индивидуальных черт личности в пользу массы: «То есть толпа обретает те же свойства, которые прежде характеризовали индивида и которые стерлись в нем в результате образования толпы» (р. 145 [25]). Другими словами, замечает Фрейд, при своем формировании толпа «как бы рядится в признаки индивида» (р. 145 [25]).
• Сила любви
Какое объяснение можно дать экзальтации аффектов и заторможенности мысли, характерным для психологии толпы? Большая часть авторов вплоть до того момента ссылалась на внушение. Но Фрейд находит это объяснение недостаточным и прибегает к психоаналитическому понятию либидо, которое обозначает влечения, объединяемые в общем понятии любви. Согласно Фрейду, речь идет о любви в широком смысле, включающей сексуальные влечения, совпадающей как с платоновским Эросом, так и с любовью, о которой говорит апостол Павел в Первом послании к коринфянам. Приняв переживание любви за отправную точку, он выдвигает гипотезу, согласно которой именно «любовные отношения (или более нейтрально: эмоциональные связи)» (р. 153 [30]) составляют сущность тех чувств, которые сплачивают толпу. Иначе говоря, именно любви мы можем приписать силу, которая поддерживает сплоченность толпы и заставляет отдельного человека расстаться со своей индивидуальностью и поддаться внушению со стороны других преимущественно «ради любви к ним» (р. 153 [30]).
• Церковь и армия
Иллюстрируя свою точку зрения, Фрейд рассматривает две высокоорганизованные группы – церковь и армию, которые он считает искусственно созданными в той мере, в какой некое внешнее принуждение введено, чтобы обеспечить их сплоченность. У церкви – особенно католической – есть высший глава, Христос, так же как в армии есть главнокомандующий. Глава «любит всех индивидов толпы равной любовью. Все зависит от этой иллюзии, – утверждает Фрейд, – если бы ее позволили развеять, и церковь, и армия немедленно распались бы настолько, насколько позволило бы внешнее принуждение» (р. 154 [32]). В церкви именно любовь Христа к членам христианской общины объединяет их, они называются между собой братьями и сестрами во Христе, и, по мнению Фрейда, Христос представляет собой фигуру, замещающую отца. Точно так же обстоят дела в армии: «Главнокомандующий – отец, который одинаково любит всех своих солдат, и поэтому они остаются товарищами между собой» (р. 155 [33]). При этом, если армия обладает более выраженной пирамидальной иерархической структурой, чем церковь, в христианстве, напротив, уделяется большая забота отдельным индивидам, чем в армии.
Вследствие этого «в этих двух искусственных группах каждый отдельный индивид либидинально связан, с одной стороны, с вождем (Христос, главнокомандующий), с другой стороны – с другими членами группы» (р. 156 [34]). Тот факт, что каждый отдельно взятый индивид устанавливает аффективную связь в этих двух направлениях, объясняет ограниченность, которую мы наблюдаем в личности каждого индивида в подобной толпе. Доказательство этого мы видим в феномене паники, когда аффективная связь теряется, например, если паника охватывает войска и заставляет их терять свою сплоченность. В этом случае страх перед опасностью нарушает либидинальные связи толпы, и Фрейд устанавливает параллель между паникой в толпе и происхождением невротической тревоги, преимущественно основанной на «временном прекращении аффективных (либидинальных) связей» (р. 158 [35]). Он вернется к этой теме в 1926 г. в работе Торможение, симптом и тревога. Религиозная толпа показывает амбивалентные чувства, но враждебные импульсы подавляются в ней «благодаря равной любви Христа ко всем» (р. 160 [37]). Однако враждебность проявляется через нетерпимость: «В сущности, каждая религия есть подобная религия любви ко всем тем, кого она объединяет, и каждая склонна к жестокости и нетерпимости по отношению к тем, кто к ней не принадлежат» (р. 160 [37]). Эта нетерпимость продолжается и тогда, когда религиозная связь заменяется какой-то другой, например той, что объединяет коммунистическое движение: «…то, к чему, кажется, ведет в настоящее время социалистическая связь, – это возникновение той же нетерпимости по отношению к внешнему окружению, как во времена религиозных войн…» (р. 160 [37]).
• Любовь и ненависть как объединяющие факторы
Продолжая свое исследование о природе связи между толпой и ее членами, Фрейд постулирует, что в группе не только любовь, но и ненависть представляет собой объединяющий фактор. Таким образом, поведение толпы также характеризуется амбивалентностью, т. е. враждебными чувствами, направленными на тех, кого любят. Но внутри одной и той же группы мы парадоксальным образом наблюдаем, что враждебные чувства между индивидами развеиваются, пока сохраняется сплоченность. К тому же отдельный индивид охотно отказывается от своих личных интересов в пользу интересов других членов группы, и Фрейд приписывает это ограничение нарциссизма аффективной природе либидинальной связи, которая устанавливается между ними. Это самоотречение в пользу большинства является, по его мнению, одной из основ цивилизации: «И как у отдельного человека, так и в развитии всего человечества, только любовь действовала как движущая сила цивилизации на пути от эгоизма к альтруизму» (р. 165 [41]).
• Идентификация – первое проявление аффективной связи с другим
От любви как фактора сплоченности Фрейд переходит к идентификации – другому фактору, способному создавать аффективную связь внутри толпы. Одной меткой фразой он напоминает, что объединяет любовь и идентификацию: «Идентификация известна в психоанализе как первое выражение аффективной связи с другим лицом» (р. 167 [42]). Идентификация играет свою роль вначале развития эдипова комплекса, и Фрейд описывает путь, который проходит маленький мальчик в отношениях с отцом: «Он хотел бы стать и быть таким, как отец, во всех отношениях занять его место. Скажем просто: он берет своего отца за идеал» (р. 167 [42]). Одновременно, идентифицируясь с отцом, мальчик привязывается к матери как к объекту, и это откровенно сексуальная либидинальная привязанность. Затем он сталкивается с так называемой нормальной эдиповой ситуацией и его мужская идентификация заряжается враждебностью по отношению к отцу-сопернику, чье место рядом с матерью он желает занять, таким образом его идентификация приобретает амбивалентный характер. Впоследствии судьба этой идентификация с отцом «легко теряется из виду» (р. 168 [43]).
Но случается, что эдипов комплекс претерпевает инверсию и маленький мальчик идентифицируется с объектом желания отца, т. е. со своей матерью, и занимает женственную позицию, причем отец становится объектом сексуальных влечений. Инверсия может с соответствующими поправками произойти и у девочки. Какова же в таком случае разница между идентификацией с отцом при прямом эдиповом комплексе и идентификацией при обратном эдиповом комплексе, когда отец выступает в качестве объекта? Фрейд дает на это простой, но исчерпывающий ответ: «В первом случае отец – это тот, кем хотелось бы быть, во втором – то, чем хотелось бы обладать» (р. 138 [44]).
Затем Фрейд описывает несколько форм идентификации, причем один и тот же симптом может быть связан с тремя формами идентификации. Например, в образовании симптомов мы можем выделить сначала истерическую идентификацию, примером которой является девочка, копирующая кашель матери: «Идентификация та же самая, что и при эдиповом комплексе, означающая враждебное желание заменить мать, а симптом выражает объектную любовь к отцу» (р. 169 [44]). В этом первом возможном случае симптом тот же, что у ненавистной соперницы, а идентификация девочки выражает одновременно ее агрессию по отношению к матери и любовь к отцу. Другую форму идентификации, участвующей в образовании симптома, иллюстрирует случай кашля Доры, имитирующей кашель своего отца, где симптом – это симптом любимого человека: «Идентификация заняла место выбора объекта, выбор объекта регрессировал до идентификации; <…> часто бывает, что выбор объекта снова превращается в идентификацию, то есть что Я присваивает качества объекта» (p. 169 [44]). Существует и третья форма идентификации, основанная на общности с одним или несколькими лицами, которые не являются объектом сексуальных влечений: в этом случае речь идет о частичной идентификации, которая создает новую связь. Фрейд приводит в пример истерический припадок, симптом, который может распространиться среди воспитанниц пансиона путем психического заражения. Итак, эти три формы идентификации показывают, что, «во-первых, идентификация есть самая первичная форма аффективной связи с объектом; во-вторых, путем регрессии она замещает объектную либидинальную связь, в некотором роде через интроекцию объекта в Я; и, в-третьих, она может рождаться всякий раз, когда снова ощущается некая общность с лицом, которое не является объектом сексуальных влечений» (p. 170 [45]). По мнению Фрейда, к этому третьему случаю и восходит идентификация, которая привязывает толпу к ее вождю.
Затем Фрейд описывает еще один тип идентификации – идентификацию с оставленным или утраченным объектом; здесь он приводит два примера. Первый касается идентификации через интроекцию в Я фантазии об оставленном или утраченном объекте, который эта фантазия замещает. Именно так Фрейд объясняет генезис мужского гомосексуализма, который он описал на примере Леонардо да Винчи (1910с): Леонардо идентифицировался со своей матерью и любил юношей той же любовью, какой любила его она. Второй тип идентификации с оставленным или утраченным объектом встречается при меланхолии или депрессии, когда часть Я идентифицируется с утраченным объектом. Фрейд возвращается к интрапсихическому конфликту меланхолика, при котором одна часть Я атакует другую и описывает под именем «идеала Я» критическую инстанцию, которая иногда становится столь безжалостной и которой он приписывает функции «самонаблюдения, совести, цензуры сновидений, она же оказывает существенное влияние на вытеснение» (р. 173 [48]). Он уточняет, что подобная внутренняя критика возникает также и из требований, предъявляемых Я под влиянием значимых фигур, прежде всего родителей. Начиная с 1923 г. он станет называть эту инстанцию Сверх-Я.
• Образование идеала Я
Определив идентификацию как форму любви, Фрейд исследует затем то общее, что есть между состоянием влюбленности и идеалом Я; после этого он проводит параллель между чарами, которые оказывает гипнотизер на гипнотизируемого, и влиянием, которое оказывает вождь на толпу.
Говоря о состоянии влюбленности, Фрейд описывает превратности, которые претерпевает чувство любви в ходе детского развития и его связь с сексуальными влечениями. Согласно его мнению, существует два различных течения в любви – нежное и страстное, и они призваны соединиться, чтобы сформировать высшую форму – генитальную любовь. Иногда этим двум течениям не удается соединиться, и мы наблюдаем диссоциацию между нежным течением и чувственным течением: мы находим ее, к примеру, у некоторых романтических мужчин, теряющих потенцию с женщинами, которыми восхищаются, и, напротив, сексуально полноценных с женщинами, которых они не любят. При другом повороте состояния влюбленности человек сексуально переоценивает объект, в который он влюблен, в порыве идеализации, но этот порыв, уничтожающий всякую критику в отношении объекта, восходит к нарциссизму: «Объект заменяет недостижимый идеал собственного Я. Его любят за совершенства, к которому стремилось собственное Я и которого теперь хотят достичь хотя бы таким способом, чтобы удовлетворить свой нарциссизм» (р. 177 [50–51]).
В крайних случаях любовного очарования идеализация объекта такова, что Я буквально отдается объекту, «объект, так сказать, поглощает Я» (р. 177 [51]), заставляя умолкнуть любую критику. Иными словами, «объект занимает место идеала Я» (р. 178 [51]). Это ставит вопрос о разнице между идентификацией и состоянием влюбленности следующим образом: в случае удачной идентификации Я обогащается качествами объекта, по выражению Ференци, оно «интроецировало» его. Согласно Фрейду, в состоянии влюбленности, напротив, Я «обедняется, оно отдается объекту, поставило его на место самого важного своего образующего элемента» (р. 177 [51–52]), т. е. Я занимает место идеала Я. Тут надо отметить, что Фрейд не делает различия между состоянием влюбленности и идеализацией объекта. По его мнению, идеализация объекта неизбежно осуществляется ценой потери Я, поэтому Фрейд склонен считать состояние влюбленности патологическим по существу.
Что касается взаимоотношений между гипнозом и состоянием влюбленности, то здесь Фрейд выявляет определенные соответствия. Так, по его мнению, в загипнотизированном мы видим ту же покорность и отсутствие критики по отношению к гипнотизеру, как и по отношению к объекту любви: «Без сомнения, гипнотизер занял место идеала Я. <…> Гипнотизер является единственным объектом, рядом с ним ничто другое не считается» (p. 179 [52]). Если гипнотическая связь кажется безграничной любовной отдачей, за исключением сексуального удовлетворения, то в состоянии влюбленности, напротив, таковое помещается в будущее как дальнейшая цель. Иначе говоря, гипнотическую связь можно расценивать «как образование толпы вдвоем» (p. 180 [53]), и именно стремления, лишенные сексуальной цели, объединяют людей в толпе, т. е. «сексуальные стремления с заторможенной целью». В заключение, учитывая роль, которую играет идеал Я, Фрейд предлагает следующее определение толпы, имеющей вождя: «Подобная первичная толпа – это сумма индивидов, которые поместили один и тот же объект на место своего идеала Я, и вследствие этого в своих Я идентифицировались друг с другом» (p. 180 [54]).
• Отец первобытного племени, вождь и гипнотизер
Отвергнув идею о существовании специфического «стадного инстинкта» в том виде, как его описал У. Троттер, Фрейд исследует сходство, которое он наблюдает между психологией толпы и организацией первобытного племени, которую, как он полагает, толпа воспроизводит. Вождь толпы является, следовательно, эквивалентом первобытного отца, внушающего страх, в то время как подчиненная позиция индивидов соответствует регрессу к примитивному психическому состоянию организованного племени. В последнем первобытный отец господствует над своими сыновьями, препятствуя их сексуальному удовлетворению, таким образом связь между братьями рождается из заторможенных сексуальных стремлений, как и в толпе. Вначале сын тотчас занимает место убитого главы и присваивает себе всю власть и сексуальное удовлетворение, и таким образом в том, что касается его самого, кладет конец значимости заторможенных сексуальных стремлений как цели. Если в церкви, как и в армии, у всех индивидов существует идеалистическая иллюзия, будто вождь любит их всех одинаково и по справедливости, то в первобытном племени, напротив, всех объединяет именно ненависть, так как индивиды «одинаково подвергались преследованиям со стороны первобытного отца и одинаково его боялись» (р. 193 [64]).
Вслед за тем Фрейд задается вопросом о природе таинственного воздействия королей или вождей племен, аналогичного силе воздействия, которой обладает взгляд гипнотизера. Гипнотизер во время сеанса стремится притянуть все внимание к своей личности, исключив внешний мир, в бессознательной гипнотической связи, аналогичной переносу. Как показал Ференци (1909), с психоаналитической точки зрения можно считать, что, приказывая пациенту спать, гипнотизер занимает место родителей. В отношениях этого типа гипнотизер также пробуждает в загипнотизированном часть его архаического наследия и заставляет его вновь переживать наводящие ужас отношения со страшным отцом первобытного племени – «пассивно-мазохистскую» позицию, которую мы видим по отношению к вождю толпы, который «всегда остается внушающим страх первобытным отцом» (р. 196 [67]). По поводу жажды власти, свойственной толпе, и ее потребности быть покоренной Фрейд заключает, что «первобытный отец – это идеал толпы, который властвует над Я вместо идеала Я» (р. 196 [67]).
• Идеал Я в норме и в патологии
И снова наблюдение патологических феноменов приводит Фрейда к открытию в области функционирования нормального индивида. Так, введение различия между Я и идеалом Я, этой новой концепции психического функционирования, позволяет ему утверждать, что взаимодействие между целостным Я («всем Я») и внешними объектами воспроизводится, в свою очередь, во внутреннем мире, т. е. «на этой новой сцене внутри Я» (р. 200 [69]).
Затем Фрейд намечает последствия этого факта как в норме, так и в патологии. Когда мы имеем дело с нормальной психической организацией, деление между Я и идеалом Я приводит к напряжению между двумя противоположными полюсами этих объектных отношений, к напряжению, которое плохо переносится и непрерывно пересматривается. Например, во сне мы периодически возвращаемся к состоянию избегания объекта, которое представляет собой нарциссический регресс. Когда мы имеем дело с патологией, можно подумать, что сепарация Я и идеала Я более невыносима и что она временно стирается. В этих случаях Я может или восстать против запретов и позволить себе любые нарушения границ, как во время первобытных празднеств или карнавала, или подчиниться запретам идеала Я, который «включает в себя сумму всех ограничений, которым Я вынуждено подчиниться…» (р. 201 [70]).
Могут ли эти чередования объяснить психогенную составляющую, определяющую колебания настроения, которые мы наблюдаем в меланхолической депрессии и мании? Поскольку пациент, страдающий манией, лишается всех своих торможений, Фрейд выдвигает гипотезу, что переход от меланхолии к мании может объясняться процессом распада идеала Я в Я того идеала Я, который был так суров у меланхолика. С другой стороны, можно также думать, что подобное превращение меланхолии в манию может быть результатом периодического бунта Я против идеала Я, «причем Я доведено до бунта жестоким обращением со стороны своего идеала, которому оно подвергается в случае идентификации с отвергнутым объектом» (р. 204 [72]).
• Героический миф – прогресс на пути к индивидуальной психологии
Разграничение между Я и идеалом Я дало Фрейду возможность сделать несколько дополнительных замечаний. Первое касается того прогресса, который представлял собой в первобытные времена переход от психологии толпы к индивидуальной психологии и который следовал за убийством отца первобытного племени. Развивая идеи, выдвинутые в Тотеме и табу, Фрейд высказывает гипотезу, что конфликты между братьями помешали им назначить преемника отцу. Тот, кто сумел преодолеть этап, состоявший в переходе от действий к слову, был первым эпическим поэтом: именно он призвал на помощь свое воображение и создал рассказ о герое, в одиночку победившем отца и ставшем его преемником в мифе: «Итак, миф – это шаг, который позволяет индивиду преодолеть психологию толпы» (р. 208 [75]). Но, добавляет Фрейд, не был ли настоящим героем сам поэт, который посредством своего рассказа идентифицируется с героем, о чьих подвигах он повествует слушателям? Кульминацией следующего этапа становится обожествление героя – предтечи возвращения первобытного отца в виде божества.
Затем Фрейд уточняет, каково соотношение между любовью, с одной стороны, и сексуальными влечениями – прямыми и заторможенными в отношении цели – с другой. Последние соответствуют сублимации сексуальных влечений. А прямые сексуальные влечения мешают образованию группы, что мы и видим, когда двое влюбленных избегают скопления людей и ищут уединения. Когда прямые сексуальные влечения проявляются в группе, они ведут к ее распаду. Наоборот, замечает Фрейд, в таких больших группах, как церковь или армия, «нет места женщине как сексуальному объекту» (р. 214 [80]) и, уточняет он, разница полов не играет никакой роли. Наконец, невроз асоциален по существу, так как он стремится выделить индивида из толпы: «[он] оказывает на толпу разлагающее действие так же точно, как состояние влюбленности» (р. 215 [81]).
Постфрейдисты
Психоанализ и группы
Групповой анализ с полным правом может считаться продолжением работы Фрейда по изучению массовой психологии. С одной стороны, этот термин обозначает в строгом смысле терапевтическую технику, основанную одновременно на достижениях индивидуального психоанализа и на различных концепциях функционирования группы; с другой стороны, этот же термин обозначает в широком смысле психоаналитические исследования групп различного размера. Зигмунд Фулкес и Уилфред Р. Бион стали первопроходцами в этой области.
З. Г. Фолькис: групповой анализ
З. Фулкес, психоаналитик, получивший образование в Германии, начал применять групповую психотерапию в 1930-е годы, после эмиграции в Англию. Он назвал свой подход «психоанализом в группе», так как, по его мнению, следует развивать терапевтические способности членов группы, чтобы они стали сотерапевтами для других участников. Роль группового терапевта заключается в том, чтобы облегчить эти процессы и подчеркнуть важность общения как терапевтического средства. С точки зрения Фулкеса, в расчет следует принимать только групповой перенос на аналитика, исключая из рассмотрения латеральный перенос между членами группы. Он дает следующее определение своего метода: «Психотерапия в группе – это попытка излечить целую систему расстройств либо в точке возникновения в той – первичной – группе, где они зародились, либо помещая нарушенного индивида в условия переноса в чужой группе» (Foulkes, 1964).
Работы Биона о группах
Подход Биона иной, поскольку он устанавливает фундаментальное различие между индивидуальным мышлением и мышлением группы. После работы с реабилитационными группами в британской армии в 1940-е годы Бион понял, что наблюдение за группами специалистом, имеющим психоаналитический опыт, позволяло выявить ситуации, которые иначе остались бы незамеченными. Например, он констатировал, что когда нескольких человек объединяют для выполнения некоей задачи, то внутри группы можно выделить две тенденции: одна направлена на выполнение поставленной задачи, другая, по-видимому, этому противится. Иными словами, рабочей деятельности противодействует регрессивная деятельность. Чтобы описать эти явления, Бион ввел собственную особую терминологию (Bion, 1961; Grinberg et al., 1973).
Регресс, который мы наблюдаем среди членов группы, объясняется образованием «группового менталитета»; последний выражает мнение и волю участников, но без их ведома, бессознательно. Группа формируется тогда вокруг «базовых презумпций», этот термин означает, что группа функционирует как бы исходя из общих ожиданий, которые, однако, остаются имплицитными и никогда не бывают сформулированы. Бион выделяет три типа базовых презумпций: презумпция зависимости, при которой группа ожидает от лидера удовлетворения всех своих потребностей и желаний, сама же занимает пассивную и некритичную позицию. Базовая презумпция «бороться или спасаться» возникает, когда у группы существует убеждение, что у нее есть враг, которого надо уничтожить, атакуя, или избежать, спасаясь бегством, тогда группа выбирает своим вождем параноидную личность. Наконец, базовая презумпция «сочетание» (или «парность»), когда группа находится в состоянии мессианского упования на изменение своей судьбы, и эта бессознательная иррациональная надежда направлена часто на ребенка, который должен родиться у некоей четы. Группа, которая формируется согласно одной из этих базовых презумпций, подвержена напряженным примитивным эмоциональным состояниям, выражающим бессознательные фантазии группы. Ее функционирование становится хаотичным и осмысленная деятельность нарушается, так как группа ищет, прежде всего, немедленного удовлетворения своих всемогущественных желаний и склонна не принимать в расчет реальность.
Наряду с группой, функционирующей на уровне базовых презумпций, существует другой вид и уровень группового функционирования, который Бион называет рабочей группой. Эта последняя ожидает от своих членов сотрудничества с целью выполнения задачи, используя устную коммуникацию и принимая в расчет реальность.
Оба типа групп – и группа с базовыми презумпциями, и рабочая группа – сосуществуют внутри одной и той же группы, что всегда приводит к конфликту, который воспроизводится в группе. Согласно Биону, феномены базовых презумпций – это защитные и регрессивные групповые реакции на психотические тревоги, которые реактивируются у индивида внутри группы и соответствуют примитивным механизмам защиты, описанным М. Кляйн. В то же время рабочая группа соответствует психической деятельности, которая ведет к интеграции. Благодаря разработкам Биона у работающих с группами профессионалов появился инструмент, помогающий осмыслить феномены, возникающие в группе, частью которых они сами являются, особенно если речь идет о группе терапевтической.
Хронология понятий
Любовь, состояние влюбленности – армия – Церковь – гипноз, гипнотизер – идеал – идеал Я – идеализация – идентификация – Я – индивидуальная психология – коллективная психология.