— Я не оправдываю Смеагола, Денна… — негромко откликнулся он наконец. — Ты сам не знаешь, насколько прав. И всё-таки — не будь Кольца, возможно, найденная драгоценность закончилась бы дракой друзей, но не убийством. Ты не представляешь, ни один из вас не представляет, на что способна эта вещь, как извращает, калечит душу… И чем слабее воля владельца, тем легче Ему подтолкнуть на самые страшные, самые подлые поступки. Пусть он уходит.
Посольство к Даину
…— Что-что они потребовали?.. — Сайта запнулся, удивлённо оглянулся на брата. Оценил бредовость предложения и согнулся пополам. Маг хмуро покосился на ржущего Морехода и передёрнул плечами.
— Вернуть им кольца они потребовали, если у кого-то со слухом плохо, — сухо повторил он. — Сайта, это не смешно. Где я им возьму кольца?
— А откуда вообще такая странная идея? — Денна, хмурясь, вынул из рук Мага свиток, развернул его. Задумался. Тот только плечами передёрнул, поджал с досадой губы.
— Ты у меня спрашиваешь? Похоже, они уверены, что они хранятся у Учителя.
Сайта громко и неприлично хмыкнул, и Защитник, полностью разделяющий мнение друга, согласно кивнул.
— Абсурд. К Смаугу кто летал, не помню? Моро?
— Моро. А толку? Мы для них на одно лицо. Знаешь, как меня называли? Кольцепризрак.
Сайта вновь разразился смехом:
— Погоди, ты что…
— Нет, разумеется! — Маг раздражённо зашипел. — Ты издеваешься?! Я не уходил на Грань, даже магию не использовал, чтобы не провоцировать. Что с этими Верными не так, может мне хоть кто-нибудь объяснить?
Денна положил руку на плечо Ушедшему Королю. Толкнул локтем всё ещё посмеивающегося и не обращающего внимания на мрачнеющее лицо Мага, Сайту. Поморщился сочувственно:
— Это ты просто с нуменорцами мало общался. Вот уж кто мастера обласкать словом. Слышал бы ты, как меня называли. А с гномами — это изначально была плохая идея. Повелитель ведь предупреждал тебя.
Маг хмуро пожал плечами. Ничего не ответил. Сайта наконец перестал веселиться. Посерьёзнел.
— Значит, будем ждать удара бородатых в спину. Погано, братцы. Может, и впрямь не стоило, а?..
— Попробовать все равно было нужно… — тихо возразил Денна, вновь разворачивая длинный свиток со списком требований к «Чёрному Властелину». — Теперь мы хотя бы знаем, что рассчитывать на нейтралитет Одинокой Горы нельзя…
Сайта вздохнул. Усмехнулся невесело. Развязно хлопнул подавленного Мага по плечу, да так, что тот качнулся вперёд и, с трудом удержавшись на ногах, с раздражённым шипением принялся стряхивать с себя тяжёлую лапищу побратима.
— Ну что, пойдёмте докладывать Саурону… рабы Чёрного Властелина!
…эхо раскатистого смеха ещё какое-то время металось по коридору, даже когда трое Кольценосцев, простившихся с ещё одной хрупкой надеждой решить дело малой кровью, скрылись за поворотом. Сыто, злорадно усмехался Замысел…
Заветрь
…Всего лишь — протяни руку… И восстанет из пучины морской Нуменор — прекрасный и величественный, прекраснее, чем в дни своего расцвета, и взовьются над острыми пиками Ангэллемар знамёна со звёздным клинком, венчающим острозубую корону… Протяни руку, король! Оно — твоё по праву, лишь тебе под силу совладать со страшной мощью Кольца.
Элвир беспомощно шагнул вперёд — и замер, остановленный упавшей на плечо ладонью.
— Не надо, — тихо проговорил Еретик; и в глухом голосе звучала та же боль, что плавилась миг назад в непроницаемых глазах Короля. — Оставь его сейчас. Ему непросто сейчас…
Один из черных всадников вдруг протягивает руку, едва заметно касаясь плеча Короля-Чародея. Неожиданно яркой искрой вспыхивает черный морион в простом стальном кольце. Короткий мысленный разговор, и назгул легко сжимает бока коня, заставляя его сделать несколько осторожных шагов к воде.
«Эйно…» — доносится до Лаурэфиндо тихий мысленный оклик. Приглашение к разговору по осанвэ.
Налетевший ветер в ярости сбрасывает с головы назгула капюшон.
…Он молод — насколько это можно сказать о живом мертвеце. Юное лицо, тонкие черты, очень светлые глаза… Будь он человеком, можно было бы сказать, что он красив.
Но он — не человек. Вражья тварь, нежить.
Морок слишком привлекателен.
Требуется усилие, чтобы вновь увидеть то, что есть — должно быть! — на самом деле: просвечивающие сквозь призрачную плоть кости черепа, истлевшие лохмотья древних одежд, мрачный алый отсвет в пустых глазницах…
Назгул опускает взгляд. Невеселая, понимающая улыбка касается тонких губ — за миг до того, как наваждение тает, чтобы смениться злобным оскалом живого скелета.
— И долго ты ещё будешь страдать, братец? — не выдержал, наконец, Сайта; вопрос вышел неловким, болезненно-беспомощным — даже привычная нарочитая грубость не помогла до конца скрыть неловкость. Аргор медленно повернулся. Взглянул — прямо в лицо, и мореход вздрогнул: в глазах цвета северного океана плескалось то, что каждый из Восьмерых — молча, не смея даже в мыслях заговорить об этом — надеялся никогда больше не увидеть.
А Король уже нехотя, словно с трудом прорывая плотную скорлупу сковывающего льда, разлепил бледные губы:
— Стоит ли… называть меня… братом? — медленно проговорил он. И безжизненный тихий голос показался стылым шелестом прибитой морозом полыни.
Сайта потрясённо шагнул вперёд.
— Брат, что ты? — схватил за локоть, за плечи, с тревогой взглядываясь в измученные глаза. — Что с тобой?! Это же Кольцо, это всё эта проклятая штуковина, ты ни в чём не!..
Осёкся, подавившись собственными словами. В глазах было — северное стылое море. Море, где больше не было, не было и никогда не будет, зелёного острова-звезды. Беспомощно опустил руки, отступая назад.
А Аргор вдруг усмехнулся — горькой, страшной усмешкой: немой оскал бессильной боли.
— Ты всё-таки был прав, Сайта. Я и впрямь предал… всех. И вся.
И, отвернувшись от онемевшего морехода, медленно пошёл вниз.
Теоден и Эодред. Начало.
Погоня шла за ним по пятам. Измученный конь уже не хрипел — жалобно стонал, и срывающаяся с губ пена была розовой. Казалось бы — всадник на резвом скакуне легко уйдёт от пешей погони; но шёл уже третий час, а расстояние до мелькающих за спиной приземистых фигур не становилось больше: нет, оно сокращалось. Теперь Эодред видел это совершенно ясно.
«У Тенгеля, короля Рохана, было пятеро детей, и лишь один сын — младший, Теоден.»
Приказано забыть. Только имя сына — неизбывная, вечно саднящая ядовитой занозой горечь и вина: Теодред, сын Теодена…
Он будет убеждать себя, что был прав, что поступил верно, выбрав между верностью крови — и верностью Свету. Будет убеждать.
И, в конце концов, сам поверит в свои слова.
Пелленорская битва
…Пыль, взметённая ударом невидимого тарана, медленно оседала. Стражи у ворот не осталось: кто-то бежал, охваченный слепым животным ужасом, кто-то лежал, оглушённый, а быть может, и мёртвый… Да и самих ворот больше не было: разнесённые в мелкую щепу створки и полосы искорёженной меди — вот и всё, что осталось от неприступных врат Минас-Тирита.
А в заваленном камнями и обгорелыми обломками проёме стояли друг напротив друга двое. И одежды одного были чернее скорби, другой же затмевал собой слепое сияние горных вершин. Чёрный Король и Белый Всадник, воля против воли, и казалось — Тьма смотрит в глаза Свету, и дрожит, стонет от боли воздух между скрестившимися клинками взглядов.
Лишь миг длился безмолвный поединок; миг, растянувшийся, рассыпавшийся ранящим алмазным крошевом, и замер в страхе мир, прислушиваясь ознобно, тревожно. Тысячи лет прошли с тех пор, как сходились в прямом бою столь могущественные силы, и земли, что видели подобные сражения, давно лежали на дне морском… Не знающий Дара и от Дара отрёкшийся во имя долга — они стояли друг против друга, и никто не решался первым вынуть оружие.
…А ещё спустя мгновение алмазные капли рухнули вниз, разбились звоном бьющегося стекла, и сорвалось, понеслось вскачь испуганное время.
Белый всадник тронул коня. И голос его был спокоен, уверен:
— Это город Света, назгул, — громко произнёс он, — тебе нет сюда пути! Возвращайся в бездну, что породила и тебя, и твоего властелина! Убирайся.
Эхо голоса далеко разнеслось по заваленным баррикадами улицам; затихло. На миг показалось, что всадник в чёрном колеблется… Лишь на миг. Он легко тронул коня, заставляя его сделать шаг вперёд. Тускло сверкнуло простое железное кольцо на пальце, когда он поднял руку, откидывая назад глухой чёрный капюшон. Плеснули по ветру когда-то чёрные, а теперь почти сплошь седые волосы. Тяжело, холодно взглянули на противника стальные — северное море зимой — глаза:
— Моя бездна всегда со мной, слуга Валар, — глухо прозвучал его голос, и безжизненной морской галькой перекатывалась в нём стылая горечь. — Я вижу, мои слова пропали впустую. Ты не захотел услышать мир, который ты и твои хозяева мните своим. Жаль. Ты прав, это город Света… давно и бесповоротно.
Он коротко, с брезгливостью усмехнулся. Окинул взглядом белые стены узких улочек, покосился — мельком, с непонятным усталым сочувствием, на низкорослую фигурку, скорчившуюся за спиной майа…
Покачал головой невесело, со странным, неуместным сожалением:
— Ты слеп, старик… Слеп куда больше, чем Мелькор, которого вы всё ещё боитесь. Хотя бояться нужно не его. Молись, чтобы тебе никогда не пришлось осознать мою правоту… так, как когда-то осознал я сам правоту того, кого вы смеете называть Властелином Мрака. А сейчас, — он вдруг возвысил голос, и эхо испуганно заметалось между высокими стенами, — прочь с дороги! Иначе я отправлю тебя в Валинор ещё раз, раб Валар!
А миг спустя вдруг — осёкся на полуслове. Застыл, замер напряжённо, внимательно; пробежала по бесстрастному лицу короткая судорога боли. Казалось, он вглядывается во что-то, вглядывается до рези в глазах, и руки в латных перчатках безвольно лежат на поводьях, словно в единый миг на разрушенной мостовой осталось лишь тело, а дух — взмыл п