— Хэтанн, ты ранен! — встревоженно вскрикнул он. Взгляд его метнулся к ладони, тяжело упирающейся в землю. К медленно намокающему правому рукаву, пригвождённому к предплечью короткой толстой стрелой. Метнулся — и больше не оторвался.
Аргор резко вскинул руку, останавливая и Даэрона, и устремившихся к нему ханаттанайн. Стиснул зубы. Самострел, оружие наёмных убийц… А наконечник, наверняка, с насечками. Задержал дыхание. И резко, одним движением, вырвал стрелу. Встряхнул головой, стараясь разогнать туман перед глазами. И, опираясь ладонью о землю, медленно, с трудом, встал.
— Свяжите его, — коротко бросил он воинам. — Кайран, где принц? Убийца мог быть не один. Скажи Керниэну — это Тайная стража, личное войско короля. Иди же, ну!
Повернулся к Даэрону.
— Это царапина, — глухо, через силу проговорил он, отвечая на встревоженный взгляд юного ханаттанайн.
Тревога в синих глазах Дайро не спешила исчезать.
— Ты ранен, Хэтанн! — упрямо повторил он. — Позволь, я перевяжу тебя.
Аргор помедлил. Проводил взглядом воинов, уводивших с ненавистью оглядывающегося на него неудачливого убийцу.
И лишь затем, вздохнув, нехотя зашагал к своему шатру.
Внутри он опустился на лежанку и, помедлив, принялся стягивать с себя успевший промокнуть от крови бурнус.
— Не надо, хэттан! Я разрежу, все равно ведь испорчен… — поспешно опустился рядом на колени Даэрон. Аргор поколебался. Вздохнул. Неохотно убрал руки. Опустил голову.
— Я не хотел, чтобы ты видел это, — глухо проговорил он юноше. — Что ж… Ты сам выбрал.
Дайро бросил на него непонимающий взгляд. Но и только: некогда было разговаривать. Плотная ткань медленно набухала от крови. Воин осторожно разрезал рукав…
И, ахнув, отшатнулся.
Рана выглядела так, словно ее нанесли не минуту — сутки назад. Края глубокого отверстия почернели и выглядели даже не воспаленными — гниющими. Кровь — темная, с вязкими сгустками — едва сочилась. В свете факела она казалась почти черной.
Дайро вдруг вскинул на него глаза. На вмиг выцветшем до меловой бледности лице — мгновенной тенью — мелькнуло понимание.
Не казалась черной. Была.
Ладонь Аргора крепко сжала плечо молодого воина. Тускло блеснул черный камень в простом перстне.
— Теперь ты понимаешь, — прошелестел его усталый голос. — Я уже мертв, Дайро. Лекарь принца не ошибся. Перевяжи, если хочешь… если не брезгуешь. Это неважно уже, но так будет… спокойнее.
— Как… — Дайро, казалось, задыхается. — Что… это? Хэттан, почему…
Аргор устало прикрыл глаза.
— Не бойся, — тихо попросил он. — Это не колдовство… Не чужое колдовство. Наверное, каждый так может, на несколько минут… когда слишком важен долг… А я ведь — маг… Не могу уйти сейчас, до сражения. Вы не выстоите в одиночку против элитных полков Нуменора.
Он взглянул прямо в расширенные, словно от невыносимой боли, глаза юного воина. Тот хотел что-то ответить; не смог. В горле мальчишки заклокотало, и он, почти беззвучно застонав, уткнулся лбом в плечо Аргора. Замер. Только плечи едва заметно вздрагивали.
Аргор, помедлив, осторожно положил ладонь на черноволосую макушку.
— Не нужно, Дайро, — глухо проговорил он. — Ты ведь не думал, что я бессмертен?
— Но почему — так? — простонал мальчишка. Вскинул голову: закушены губы, глаза блестят отчаянно. Не верит. Не хочет, не может — поверить. Что он мог ответить ему? В груди давило так, что даже ставшая привычной глухая, рвущая тело боль отошла в сторону, стала неважной. И странным казалось: разве может болеть сердце, которое второй день бьется, лишь повинуясь железной воле и силе врученного Сауроном кольца?
Он отвел взгляд. Усмехнулся невесело, через силу, ненавидя себя за спокойный этот тон и зная — иначе нельзя. Не сейчас.
— Как — так, Дайро? Чем это хуже того, что творил на ваших землях Хэлкар? По крайней мере, я выбрал свою судьбу сам.
Мальчишка вдруг вскинул голову. В глазах вспыхнула — не надежда еще — тень ее:
— Но если ты можешь — так, почему ты не исцелишь себя? Нет, не отвечай, я понял… Но ведь — есть другие! Солнечный Посланник, он отправил тебя на помощь Ханатте — быть может, он сможет помочь? Гонцы уже, наверное, у Замка Ночи…
Мертвое сердце больно дернулось в груди. «Зачем ты, Дайро… Зачем, и так ведь тяжело, так тяжело держаться за это тело…»
— Он помог, Даэрон, — тихо, с сочувствием проговорил он. Сжал плечи мальчишки, не зная, как объяснить. — Его кольцо, его дар… Оно помогло удержаться по эту сторону. До времени. Не надо, Дайро. Не плачь, ты же воин…
Тяжело прикрыл глаза. Попросил глухо:
— Не говори никому. Разве что Керниэну — если он сам спросит. Ханаттанайн не пойдут за… — он горько усмехнулся, — живым мертвецом. После сражения будет уже неважно, никто не догадается…
«Об этом я позабочусь сам», — мысленно договорил он. Знал — не сможет сказать это в лицо Дайро. Чувствовал: на тот, последний, призыв Кольцо откликнется легко и охотно. Огонь скроет все следы… А о том, чтобы амулет Силы не попал в чужие руки, Саурон сумеет позаботиться. Хотелось в это верить.
— Хэттан… — без голоса, безнадежно простонал Дайро. — Не уходи…
Он был готов к этому. И все равно — вздрогнул. Словно вернулся тот давний день… И лежит на скатанном плаще чернокосая жрица, которая стала для него больше, чем другом, и горячие толчки под ладонью почти уже не слышны…
«Не потому ли ты позвала меня тогда, в свой последний час, Айори? Чтобы показать — путь?.. Или я не понял тебя, Солнечная Дева? Дайро, мальчик… Если сумеешь — забудь меня.»
Холодный комок в горле мешал дышать. Что можно сказать, когда все — давно — сказано?..
Он мягко отстранил юношу от себя и, резко запахнув плащ, вышел из шатра.
«Тебе было так же тяжело, Айори?»
Полог шатра отлетел в сторону, отброшенный сильной рукой. Резкий взмах ладонью — стража, не задав ни единого вопроса, поспешно отошла на десяток шагов.
— Почему ты мне не сказал, Аргор? — в голосе Керниэна звучал с трудом сдерживаемый гнев… и боль. Аргор отметил, что принц особо выделил именно это — «мне». Отметил — и отбросил в сторону. Не это было важно. Внутри что-то сжалось в предчувствии беды.
На миг мелькнула мысль: «Неужели Дайро проболтался?..» И тут же понял — нет, не Дайро.
— Что еще сказал пленник? — глухо спросил он.
Он ни на секунду не усомнился, что именно вызвало такой гнев Керниэна.
И не ошибся.
— Не много. Но достаточно, чтобы пошедшие слухи, если кто-нибудь узнает о его словах, уничтожили твою добрую славу. Аргор, этот человек был послан не для того, чтобы убить тебя — чтобы проверить подозрение. Нуменорцы тоже умеют считать. Если правда о случившемся выйдет наружу, против Ханатты встанет не только Нуменор. Мои воины не станут болтать. Они уважают волю Солнечного Посланника и верят тебе. Другие — не уверен. Почему ты не сказал мне, Аргор? Я не спрашиваю — почему ты пошел на это. Не спрашиваю, как ты сумел добиться… бессмертия, — последнее слово он выплюнул, словно попавшее в рот мерзкое насекомое. — Я хочу лишь знать, почему ты решил, что не можешь доверять — мне. Почему, Аргор?
Принц остановился напротив своего советника. Словно горячим ветром хлестнуло в лицо: горе и гнев, сплавленные настолько, что не понять, чего больше. Аргор тяжело опустил веки. Что он мог ответить?
— Это не бессмертие, — глухо откликнулся он наконец, намеренно выбирая наименее тяжелый вопрос. — Всего лишь… отсрочка. Мне нужно время, Керниэн. Я не знаю, победит ли Ханатта в следующей битве. Но боюсь, что без меня вы обречены на поражение. Это — элита, лучшие войска Нуменора. Нужно сломать хребет армии Острова, лишь тогда будет шанс… — он запнулся. Почему же так давит, гроза, что ли, идет с моря… Словно натянутая тетива: не удержишь — хлестнет, сорвется в полет отточенной смертью…
Заговорил вновь — медленно, тяжело; и смертельной усталостью сквозило от глуховатого голоса.
— Керниэн… Я не хотел этого подобия жизни. Знаю, смерть освободит меня от данной Ханатте клятвы. Но сейчас дело не в ней… Это не только следование долгу. Я хочу остановить Нуменор — сейчас, пока еще не поздно, пока моя страна еще не стала чем-то, чего сама земля не сможет терпеть. Дай мне два дня, прошу. Больше я, вероятно, все равно не выдержу. Ханатта получит свою победу. А Нуменор — смерть предателя-Хэлкара. Два дня, Керниэн. Если доверяешь мне.
Глаз он так и не открыл, и сейчас был рад этому. Знал: принц Керниэн не будет плакать, как мальчишка Даэрон. Но легче ли от этого?
Керниэн долго молчал.
— Ты мог сказать мне, что не исцелился, — наконец с болью проговорил он.
— Мог, — устало согласился Аргор, не открывая глаз. И замолчал.
Первым не выдержал гнетущей тишины ханаттанайн. Вздохнув, он тяжело опустился на лежанку рядом с нуменорцем.
— Я послал гонца к Солнечному Посланнику. Сразу, как только… Возможно, он сможет помочь…
Аргор промолчал. Знал: не сможет. Нельзя исцелить то, что уже мертво.
Керниэн, должно быть, понял, что ответа не будет. Вздохнул. Порывисто поднялся на ноги, стиснул на миг плечо нуменорца…
Оставшись один, Аргор медленно, через боль выдохнул. Без сил откинулся на сложенное одеяло.
…Встревоженные окаменевшим лицом своего принца стражники долго прислушивались к тишине в шатре Хэттана.
Бесполезно. Сквозь стиснутые до хруста зубы так и не вырвалось ни единого звука.
— …Нет, Посланник, я не верю! Ты откликнулся на мою просьбу — значит, считаешь, что нужен здесь? Если для него нет спасения, зачем ты пришел?
— Спасения? — Саурон перестал расхаживать по шатру и, сложив руки на груди, остановился напротив южанина. — Керниэн, не всегда спасение равнозначно жизни. Я понимаю, как он смог решиться сотворить это с собой. Понимаю, почему ты — ты, на ком лежит ответственность за судьбу Ханатты — согласился с этим. Понимаю. Но позволить продолжать это безумие не могу.