Леша вздохнул:
— Но у меня ведь стихи получаются очень неуклюжие.
— Это не важно, уверяю вас!
Леша сел на пол, прислонился спиной к мохнатому Лилипуту, обнял коленки, зажмурился и зашевелил губами.
Минут пять прошло в тишине. И тишина эта сплошь состояла из тревожного ожидания.
Наконец Леша неловко заговорил:
— Ну… если вот так…
На лугу стоит корова,
У нее рога.
Меж рогами тонкий провод
Свяжет берега.
У коровы круторогой
Просим одного:
Пусть откроет все дороги
Это колдовство…
— Восхитительно!!! — завопил дон Куркурузо тонким голосом, который, кажется, называется фальцет.
Он схватил Лешу за руки и заплясал с ним, высоко вскидывая ноги в полосатых штанах. Потом кинулся к погасшему очагу, торопливо отыскал там крупный уголь и бросился к стене, на которой была написана таинственная формула.
— Сейчас мы начертаем ваше произведение, и тогда дело, несомненно, пойдет на лад!
Встав на цыпочки, дон Куркурузо начал писать крупные печатные буквы. Из-под угля сыпалась черная пыль, а на стене строчка за строчкой появлялись Лешины стихи
Наконец дон Куркурузо вытер пальцы полой халата и снова принял торжественный вид.
— Ну-с, приступим… Для начала давайте вместе прочитаем эти волшебные строки.
Он стал дирижировать, и все, кроме Лилипута, начали декламировать: «На лугу стоит корова…» Леша — смущенно, дон Куркурузо — громким фальцетом, а Бочкин — басовито и гулко, будто объявлял о прибытии поезда.
Затем дон Куркурузо опять сделал плавное движение и палочкой тронул узелок на проволоке.
— Гм… должна появиться искра…
Не было искры. И вообще ничего необыкновенного не случилось. Леше только показалось, что у коровы шевельнулся хвост, но это явно потому, что Леша волновался.
— Странно… — пробормотал дон Куркурузо. Он был похож на ученика у доски, который оправдывается, что «знал, но забыл». — Ничего не могу понять…
Он взялся двумя пальцами за нижнюю губу. Повернулся к стене с заклинанием и формулой. Долго смотрел на нее и вдруг хлопнул себя по затылку — так сильно, что звездный колпак съехал на лоб.
— Ну конечно же! Ведь в формуле написано: корень из двенадцати! А в заклинании всего восемь строк!.. Леша, на вас вся надежда. И хорошо, если бы… Ну, вы сами понимаете.
Леша понимал. Ничего тут не выйдет без «Чоки-чока». Надо было сразу его как-нибудь вставить, да Леша постеснялся: вдруг Авдей Казимирович решит, что мальчишка самозванно лезет со своим колдовством. Но теперь…
Леша опять зажмурился. Побормотал. И поднял с пола уголь. Начал писать на стене:
Чоки-чок, чоки-чок,
Сена подарю клочок.
Ты за это старой сказке
Новый дай скорей толчок.
Леша писал старательно, как на классной доске. Следил, чтобы не было ошибок. Он был грамотный ученик.
Он писал, а остальные тихо дышали у него за спиной. Только один раз дон Куркурузо прошептал:
— Превосходно…
Леша поставил точку остатком уголька и оглянулся. Дон Куркурузо веско произнес:
— Нет никакого сомнения, что сейчас мы получим нужный эффект!
И все оглянулись на корову.
Коровы не было…
То есть она была, но не на столе. Она ковыляла на своих толстых ногах к приоткрытой двери.
Все, даже дон Куркурузо, так поразились, что несколько секунд стояли не двигаясь.
Леша опомнился первый:
— Держите ее!
Мешая друг другу, они кинулись к выходу. При этом Лилипуту отдавили лапу, дон Куркурузо уронил колпак, а Бочкин на секунду застрял в дверном проеме.
Корова неуклюже, но быстро ковыляла вниз по ступеням.
Леша ухватил ее, тяжелую, шевелящуюся, за бока.
— Ты куда? Кто тебе разрешил?!
Корова замычала и забормотала что-то неразборчивое, но похожее на речь. И завертела головой.
Дон Куркурузо наклонился над ней.
— Еще раз, пожалуйста…
Корова повторила непонятную фразу. Дон Куркурузо озабоченно перевел:
— Она отказывается работать в таких условиях. Потому что голодная. Говорит: написали, что дадут клочок сена, и обманули.
— Ой-ёй… — виновато сказал Леша.
— Где же его взять, сена-то? — забеспокоился Бочкин.
— Сразу не насушишь. Может, свежей травки?
— У меня есть сухие целебные травы, — вспомнил дон Куркурузо, — очень душистые. Пойдем, голубушка!
Корову опять поставили на стол. Дон Куркурузо достал с полки пучок травы с засохшими желтыми цветами. Запахло лугом. Корова облизнулась красным влажным языком (который Леша не лепил и не раскрашивал!). Дон Куркурузо сунул ей траву в пасть. Корова зачавкала…
Она съела с дюжину травяных пучков и наконец замотала головой: больше не хочу.
— Готова, голубушка?
Корова кивнула.
Опять наступил торжественный момент.
— Ну, уж теперь-то я ручаюсь за положительный результат, — возгласил дон Куркурузо. И решительно прижал конец палочки к проволочному узелку.
Затрещало! Запахло электричеством. Зажегся на узелке белый искрящийся огонек. Но… тут же пропал. И сколько ни колотил Главный маг палочкой по проволоке, больше ничего не случилось.
— Да что же это за напасть такая! — в сердцах воскликнул дон Куркурузо. — По всем законам с третьей попытки должно было получиться!
Корова трясла головой и, кажется, показывала рогами на стену с надписями.
— Что такое? — возмутился дон Куркурузо. — Там все в абсолютном порядке, не выдумывайте, сударыня!.. Хотя… — Он придвинул пенсне ближе к глазам. — Гм… Извините, Леша, но, кажется, там ошибочка… Возможно, она и мешает…
— Какая ошибочка? — смутился Леша. Ведь он так старался, когда писал!
— Видите ли, слово «клочок» следует писать через «о», а у вас…
Леша пригляделся. И прыгнул к стене.
— Ах ты, каракатица! И здесь успела!..
Коварная буква «а» ускользнула у него из-под пальцев и бросилась к двери. На ее месте оказалась та буква, что полагается, — «о».
Лилипут кинулся за беглянкой и прижал ее лапой к полу.
— Не имеете права! — верещала та. — Я буду жаловаться!
— А ты имеешь право лезть на чужое место?! Который раз уже! — возмутился Леша. Он схватил букву «а» за хвостик, она трепыхалась. Была она словно из бумаги от черного фотопакета. Леша решительно свернул ее в трубочку и сунул в карман, который застегивался на «молнию».
— Теперь не убежишь!.. Авдей Казимирович, все в порядке, можно колдовать!
— Постойте, постойте… Позвольте мне поближе посмотреть на эту странную особу.
Леша опять вытащил букву «а». Она распрямилась и снова заверещала. Дон Куркурузо ухватил ее двумя пальцами и начал рассматривать поверх пенсне. Леша коротко рассказал о безобразиях «этой особы».
— Да-да, неприятно… — согласился дон Куркурузо. — Но дело в том, что при добром колдовстве рядом не должно быть недовольных. А она смотрите как возмущается… Послушайте, красавица, хотите, я найду вам подходящее место?
Буква запищала, что, конечно, хочет. Она всю жизнь мечтает о настоящей работе, а этот противный Леша и его сестра постоянно гонят ее и обижают… Что значит «никто не гнал с майки»?! Попробуйте вытерпеть, если вас засунут в стиральную машину!
— Ну-ну, успокойтесь… Вон там, в формуле, почти стерлась ваша тезка. Видите, где корень квадратный из «а»? Я посажу вас туда. Но уж будьте добры, ведите себя прилично. Это очень важная формула.
— Я буду прилично! Я всегда хотела! А они…
— Хорошо, хорошо!
Бочкин подтянул к стене стремянку, дон Куркурузо на нее забрался и с размаха прилепил букву «а» на нужное место. Она замерла, будто всегда там сидела.
Теперь-то уж ничто не мешало совершиться колдовству.
— Если и на этот раз не получится, я подам в отставку, — заявил дон Куркурузо. И уже без церемоний так хватил палочкой по проволоке, что она зазвенела гитарной струной.
И огонек опять вспыхнул на узелке! Белый, трескучий! И больше не гас…
А вокруг стала сгущаться мягкая темнота. Сверху, в застекленные отверстия, глянула круглая луна.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, — возбужденно попросил дон Куркурузо. — Кажется, получилось. Пространства открываются всегда ночью, такое правило. Эта ночь ненадолго.
И он заспешил к двери.
Все двинулись за ним.
Дорога в гору
Снаружи перед дверью была маленькая каменная площадка. С нее открывался широкий вид. Сейчас это был ночной вид. Но без темноты. Ночь похожа была на голубовато-зеленый день.
Яркая луна висела почти над головой. Справа видно было широкое озеро с мохнатыми островами, а по воде, как серебряные стружки, рассыпался лунный свет.
Левее озера, где обычно можно было разглядеть лишь невысокий лесистый берег, сейчас подымалась гора.
Она была громадная. Гора-страна.
«Вот она какая, Астралия», — подумал Леша.
Внизу, на склонах горы, лежали вперемежку темные леса и возделанные поля. Среди них там и тут виднелись деревеньки с домиками под острыми крышами, с мельницами и белыми колокольнями, которые под луной блестели, как сахарные.
Ближе к вершине лес охватывал гору кольцом, как пушистый воротник. Затем он опять распадался на отдельные участки (возможно, это были сады и парки). А на вершине и вокруг нее раскинулся город. Столица…
Все это было похоже на картину Ореста Марковича Редькина, которая висела дома у Леши. Но похоже не в точности. Здесь было больше простора и удивительных подробностей.
Гора была далеко, домики казались крошечными, но Леша различал самые мелкие детали. Словно он смотрел сквозь особое стекло, которое придает картине волшебную четкость. Он различал узорчатые переплеты в окнах, чешуйки черепицы и блестящие под луной булыжники на мощеной деревенской улице.
Но больше всего он смотрел на столицу.
Это был удивительный город. Здания перемешивались в нем с деревьями. Старые стволы-великаны стояли в одном ряду с крепостными башнями. В некоторых стволах были прорублены туннели, и бегущие по мостикам улицы протыкали эти деревья навылет.