«Муха, полегче давай…»
«А что сразу Муха? Это профессор утопыша нашего науськивает. Совсем он своим чепчиком поехал, любовные стихи по ночам сочиняет. Тоскливые, что сил никаких нет. Ты бы поговорил с ним, а?»
«Ааааа!» — промычал я, пытаясь удержать дергающегося пленного.
«Так я не понял? Вторую руку ему ломать?» — Муха не унимался, и чтобы не тратить время на споры, я забрал контроль обратно. Услышал, что мужик мычит, пытаясь что-то сказать, и оторвал его от земли.
— Брата Француза ждем, — жалобно и протяжно ответил мужик, еле шевеля разбитыми губами, — когда он с каторги деру даст.
— Вы кто такие, вообще? — я подобрал револьвер, мельком взглянул на хитрую, но громоздкую конструкцию глушителя и направил его на трактир, показалось, что дверь дернулась.
— Слободские мы, из-под Новгорода…
Дверь действительно открылась, очертив перед трактиром светлый полукруг с тенью человека, стоявшего в открытом проеме. Послышалась ругань и крик, чтобы холод не пускали. На втором этаже закричала женщина, а внизу опять загоготали.
Незнакомец с порога позвал кого-то, и судя по бессвязному набору слов, это были прозвища первой троицы, но дверь все-таки закрыл. Взял фонарь и, подняв его над головой, стал озираться по сторонам.
Стемнело как-то совсем быстро, еще и снег пошел, снижая видимость. За спиной тихонько скрипнул снег и хрустнул сухарик.
Я выпил эликсир с ночным зрением, встал в полный рост и быстро пошел к трактиру. Спокойно вынырнул в круге света, ответив двойным хлопком на удивленный возглас бугая. Перешагнул через фонарь, выпавший из руки мертвого, и улыбнулся своей тени, которая жутким кошмаром поползла по стене трактира.
Сверился с Белкой, отметив, кто где сидит и сколько оружия на виду. Уткнулся в дверь кончиком глушителя и замер, дожидаясь очередной волны смеха или ругани. Провел ботинком по полу, собрав небольшую кучку снега. И под шумок в зале потянул створку.
Накатом забросил снег внутрь, тут же подхватывая его мэйном и отправляя в полет по залу — тушить свечи, сбивать светильники и тушить огонь в камине. Шаг вперед, прицел…
Щелк — свалил мужика, случайно оказавшегося в проходе. Щелк, щелк — минус два за карточным столом и сразу же еще два с противоположной стороны. На ускорении смылся с линии огня между столами, бросил револьвер в лоб здоровому дядьке с туповатой улыбкой, высунувшемуся из-за стойки.
За спиной раздалось несколько выстрелов, кого-то подранили, кто-то просто заорал матом, но голос Француза быстро привел всех в чувство.
— Не стрелять, своих зацепите! — его послушались, и вместо скрипа затворов, послышался свист, вынимаемых клинков. — Он один, подсвечу его сейчас.
Что за чудную магию собрался применить на мне Француз, я уточнять не стал, вместо этого дважды выстрелил из «Винчестера» в толпу, целясь по ауре одаренного. Третий выстрел сделать мне уже не дали, схватили сзади и как в стальные тиски, схватили в охапку.
Млять, недооценил я Федьку. Здоровяк навалился, безумная морда с кровоподтеком на лбу вжалась в меня, нависая над плечом, а здоровые руки-клешни сдавили дробовик.
«Муха, а вот сейчас можно и ломать…» — я попытался дернуться, но давило так, будто я в бетоне засыхаю.
«Чем? Если я рвану, у нас у самих суставы не выдержат…» — тугим голосом промычал боксер.
«Ларс, зараза! Первым делом самолеты!» — я попытался достучаться до профессора, но тот лишь вяло отмахнулся и шмыгнул носом.
Хрен с тобой золотая рыбка, нельзя от вас все время зависеть! Я услышал хруст в ребрах, дернулся назад, чувствуя спиной все пуговицы и карманы здоровяка, и рукоятку собственной финки. А потом, наоборот, шагнул вперед, чувствуя себя бурлаком, тянущим за собой трамвай. Но дело пошло, я сделал пару шагов навстречу подкрадывающимся головорезам.
Мысленно призвал открытие пространственного кармана, фокусируясь на точке за спиной и максимально расширяя проход.
Получилось! По шее пробежал легкий ветерок, сквозивший из складского измерения. Я еще раз качнулся вперед, приблизившись к толстому столбу. Вжался в Федьку и выкинул ноги, отпружинив от бруса и оттолкнув нас назад. И сразу же захлопнул карман.
Глава 10
За спиной противно чавкнуло, а Федька крякнул над ухом, и давление сзади исчезло. Клешни-руки, лежа на моих плечах все еще сжимали «Винчестер», но совсем безвольно, как расстегнутая куртка на вешалке. Я повел плечом, и они начали соскальзывать.
В этот момент Француз закончил свою магию и в метре над моей головой загорелся небольшой шарик. Желтая тусклая лампочка размером с теннисный мячик светила вниз, подсвечивая меня, как в театре. Бандиты резко тормознули, посыпалась удивленная ругань, а одного, самого впечатлительного, стошнило на соседей.
И я мог его понять. Самого чуть не скрючило, когда остатки тела Федьки со стуком посыпались на дощатый пол. Крови не было — идеально ровные линии с запекшимися, словно заламинированными краями и органами внутри. Карман отхватил часть спины и создал наглядное пособие для студентов медиков о внутреннем строении человека.
Согласен, мрачное зрелище, особенно в свете, лившемся сверху. Я толкнул «экспонат» в толпу и под новую порцию криков метнулся в сторону, стараясь покинуть зону подсветки. Лампочка с секундной задержкой полетела за мной.
Я дострелял оставшиеся патроны в толпу, из-за света слепящего глаза не смог нормально прицелиться, но на один хриплый голос стало меньше. Подхватил лавку, и почти бейсбольном ударом запустил светящийся шарик в другую часть трактира. И пока лампочка не вернулась, разрешил Мухе показать мне пару приемчиков: лавка в тесном помещении, против толпы врагов с ножами.
Замах по широкой дуге, отогнать обидчиков, зацепить ножками на обратном ходе самого тупого, притянуть к себе и встретить по лбу вторым концом. Отфутболить вернувшийся мячик, принять на крепкие доски пару метательных ножей и выдержать удар топора, сменить позицию и двойным тычковым ударом выбить зубы и сломать кадык самому горластому.
Опять сменить позицию, отпихнуть навалившуюся толпу, вдавить лавку по всей ширине, оставить ее им, в прыжке оттолкнувшись от досок ногами и скрыться за барной стойкой. Выскочить с другой стороны, держа в руке по крепкой разделочной доске. И орудуя двумя плоскими битами, ворваться в кучу малу.
Хрясь, трясь — Муха раздавал оплеухи налево и направо, орудуя локтями, коленями и досками. Успевал не только отбивать, возвращавшуюся «лампочку», но и использовать деревяхи в роли небольших, но действенных щитов.
Из-за кутерьмы со светом я никак не мог настроить ночное видение. Оскаленные лица то затемнялись, то выныривали прямо перед глазами, блестела сталь. Душно и потно. Запах пота и перегара, летящие во все стороны слюни, осколки зубов и кровавые капли, боль от порезов и пропущенных в спину тычков, саднящие занозы в ладонях — все перемешалось.
Мозг перешел в состояние потоковой рубки, соединив меня с Мухой в одно целое. Большая часть действий делалась на автомате, но на какие-то мой внутренний оператор будто хотел акцент сделать и запечатлеть в памяти.
Охотничий нож с длинным лезвием почти пробил доску насквозь, выскочив на несколько сантиметров перед моим лицом. Я оттолкнул доску вместе с ножом, ткнулся рукояткой о чей-то лоб, и лезвие засело в дереве еще глубже. Я развернул доску и хлесткими ударами стал долбить зажатым в ней ножом. Порезал троих, прежде чем вся конструкция не развалилась, воткнувшись кому-то в шею.
А потом под руку пошло уже все подряд, в лучших традициях бытовой кухонной драки. Тяжелые кружки, горшок с застывшей кашей, кувшин, в который я поймал «лампочку» — и все для того, чтобы добраться до Француза. Как он подсвечивал меня для всех, так и его аура вела меня к определенной цели.
Остальные враги неожиданно кончились. «Лампочка» осветила кучу стонущих, избитых бандитов — расплющенные носы, свернутые челюсти и прочие черепно-мозговые травмы, полученные при столкновении с разделочными досками. Я посмотрел на оружие в руках, вместо крепкой гладкой древесины два измочаленных сгустка растрепанных волокон, окрашенных в темно-красный цвет и с застрявшими кусками кожи.
«Глаза боятся, а руки делают…» — хохотнул Муха: «Эх, всегда любил кабацкие драки…однако тебе надо меньше кушать, а то медленный очень, сколько ударов пропустил…»
Огрызнуться я не успел, хоть и был согласен с Мухой — из пореза на лбу текла кровь, модный ватник превратился в вермишель, саднило покоцанное плечо, а к ноге неприятно липла окровавленная штанина.
Над головой вспыхнуло сразу несколько «лампочек», круживших над головой и бьющих прямо в глаза, раздался крик Француза.
— Ты покойник! Ты знаешь, на кого наехал, елдреныш? Какие люди за мной стоят? — срываясь на визг, прокричал бандит и выстрелил. — Ублюдок, тебя найдут! Такое с тобой сделают, что…
— Светильник-то завали, пока счетчик не опломбировали, — я откатился за столб, пытаясь проморгаться, — Ты сам-то знаешь вообще, кто я такой?
— Ты никто! — заверещал Француз.
— Ну, супер! Пусть ищут тогда…
Вспышки света, как слепящий фейерверк, взрывались прямо перед глазами, мешая бросится на мужика, забившегося в углу. А он чуть ли не с двух рук начал палить. И пусть руки дрожали, но с такого расстояния промахнуться было сложно.
Одаренным он оказался средним — фокусник, иллюзионист, может, быть сигнальщик или маячок (что-то такое было в тех учебниках, что я пытался читать перед сном). Даже слабым, но гаденьким и эффективным.
Я дождался, пока Белка передаст мне картинку — вид сверху на прекрасно освещенную площадку. Скоординировался, будто управляю собой джойстиком в изометрической аркаде, подхватил ближайшее тело и, выставив его, как щит, рванул на бандита.
Влетел на стол и бросил в одаренного обмякшее, дырявое тело. Выбил оружие и начал месить кулаками, стараясь не промахиваться.