Дощатый пол, ровные кирпичные стены, такой же потолок — если бы не тряпки и мусор от сквоттеров, устроивших здесь ночлежку, я бы сказал, что строили на века. Зал большой, можно четыре «буханки» припарковать. На полу следы от мебели, которая стояла здесь веками, а теперь черными щепками валяется возле самодельной печки бедолаг, ночевавших здесь.
На стене тоже несколько светлых пятен и еще две целых доски или информационных стенда. Целых, условно. От одной осталась только рама, на второй еще можно что-то прочитать.
Но поразило меня не это, а тот факт, что перед стендом стояло два призрака. Светлые фобосы будто разыгрывали сценку, как бригадир, что-то втирает испуганному рабочему. Одежда старого покроя, для меня итак все в этом мире было старого покроя, но эти совсем из моды вышли. Работяга так вообще был в лаптях и перемотанных бечевкой портянках.
По классике мялся, сжимая в руках шапку, показывал ей куда-то вглубь шахты, трясся и наотрез отказывался туда идти. Бригадир пыхтел, тыкал в стену на воображаемую для меня карту, пытаясь успокоить рабочего. Рядом с ними появился третий призрак, крупнее и выше, явно из охраны. Я успел заметить фрагмент, похожий на львиную гриву на его кирасе, но дальше все расплылось и исчезло в туманной дымке, когда ничего не видящие мужики вместе с Барыней, не останавливаясь, прошли сквозь фобосов.
Комната сузилась до двухметрового коридора, который метров через двадцать уперся в железную решетку с открытой дверкой. Над потолком в свете наших фонарей блестела медная круглая табличка с мордой оскаленного льва.
Сразу за решеткой справа и слева показались проемы в боковые помещения. «Картошка фри» отчитался, что там все зачищено, и Барыня, не останавливаясь, пошла вперед. А я заглянул. Справа судя по мебели, там были ржавые стойки под винтовки и ряд не то копий, не то алебард — была оружейная или комната охраны. Слева я высветил край стола и тумбу, заваленную кастрюлями — видать, столовая.
Цепочка остановилась, мужики защелкали затворами, монашка передо мной вышла вперед и стала разжигать маленькую жаровню, похожую на кадило. Я просканировал пространство и почувствовал разрыв. Слабенький, по ощущениям, как мой первый в Авдеевке.
Послышалось рычание, а потом бодрый цокот когтей по стенам. Я крепче сжал факел, чувствуя себя не просто голым без оружия, а голым с транспарантом, где на одной стороне было написано: «Ненавижу деймосов», а на другой: «Бесплатные обнимашки». И если раньше, я ощущал себя Индианой Джонсом, когда он в плену идет Грааль искать, то сейчас я резко стал Брюсом Уиллисом. Из того самого фрагмента в третьей части «Крепкого орешка», где он в белых носках с плакатом афроамериканцев ненавидит в их районе.
Эхо волной несло рычание на нас, усиливая громкость и создавая эффект объемного звучания. Я сделал шаг в сторону, не пытаясь скрыться, все равно некуда, но встать так, чтобы первой съели монашку.
Впереди что-то взорвалось, цокот по камням сменился на гулкие тупые удары по деревянному полу. Треснули доски, а потом раздался выстрел. Как по команде отстрелялись все мужики и отступили назад, пропуская барышню с жаровней. Я тянулся, стараясь разглядеть, что происходит, но спины людей, высокий капюшон Барыни и дымное облако после залпа сводили все мои попытки на нет.
Под потолком мелькнул черный силуэт, и пол еще раз жалобно скрипнул. Раздался второй залп и стрелявшие прыснули в стороны, вжимаясь в стены. Барыня, совершенно невозмутимая, присела на корточки и начала что-то чертить на полу. Мне, наконец-то, открылся нормальный вид на коридор — в центре монашка (кодовое имя в моей картотеке смертников: «Бешеная вобла» — та самая, что убила рыбака на озере, единственная не красотка с худым вытянутым лицом и большим горбатым носом).
Помню, как-то на Арбате по ночам выступали огнеглоты или как их там, парни и девушки, которые устраивают фаер-шоу и крутят, вертят огненные шары. Вроде теннисный мячик на цепочке, облитый бензином — могу ошибаться в технологии, но выглядит это всегда завораживающе.
А сейчас, одна из них, давала мастер-класс, раскручивая свою жаровню и выдавая скоростную серию, трудно различимых для глаз, акробатических движений. Раскрученная жаровня слилась в темно-красный дымный круг, который ни разу не распался, только менял траекторию движения. Одновременно выпуская черные сгустки в разные стороны и сам ставший оружием. Девушка, как какая-то чертова ниндзя, вертела им то над головой, то как лассо, отпуская и подтягивая цепочку. Направляя в сторону черных угловатых тел, выпрыгивающих в освещенную область.
Таких деймосов я раньше не видел. Четыре конечности, тупое квадратное тело без головы, только черный провал на том месте, где должна быть морда — почему-то вспомнились роботы-собаки «Бостон Дайнемикс», те самые которых вечно пинают на демонстрационных видео. Двигались деймосы хоть и быстро, но неуклюже — никакой грации или гибкости, будто сделаны из камня. Из гладких длинных кусков, по толщине с ту самую брусчатку, которой пол-Москвы замостили.
Пули их не брали. Чиркали, выбивали какие-то крошки, но даже не сбивали траекторию. Раскрученная жаровня, как приличная гирька, крушила длинные тела, разламывала пополам, а потом вбивала в жалобно скрипящий пол.
«Бешеная вобла» раскидала почти с десяток каменных тварей и когда поток, прыгающих на нее, схлынул, пошла вперед, провожаемая фонарями в руках стрелков. Я тоже светил, только не вверх, а под ноги.
Сначала пытался понять, что там начертила Барыня. Меловый рисунок по слоям и символам отдаленно напоминавший пентаграмму, но квадратный. Он выглядел нерабочим, будто незавершенным, но я все равно вжался в стену, почувствовав шершавый кирпич спиной. Потом вилять пришлось еще больше.
Я обходил каменные обломки, чувствовал марево умирающих деймосов и буквально сглатывал слюну от разлившейся вокруг энергии. Чистая энергия — никаких навыков, ни возможных способностей, только дурка скорее хватит, если попробую в чистом виде прихватить. Я матюкнулся на Барыню, что отобрала у нас огневики, а теперь вот так просто это все здесь бросает.
Метров через десять в небольшой нише обнаружился разлом. Радужные края трепыхали, как волны, накатываясь на кирпичи и с шипением отступая назад. В одном месте по кирпичам побежала тень, несколько камней почернели, начали вибрировать и выдавливаться из кладки. Упали на землю и, как засохшие червяки, не виляя, стали стягиваться вместе, образуя новое тело деймоса.
Но собраться полностью каменная тварь не успела, подошла Барыня, впечатала сапог в пол, раскидывая камни в разные стороны. Что-то прошептала и сдула с руки мел, оставшийся после создания рисунка. Большая часть полетела прямо в разрыв, а лишь часть попала на куски деймоса, но и тот, и другой начали дымиться.
Пыльца налипла на полотно разрыва, заискрилась и вспыхнула практически равномерной сеткой. Язычки пламени стали расти и разбегаться во все стороны, охватывая всю площадь разрыва.
Хрень какая-то! Эффект как от огневика, только пламя отдает в черный цвет с алыми прожилками. Народ вокруг радостно загудел и разошелся по стенкам, моя сопровождающая (кодовое имя: «Водоглазка» — та, что, закатив глаза, поливала сколопендрами Подгорное) толкнула меня к стене и шикнула, чтобы не двигался.
В стороне, откуда мы пришли, раздалось шипение, белый квадрат, нарисованный Барыней, стал дымиться и формировать нечто похожее на разрыв. На точную копию того, что мы жгли в данный момент, только белого цвета. Как только копия была готова, она полетела в нашу сторону. Овал не касался земли, парил в воздухе, на мгновения зависая над трупами деймосов. Как только он достигал камней, те вспыхивали, как от огневика, запуская процесс изгнания.
Догорающий разрыв вместо того, чтобы осыпаться горкой пепла, тоже сдвинулся с места и как намагниченный, полетел к своей копии. Оба силуэта, активировали изгнание, втягивали в себя выброс энергии и двигались к Барыне, стоявшей между ними.
Я поморщился, глядя на безумные, полные вожделения глаза черной женщины и тот энергетический оргазм, который она словила, трепеща всем телом, когда разрывы схлопнулись прямо на ней. Она разом впитала всю энергию, рядом кто-то завистливо вздохнул. И не один.
«Фу, такой быть…» — вот уж действительно, на зависимых лучше со стороны посмотреть, чтобы лишний раз убедиться не переходить черту.
Потом началась раздача плюшек. Барыня делилась энергией — довольно большой кусок получила «Бешеная вобла», по чуть-чуть перепало мужикам, а нашим надсмотрщицам не дали ничего, как не участвовавшим в резне. Или, точнее, в каменоломне. Резня началась позже.
По-другому я не мог это назвать. То где, несколько охотников или, например, наш ЧОП потратил бы почти все свои патроны, весь запас Банши и всех моих заряженных фобосов, отряд Барыни крушил играючи.
Два следующих разрыва мы прошли даже не останавливаясь. Приспешники, соревнуясь между собой за благосклонность госпожи, из кожи вон лезли, демонстрируя свои навыки. Деймосы, темные фобосы, и светлые туда же — все, что попадало в зону зрения отряда, сносилось под ноль под горячую руку. Барыня собирала сливки и награждала отличившихся.
Одного только мужика потеряли. Какая-то тварь, похожая на скорпиона свалилась за спиной первого отряда, и пока оседающая пыль мешала избежать огня по своим, успела подранить «Картошку фри», пробив его шипом на хвосте.
Лечить его не стали, сожгли вместе с остальными. И может, конечно, пыль попала мне в глаза, но я отчетливо видел, как и его тело отдало энергию во время изгнания.
Пока отряд Барыни практически напролом шел вперед, четко выбирая развилки и обходя помещения, где непосредственно добывали золото. Я только и успевал, что пополнять свою базу данных, отмечая навыки и способности, которые представляли наибольшую опасность. А еще я смотрел за фобосами.
Светлые попадались все чаще, как картинки вставки из черно-белых фильмов. В глубине одного коридора, куда мы не пошли, два призрака толкали вагонетку. В большой мастерской, заставленной старыми пыльными агрегатами, в углу, как заведенный, умирал охотник с львиным гербом на груди. Я пять раз посмотрел его проявление, пока у нас был небольшой привал.