Михаил Яковлевич КозыревЧорт в Ошпыркове
Чорт в Ошпыркове
Если сказать, что в городе Ошпыркове-уездном до сего дня не водилось никакой чертовщины, то это будет явным замалчиванием фактов, уже внесенных в историю сего примечательного центра российской культуры, – нет, черти водились в Ошпырковке испокон веков, и даже, если верить преданиям, в таком огромном количестве, что неопытные бесенята часто забирались в неперекрещенную на ночь квашню и были даже запекаемы в полупудовые ковриги. Нередки случаи, когда подобные хлебы съедались вместе с означенными бесенятами, и оттого происходило «в людех великое смущение», как выражаются летописцы. Сих «смутных годин» было в Ошпыркове немалое количество; неоднократно отмечаются в летописях чрезвычайно оригинальные случаи «нашествия бесов и разные нечисти», но нижеизлагаемый – превосходит их по своему историческому значению.
Предания города сохранили рассказ, как известный ошпырковский святой Иоанн Гугнявый, о коем известно, что «бе он, яко зверь», покрыт длинной курчавой шерстью, окончательно «победил бесы» и в знак победы поставил в соборе золотой запрестольный крест. Крепко хранил крест сей многие годы мир и спокойствие граждан, пока беззаконием правителей не совершено было покушение на сию достопочтенную твердыню.
В некий день соборные стены прияли под сень свою лиц, кои вошли, «лба не перекрестив», и святотатственно прикоснулись к почитаемой во граде Ошпыркове святыне, притом «единый от сих», носивший, по словам старожилов, желтую, «яко огнь», одежду и такую шапку, «в какой и Христа распинали», – постучал по кресту для убеждения в ценности металла, отчего слышен был необычайной сладости звон, «яко от арфы Давидовой».
Но сей человек не пришел в умиление от дивного того звона, просто сказал:
– Настоящий! – и, взвесив крест на весах, уложил его в деревянный ящик, где лежали уже ризы с иконы божьей матери Одигитрии, золотая кадильница и другие не менее ценные и не менее священные для всех православных предметы.
Были при сем: священник собора отец Приклонский вместе с диаконом Богоявленским, а также представители мирян: церковный староста – бывший купец Панфил Пивоваров – и вдова Анна Коленкина, кои, не без воздыхания о разрушении благолепия храма, к описи руки свои приложили.
– Быть беде! – сказал тогда Пивоваров, а священник отец Приклонский добавил:
– Сей крест столетия охранял Ошпырков от нашествия бесов и нечистыя силы наваждения…
И вот, после беспримерного в летописях города события, освобожденные от заклятия бесы пали на злосчастный град, «аки огненный дождь», о чем и ведется дальнейшее повествование, основанное на записях современников и свидетельствах очевидцев.
В двенадцать часов – это было через несколько дней после вышеописанного случая – город Ошпырков являл зрелище, достойное долговременных наблюдений постороннего зрителя, буде таковой мог бы в этот момент в городе Ошпыркове оказаться, – но нет и быть не могло постороннего зрителя, который не принял бы сам известной доли участия в сей беспримерной драме.
В двенадцать часов раздался неподалеку от дома старосты Пивоварова револьверный выстрел, и вслед за ним неизвестный, или – вернее – малоизвестный человек в разорванной рубахе, обнажавшей бронзовое от загара тело, пробежал по улице Карла Либкнехта, «пронесся как ветр», и на приличном от этого человека расстоянии бежала известная всем вдова Анна Коленкина с распущенными волосами (срам-то!), одним башмаком на ноге, а другим – в руке, при чем этот зажатый в руке башмак грозил ежеминутно упасть на голову малоизвестного человека.
– Держи его! Держи! – кричала Анна Коленкина.
– Держи его! Держи! – закричали случайные зрители необыкновенного происшествия и бросились вслед за незнакомцем.
«Улица, – говорит летописец, – представляла стремительный и бурный поток, море голов волновалось на ней, и из груди многотысячных толп раздавался единодушный возглас:
– Держи, его! Держи!»
Не добежав до реки, разделявшей по местному обычаю город Ошпырков на две далеко не равные части, из которых меньшая, находившаяся по отношению к большей – за рекой, получила наименование Заречья, – неизвестный человек сей неожиданно повернул вправо и «единым махом» перескочил через забор.
Некоторые уверяют, что как раз в этот момент и был произведен выстрел, и вслед за выстрелом виден был будто бы «огнь» над тем местом, куда опустился незнакомец. Смельчаки, по некотором раздумьи, последовали за незнакомцем, но, несмотря на тщательное обследование двора, оказавшегося, к крайнему недоумению обитателей Ошпыркова, двором купца и церковного старосты Панфила Пивоварова, отыскать незнакомца не смогли: он как бы сквозь землю провалился!
Через полчаса прибыли на место происшествия представители власти – начальник милиции товарищ Пшонный, милиционер Швыбдик и агент местного уголовного розыска товарищ Черномазый.
Взором их представилась следующая картина: на улице Карла Либкнехта, неподалеку от реки, стояла «тысячная толпа», и посреди ее – известная нам Анна Коленкина, которая размахивала над головой башмаком и кричала:
– Я тебе! Погоди, я тебе!
И толпа вслед за ней повторяла:
– Мы ему! Погоди! Мы ему! – выражая тем сочувствие горю злосчастной вдовицы.
– Р-разойдись! – закричал товарищ Пшонный.
– Р-разойдись! – поддержал Черномазый.
Но толпа упорствовала в намерении не оставить без борьбы завоеванных ею позиций. Тогда представители власти, протискавшись к женщине, спросили:
– В чем дело?
Но женщина по-прежнему кричала:
– Я тебе! Погоди, я тебе! – размахивая башмаком уже перед самым носом товарища Пшонного.
– Мы ему! – поддержала толпа – и тогда представитель власти выхватил револьвер…
Все очевидцы уверяют, что именно в эту минуту раздался револьверный выстрел, и даже некоторые из них склонны полагать, что этот выстрел был и остался единственным, раздавшимся в этот день на улицах города Ошпыркова, а что двух предшествовавших не было. Но как бы то ни было, именно выстрелом началась знаменитая ошпырковская эпопея.
Церковный староста Панфил Пивоваров ничего не знал о происходивших около его дома событиях. Спокойно пил он чай, и когда заканчивал десятый стакан, раздался вышепоименованный выстрел.
– Господи прости и сохрани! – прошептал он и перекрестился.
В тот же момент по коридору зашуршали чьи-то босые шаги, и торопливо открытая дверь впустила того самого незнакомца, который так ловко увернулся от настигавших его преследователей. Незнакомец был крайне взволнован, еле дышал и вытирал с разгоряченного лица крупные капли пота.
– Ну как? – спросил Пивоваров, поставив перед незнакомцем стакан чаю.
– Форменное скотство! – отвечал тот. – Неужели не могли предупредить бабу!
– Кто же тебя просил связываться с бабой? – солидно возразил Пивоваров. – А что это стреляли? Не в тебя ли?
– В меня-то нет, а только…
Тут незнакомец передал известную нам историю с погоней на улице Карла Либкнехта. Пивоваров задумался.
– Так-таки ничего и не довелось? Ах, господи, господи… Ну так мы подойдем с другого конца… Я тебя к одному человеку пошлю – только чтобы с бабой – ни-ни!..
Но мы не имеем права подслушивать дальнейший, уже совершенно таинственный разговор и вернемся к оставленной нами героине.
Зритель, если бы таковой был, мог бы увидеть, как несчастную женщину провели в комиссариат, в сопровождении милиции, как арестованную. Вслед за нею шла и толпа, но ни одного человека из этой толпы не впустили в самое здание: милиционер Швыбдик закрыл дверь и властно приказал:
– Р-разойдись! – после чего толпа медленно разошлась, обсуждая происшедшее событие. Не имея достоверных сведений, толпа изощрялась на догадки, и некоторые весьма уважаемые, особы – во главе с диаконом соборного храма Богоявленским – утверждали, что бес – а что именно за бесом гналась несчастная Аннушка, было всем известно – ни в коем случае в руки милиции не дастся – «сами выпустили на себя и пеняй!» – и ставили появление бесов в связь с надруганием над святынями храма. Другие полагали, что милиция сама напустила бесов, чтобы означенная нечисть мучила верных христиан, из коих Аннушка была чуть ли не первой – конечно, после Панфила Пивоварова, – и теперь ее отвели в комиссариат, чтобы обвенчать там насильно по советскому обряду, при чем высказывали маловероятное предположение, что именно с бесом ее и обвенчают!
Но в действительности дело обстояло проще. Побыла Аннушка в милиции не более получаса и за это время успела рассказать, что обувала она башмаки – и вдруг слышит шум в огороде. Выскочила она с башмаком в руке, закричала. А он как прыгнет! Да как понесется! Что твой огонь!
– А вы знаете этого человека?
– Будто бы похож на одного, – да не знаю… Только нет – не человек это!
– Как не человек?
– Не иначе, как бес…
И еще узнали в милиции, что беса пожрали небесные силы – не показывайся днем, – и что такой срамоты она отроду не видывала…
Все ее показания были записаны на отдельном листе – и тем было начато в милицейском, города Ошпыркова, комиссариате дело «о явлении бесов гражданке Анне Коленкиной».
Утром на следующий день наш незнакомец, одетый теперь в довольно-таки широкий пиджак, взятый с чужого и более полной комплекции плеча, подошел к складам бывшим купца Пивоварова, а ныне советским, и постучался в сторожку.