– Эй, Митрий, идем! В совхоз какую-то штуковину приволокли.
Я телегу бросил – бегом. Даже спросить не успел, что за штуковина такая. Одно понятно – для баловства никакую штуку в совхоз не привезут, а ежели привезли что, значит – для науки. А для науки – отчего ж и не посмотреть?
Прибегаем с Тимохой, а там толпа у ворот. Сторожа упрашивают:
– Пропусти, Егор Ефимович…
– Не велено! Еще сопрете что…
Я тут обиделся:
– Как же так, – говорю, – сопрем? Какое ты право имеешь такие слова говорить? Что ты, у барина, что ли, служишь? Вытряхнем, кричу, из тебя барскую закваску!..
Народ, понятно, весь за меня. Заведующий на шум пришел. Мы к нему:
– Пропусти, Антон Евграфыч… Для науки мы…
– Знаю, – говорит, – вашу науку. Пустишь, а потом чего-нибудь и хватишься.
– Да что ты, Антон Евграфыч… Разве ж мы не понимаем…
Уговорили. Впустил.
Действительно, видим – наука! Всех коров со двора на воздух повыгнали, а работник с какой-то машиной вокруг каждой коровы ходит и чем-то опрыскивает.
Заведующий объясняет:
– Ну, вот, граждане, – машинка эта называется пульверизатор…
– Цыкалка, по-нашему, – говорю.
– Все равно, пусть и цыкалка! Только на скотине, бывает, заводится червь, а мы этого червя таким манером выводим… Поняли?
– Поняли, – Тимоха Карякин говорит, – у самих скотина от червя мается! – а сам, вижу, бочком да к сараю протискивается. Не мое дело – молчу.
– А вот жидкость эта называется раствор мышьяка. Мышьяк – страшный яд, от одной ложки человек дохнет, а много ли его для червя надо?
– Ишь, ты, ведь, как, – говорит Андрюха Косой. – Придумают тоже!
А сам, смотрю, тоже бочком, бочком, да к сараю.
– Ученые люди – они дойдут, – парень один говорит, – и тоже, вижу, к сараю. А я не пошел. Зачем мне? Сопрут что, а я – отвечай!
– Какой, – спрашиваю, – этот мышьяк из себя будет?
Заведующий выносит пакет, а я к нему. Руку в пакет сую. Заведующий мне:
– Чего вы руками-то лезете – не видите разве?
– Как же, – говорю, – можно на глаз такую штуку понять? Русскому человеку пощупать надо…
Пощупал и отошел – другим надо место уступить.
Тимоха подскакивает:
– Что там такое?
– Ты бы, – говорю, – в сарае дольше торчал. Чего достал-то?
– Семечки, – говорит. – Хочешь?
– Куда их! Мне чужого не надо…
– Не хочешь, и сам съем… А там что показывают? Порошок? Дай-ка и я посмотрю…
Андрюха из сарая явился – тоже с семечками. Парень пришел – тоже, гляжу, все карманы отвисли.
Мне-то что? Я свое дело знаю, – с заведующим разговариваю:
– Мышьяк-то, – говорю, – это очень хорошо. Пользительно. Только где такую цыкалку достать?
– У фельдшера попросите. Даст. И я бы дал – да, ведь, зажилите…
– Как же это так, – говорю… – Не воры мы!..
– То-то ж, – отвечает, – не воры – пришли будто бы без семечек, а теперь, гляжу, все семечки лускают…
Смотрю, а у всех уже семечки.
– Без понятия, – говорю, – народ. Оттого и лускает.
Выходим за ворота – и пошло хвастовство. Какие тут семечки!..
– Я, – Тимоха кричит, – вон какую загогулину достал. Смотрите!
Гляжу – у него в руках железина, вроде как дверная ручка.
– А на что, – говорю, – тебе?
– Людям была нужна, и мне пригодится. Андрюха Косой какую-то машину в сарае нашел. Цельная машинка, непорченая, только не поймешь, к чему она нужна.
– Зря валялась, а мне по хозяйству пригодится!
Парень говорит:
– А у меня семечек полный карман!
– Что там семечки? Семечки у всех есть. А я молчу. Зачем мне хвастаться. Нечем хвастаться, коли чужое добро украли. Непоздоровится от этого. Оно так и вышло.
Только к деревне подошли, – бабы навстречу.
– Чего принесли? Что там такое?
Да как расхохочутся. Да на Тимоху:
– Что это у тебя, Тимофей? Губы-то!..
Смотрю – а у него губы так раздуло, и носа не видать! На Андрюху смотрю – и у него то же. У всех… Известно, без понятия народ. А я понял и говорю:
– Семечки-то, небось, ели? А рука-то в чем? В мышьяке!
Тут только и раскусили. Семечки на землю и ругаться:
– Ну, и совхоз! К ним идешь за наукой, а они этакое…
– Совхоз, – говорю, – не при чем. Сами виноваты. А наука вам уже есть: на чужое добро не зарься.
Тоже, действительно. Не видали сроду семечки. На такое дерьмо позарились! Тьфу! И еще про них же скажут:-жулик народ.
А они просто – без понятия. Что в них толку-то – в семечках? Уж если брать что – так мышьяк надо было брать. За ним, небось, в город ехать надо. Его, небось, еще нашему брату и не продадут. Кто поумнее, да с понятием, тот так бы и сделал: на мышьяк бы внимание обратил.
Вот я, например. Я, конечно, молчал, а все-таки две горсточки мышьяку взял на пробу. Для науки, понятно. Хочу посмотреть, хорошо ли эта штука против червя действует…
А они набросились – семечки!
Все это, по-моему, от недостатка культуры.
На волоске
– Культурная работа у нас – не буду скрывать – на волоске висит, – говорил избач приехавшему из города инструктору. – Так и ждешь, что вот-вот сорвется…
– Средств что ли нет?
– Пожаловаться нельзя…
– Крестьяне не ходят и ребят не пускают?
– И этого не скажу – тяга большая… Даже старики иной раз заглядывают…
– Хулиганы? – пытался угадать инструктор.
– Вроде того, только посерьезнее… Трудное положение, товарищ инструктор, – избач даже вздохнул, – при общей, можно сказать, тяге некоторые лица срывают работу…
– Кулаки? Поп?
– Ну, с этими-то в два счета справились бы… Срывщики у нас в самом ядре…
Инструктор заинтересовался.
– Говорите, – может быть, какие меры надумаем… В случае чего, и милиция недалече…
– Тут милиция не поможет, – махнул рукой избач. – Я вам, коли хотите, всех этих срывщиков по пальцам пересчитаю… Первый – сосед наш Ефим Оглоблин. Только что соберутся крестьяне, – он в своей избе картеж заводит…
– А вам-то что?
– Как что? Мы тут читку устраиваем, газеты я начинаю объяснять – а мои слушатели один за другим – да к нему…
– Играть что ли?
– Кто играть, а кто просто так глазеет. Работа, глядишь, сорвана. Другой срывщик – Васька Башмак, – прозвище у него такое. Тот еще вреднее: каждый вечер с женой драку затевает. Он ее за волосья, она его цапать… Потеха!
– А изба опять пустая?
– Ну да… Третий срывщик – Трепалов Семен – пьяница. Выходит на улицу и давай петрушку представлять… Четвертый срывщик…
– Вот что, – прервал инструктор избача, – дело не в срывщиках, а в ваших посетителях. Ну, какой интерес пьяного мужика смотреть? Соберем их, потолкуем… А потом и нас самих взять – надо бы работу вести поинтереснее. Я сегодня сам беседу проведу…
На собрание явилось много народу: все члены школьной комиссии, вся культурно-просветительная секция и просто желающие.
– Необходимо наладить работу, – говорил инструктор. – Ваш избач жалуется, что срывается работа вами же самими. Ну какой, скажите, интерес на картежников глядеть? Или на пьяного…
– Понятно! Не видели что ли пьяных! – согласились слушатели.
– Или драка, – продолжал инструктор, – что в ней интересного?
– Известно – видели!
Слушатели со всем соглашались. Приняли резолюцию об усилении работы, постановили выписать еще газету, и даже один заикнулся:
– Развлекательного чего бы выписать для ребят… Не все же газеты…
– Чего же развлекательного? – возразил избач. – Дело у нас серьезное…
Потом инструктор повел беседу о самом животрепещущем вопросе: положение в Америке и китайские дела. Говорил он гладко, понятно, не отступая в сторону и не сбиваясь. Слушали внимательно – тишина была полная; слышно было только откуда-то со двора жалобное мяуканье заблудившегося котенка.
– Трах-тах-тах! – неожиданно прорезало тишину мастерски закрученное матерное слово.
Все всколыхнулись. Некоторые из слушателей обернулись к окну-. Сам избач улыбнулся. По рядам прошел шёпот:
– Васька, небось, опять бабу бьет…
– Что ты! Это, небось, Степан закручивает…
Докладчик тоже запнулся.
– Гм… мы… – промычал он, посмотрел на окно и продолжал – М-мы, товарищи, остановились…
– Сволота ты последняя… Пьяница, – послышался за окном женский голос. Докладчик на секунду умолк.
– Да ведь это Липатова Марья кричит… – шептали в рядах. – Опять Липат запил!
– Вот дела-то пойдут…
Некоторые встали и подошли к окну. Докладчик продолжал:
– Сорвут, – прошептал избач и сам уставился на окно, откуда изредка долетали все удаляющиеся крики. Слушатели постепенно таяли.
– Но мы дадим буржуазному миру сильный отпор, – продолжал инструктор, – потому, что нашими союзниками являются не кто иной, как…
Избач сидел как на иголках:
– Кончайте – все одно сорвали…
Последние слушатели взялись за шапки.
– Ну что ж делать, – вздохнул инструктор, – коли уж так… А вы куда? – удивился он, заметив, что избач тоже схватился за шапку.
– Пойдемте, а то не успеем! Вот начудит – вы и не представляете… Такие дела в год раз бывают…
– Что ж тут интересного? – начал было инструктор, но избач не слушал его.
– Скорей! Опоздаем! – крикнул он от дверей.
Инструктор с минуту постоял в нерешительности, потом быстро схватил шапку и побежал вон из избы.
На улице, на другом конце деревни, уже стояла огромная толпа, а из толпы доносился вместе с одобрительными криками любопытных мастерской сочный мат самого Липата.
Молодой человек
Надо было Сидорову зачем-то в милицию. Приходит:
– Обратитесь, – говорят, – к начальнику…
У начальника очередь. Постоял час, постоял два…
– Да вы, – говорит, – не туда пришли – это в той комнате! – и рядом на комнату показывает.
В комнате пять столов, за тремя люди сидят, а два пустых.
К какому же столу подойти?
Подошел к одному:
– Вон там…