– Ну и что же?
– Да ничего, покричали-покричали – и пошли домой…
Рассказчик замолк и довольным взглядом обвел слушателей. Слушатели недоумевали:
– А революция-то?
– О чем же я вам рассказывал? На другое утро покупаю газету – на первой же странице – переворот! Тут мы только и сообразили, почему с мукой такая катавасия вышла…
«Нота»
Ты спрашиваешь про ноту? Как же, как же, помним! Рассказать? Отчего же и не рассказать, – пусть в газету пропишут. Можно сказать – целый фронт одной своей силой отбили, вот что. Как случилось? Да очень просто: как идешь по улице, а тебе на голову – трах! Так же и нота эта самая… Мы, правда, и допрежь про нее слыхали, английская там нота, американская нота, – да товарищ Чичерин, спасибо, один выручал, а на этот раз сплоховал, ну, и заварилась у нас каша… Еще в ту ночь мне дохлая крыса снилась, думаю – к чему бы? Являюсь я в мастерскую, а там на самом на видном месте: «НОТ. Не ешь, не пей, не кури!»… Я к Семену, – он в то время рядом со мной работал.
– Каково? – спрашиваю.
– Ничего, – говорит, а у самого голос дрожит.
И все как будто пришибленные. Собрались в уголок, толкуем, новый, дескать, Керзон в Англии объявился и выдумал такую штуку на погибель рабочему человеку! Ах, в рот те заклепка! Ничего, говорю, осилим!
Так стоим, на эту самую ноту любуемся, покуриваем, а тут откуда-то взялись два человечка, – встали в сторону и на часы смотрят.
Семен подмигнул:
– Это еще что за шкеты?
Расспросить как следует не успели – мастер пришел:
– Так вас и этак, говорит, не видите – у нас нота, а вы золотое время прогуливаете! Марш к станкам!
Тут из наших кое-кто ругнулся про себя, как полагается, и на место. Машины смазали и тихонечко за работу. Да какая в этакое время работа? Нет-нет да посмотришь, что там эти человечки делают. А они из уголочка выбрались, да и давай промеж народом ходить, у каждого в руках часы громаднющие, – и вот ведь ты скажи – привязались они к Семену. Он свою работу сполняет, а они смотрят, да на часы, да записывать. Семен инструмент отложил, новый взял, – они опять в книжечку что-то чиркнули. Плюнул Семен на сторону, выругался, а они – на часы, да в книжечку. Тогда Семен рассердился, станок остановил, сел на тубаретку и начал цыгарку свертывать. Вертит, а у самого руки дрожат, никак свернуть не может. А они стоят позади него, что-то промеж себя шепчутся, да на часы, да в книжечку. Семен спичку зажег – они опять в книжечку. Мы работать – не работаем, стоим-смотрим, что дальше будет. Семен инструмент ищет в ящике – никак найти не может, а они все говорят что-то и записывают. Тут я свой станок остановил, подошел к Семену: «Чего, говорю, ты ищешь-то, дай я пособлю»… Гляжу, а на нем и лица нет – бледный, как полотно.
– Не могу, – говорит; встал и пошел в уборную. Тем его бы в покое оставить – так нет! Он идет, и те идут, и каждый шаг по часам отмечают. Не стерпело рабочее сердце:
– Вы, говорит, кто такие?
– Мы и есть «нот»…
– Ах, так это вы, такие-сякие, прах вас побери!
Те – в амбицию, и Семен в амбицию, те – матом, Семен бабушку вспомнил, те – кричат, Семен кулаками машет. Как да что – тут не разберешь, только вбегает он растрепанный и глазами ворочает… А те за ним.
– Уйду! – кричит Семен. Бросил все, да домой.
А я боюсь, что как ко мне привяжутся – на руку я больно скор – вот что… Ну, да ничего – пронесло… Ушли, голубчики… Собрались мы тогда в пивной, – тут же у завода пивная-то:
– Не можем терпеть такое издевательство. Мы, говорим, всех победили и на всех фронтах, а тут какой-то разнесчастный империализм… Не хотим!
Первым делом на другой день – плакат по-боку, вторым делом – дождались человечков этих, – и их по-боку! Не хотите, говорим, честью, так на тачке вывезем. Испугались тачки-то! Да… А нас в завком вызывают, а оттуда к директору:
– Из-за чего буза?
– Из-за империализма…
Семен тоже пришел:
– Не желаем у иностранного капитала под подметкой сидеть – и кончено!
Он, конечно, вилять. Плел чего-то, плел, – что это не иностранный капитал, а наш собственный «нот», да и на нашу же общую пользу… А мы одно – не хотим! Мастера вызвали, а тот только моргает…
Ну, думаем, крышка! И верно – Семена за бузу в другой цех перевели, мастера сместили. А мы как опущенные ходим, – какая уж тут работа! Думаем – придут эти самые человечки, так мы их теперь распространим… Да… Вот какие дела-случаи… Ты спрашиваешь, как же кончилось? Ясно! Пролетариат, как всегда, победил и на этот раз, с тех пор мы об ноте и слыхом не слышим, да… А ты что думал? Разве иначе можно? Силища-то у рабочего класса – во! Справимся!..
Друг председателя
С тех пор, как Пантелеева выбрали председателем уисполкома, Петька Вихлюшкин таким сделался – не подступи! Чуть что:
– Поеду к председателю!
– Ну?
– Вот те и ну! Да мы с ним в Питере за одним станком работали! Самый первый друг, можно сказать. «Не пей, – говорит, – ханжу – ослепнешь!» Это он мне говорит!
– Голова, небось!
– Голова! «Петька, говорит, друг, – он меня всегда другом величал, – завтра меня ловить придут – я у тебя ночую». Вот какие дела!..
И Петька голову вверх.
Такая про Петьку слава пошла – небось, и самому Пантелееву такой славы вовек не добиться!
Тягались в то время Брякушинские мужики с Визгалинскими из-за клина. Присудили в пользу Брякушинских – а те на своем стоят. Дошли до уездного исполкома.
Ездили Брякушинские в исполком, три дня канителились, и ничего не вышло.
– Оно, конечно, добились бы, да не знаешь, к кому обратиться!
– Рука нужна! Без руки в городу не обойдешься!
– То-то же рука!
И решили обратиться к Петьке:
– Выручай! ты там свой человек – а как жена у тебя с нашей деревни – значит, нам свойственник… Расходы, что нужно, заплатим…
Петька, не долго думая, согласился:
«Поеду на мирской счет, да и с приятелем увижусь»…
В город приехал – прямо в исполком.
– Где председатель?
– Вы по какому делу?
«Дай, думает, скажу, что свой человек»…
– Знакомый я… Он меня знает…
Посмотрели на него подозрительно:
– Знакомым вовсе не велено… в расписании нет…
– В каком расписании?
– А вот – смотрите!
На стене и расписание висит.
– Сегодня что? Понедельник? Ну так вот – сейчас 10 часов, он секретаря принимает до одиннадцати, от 11 до 11½ – отдел управления, от 11½ до 12 – упродкомиссара…
– А частных лиц когда?
– Частные посетители с двух до трех… Только это которые по делу, а вы без дела, видимо..
– Как без дела?
Дождался двух часов. Очередь. Записался, прождал свое время – и, наконец, впустили.
Пантелеев Петьку сразу узнал.
– Петя, друг! Тебя ли вижу!
«Ну, дело сделано, – думает Петька, – узнал!»
– Мне с тобой поговорить хочется!.. Погоди минутку!
Петька присел.
– Ты посиди, а я отпущу всех, мы поговорим по душам…
– Да я с делом к тебе…
– Дело пустяки! Коли правильное – устрою! Совсем утешил. Петька сидит и ждет. Одного просителя принял, другого…
Потом вдруг засуетился:
– Три часа! Извини, Петя, – мне сейчас на заседание… От трех до пяти – ком-ячейка… А в пять часов приходи в нашу столовую – за обедом и переговорим…
Пошел в столовую – ждет. Вот уже пять часов. Десять минут шестого. Четверть шестого.
– Не придет!
Двадцать минут шестого. Пантелеев прибежал:
– Затянулось заседание… А в половине шестого у меня президиум… Знаешь что – зайди ко мне на квартиру…
– Когда же?
Пантелеев вынул расписание:
– До восьми – президиуму от восьми до десяти – продсовещание. Значит, в десять приходи.
Петька пришёл, в десять. Его впустили, усадили в кресло – сидит и ждет.
Ждал полчаса, час, два…
«Не уйти ли?»
В час ночи пришел Пантелеев. Глаза осоловевшие, лицо измятое – и будто ничего не видит. Посмотрел на Петьку – и не то не узнал; не, то не увидал – упал на диван и заснул.
Два дня пытался Петька опять попасть к Пантелееву, и виделся даже с ним, да никак переговорить не удавалось.
– Виноват, говорит, у меня по, расписанию… Приходи в четверг, в девять…
Пришел.
– Дома?
– Дома!
Вот наконец! И действительно: Пантелеев лежал на диване и читал анкету партийным работникам.
– Минуточку – я сейчас анкету заполню, и мы поговорим…
Через полчаса:
– Еще минутку… К завтрашнему митингу речь надо приготовить.
Половина одиннадцатого. Пантелеев посмотрел на часы:
– У нас полчаса есть… Рассказывай!.. Как живешь?
Петька подумал:
«Надо прямо к делу!»
И сразу начал:
– Вот так и так, судилась наша деревня…
До половины не дошел – звонок:
– Алло!.
– Сейчас!
Пантелеев положил трубку:
– Знаешь, что – зайди завтра утром – мы поговорим… Меня экстренно в райком вызывают…
Петька вздохнул и вышел от Пантелеева.
«Ничего тут не добиться, – рассуждал он. – Ишь работы-то сколько! Голова!..»
А на другое утро пошел в земотдел, как и полагается… выбрал делопроизводителя, который посимпатичнее, сговорился с ним, – и так как его дело совсем было правильное, получил нужное распоряжение…
– Зайти к Пантелееву? Ну да не стоит – все равно не добьешься – совсем заморили человека…
И уехал, не повидавшись с товарищем.
Приехал Петька в субботу. Мужики встречают:
– Ну что?
– Обделал все… Не беспокойтесь…
И бумагу подает. Видят – готово.
– Только расходы мне.
Собрали, сколько надо по их понятиям на поездку и на прожитие:
– Небось, взяток никому не давал?
Петька голову вверх:
– Что ты! У меня председатель свой человек! Взятка?
Конец света
В точности неизвестно, кто первый принес эту новость: сразу все заговорили, что завтра в два часа миру конец.
– Пожили – и довольно!