Старики говорили:
– Все знаки второго пришествия исполнились… Брат на брата восстал, храмы осквернены, проповедь антихристова и богохульство…
– Последние дни живем!..
Вечером на деревне не спали до петухов – у ворот каждой избы шел разговор о светопреставлении.
– И вот, – говорил старик Ермолай, свертывая цыгарку, – вострубит труба антихристова, и мертвые восстанут…
– Антихристова! Так-то тебе и допустят, – возмущался его сын Николай, которого в деревне за вольные мысли считали большевиком.
– Антихрист – это ежели в старый режим… А нонче не допустят…
– Кто не допустит? Если божеское попущение…
Совет не допустит… Насчет этого теперь строго… Вон в Завалихе Христос объявился – и что ж? Допустили?
– Так то не Христос, а простой мужик…
– А антихрист, что же, по-твоему, – баба? Не иначе, как с неба планида упаде!! – а ты – «антихрист»!.. Бессознательность!
Ночью мало кто и спать ложился – готовились. Акулина всю ночь саван шила – мужики некоторые для себя гроб, мастерили: как затрубит – лечь в гроб и кончено! Парни у Федьки собрались и до утра самогон хлестали:
– Подавай еще – все одно завтра помирать! Выпили до последней капли – и к утру в стельку. Проспят царство-то небесное…
– С раннего утра опять все на улицу высыпали. Смотрели на небо, спорили. Одни говорили – антихрист, другие уверяли, что антихристу не разрешат, и на землю упадет комета и всех раздавит.
– Пойдем к Петьке; спросим – разрешат или не разрешат.
Петька был настоящий коммунист – в волсовете работал. Пошли, – а его как раз дома нету.
– Часа в три обещал приехать…
– В три часа! Так-то и приедет!
– Пошли к учителю. – человек ученый.
– Комета, – говорит, и на карту показывает, – вот этот кружок – с хвостом. А этот – земля…
– А это что – море, что ли? – показывают мужики на голубую краску.
– Небо… Так, пустота одна…
– Ну, оно и понятно, что на землю свалится… Небось, махина тяжелая!
На ребятишек никто не смотрел – они с утра волю взяли и бегали, как оглашенные. На огородах костры разводили, по крышам лазали, такое баловство пошло – не уймешь. Да никто и не унимал: Не до них!
К двум часам все собрались в одну кучу у ворот и ждали. Акулина вышла в новом саване. Парни смеялись:
– Чего разрядилась! Думаешь, антихрист на такую старую посмотрит! Тут девок сколько хошь!
– Батюшки-светы вы мои! – ревела баба.
– Чего ревешь?
– Платок новый… Ни разу не надевала – и пропал! Хоть напоследок бы нарядиться…
– Дура!
– Конешно, дура! Моя баба копила-копила сметану – а утром вынесла: жрите! И сама, и ребятишки теперь животом жалуются – объелись…
– Оно и правда, – чего ж ее оставлять!..
– Всего с собой не унесешь!
Два часа. Солнце. Пыль. Ожидание уже начинает утомлять.
Слышатся разговоры:
– Спрашиваю – где Манька? А Манька в огороде с Лешкой… Сраму-то!
– Ничего, повенчаются…
– Да где ж теперь? Один грех, да и только!..
– Нагрешишь тут… Хоть бы поскорее…
Смотрят на небо – на небе ни единого пятнышка.
Послышался запах гари.
– Начинается!..
– Чего начинается?.. Это Сидоров сарай подожгли!..
– Ну, и пусть горит – не все ли одно?..
– Батюшки, помогите, горим! – кричал Сидор. Никто не шевелился. Зевали, крестили рот и говорили:
– Теперича скоро и все сгорим…
– Туши сам, если хочешь…
Сидор бегал с ведром – но пожар разгорался больше и больше.
– Небось, ребятишки подожгли… Сладу-то с ними нет…
За воротами показалось облако пыли.
– Едет… Едет…
Все побежали к дороге. Ребятишки стремились пробраться в первые ряды.
– Едет!
– Да кто едет-то?
– Конечно, антихрист, – кому же еще? Сейчас кончимся…
– Какой там антихрист – это комета катится…
– Все одно помирать!
Пыль начинает рассеиваться. Показались лошадь и телега.
– Никак Петька из города! Батюшки вы мои!
– Так и есть!..
К воротам подъехала лошадь, и из телеги вылез Петька-коммунист.
– Чего вы тут? Не видите: пожар! Я лошадь загнал, как увидел, а вы и не шевелитесь!
– А чего, там пожар – все равно обчее преставление…
– Что?!
– Свету конец, вот что…
Петька возмутился.
– Кто вам сказал, что свету конец? А? Я вам покажу свету конец! Тушить!..
Некоторые нехотя пошли за ведрами. Другие стояли неподвижно.
– Тушить! А не то под суд! А это что в саване выскочила? – закричал он на Акулину, – домой!
Улица постепенно пустела. Мужики, расходясь по домам, говорили:
– Ну, уж сегодня ничего не выйдет… Помешал… Да разве эта коммуния дозволит! И светопреставление поглядеть не дадут! А ты говоришь – «антихрист»!
Быт
В субботу, возвращаясь после получки домой, Андрей Лештуков размышлял:
– Что ни говори, а выпивка губит нашего брата. Вот сейчас – пошел бы я в пивную, глядишь, рубля полтора – там. А толк какой – напьешься, придешь домой, как скотина, и ни тебе привета, ни тебе ответа, только одно и услышишь – ложись спать-то, пьяница! Как решил не пить – так и будет.
Андрей дал зарок в двенадцать часов дня. Большого труда стоило ему не пойти с приятелями в пивную, – но он выдержал характер, – не пошел.
– У меня работенка кой-какая навернулась, – солгал он.
Дома перед праздником было чисто вымыто и убрано. Жена, увидев Андрея, удивилась и вместе с тем обрадовалась.
– Ты пришел? Садись чай пить.
Андрею было необычно в этот день сидеть за столом и пить чай. Настроение у него было прекрасное.
– Смотрю я на тебя, – говорил он жене, – сколько лет мы с тобой живем, а ты до сих пор неграмотная. А я, дурак, тебя научить не удосужился.
После чая сели за стол. Андрей достал газету и стал показывать буквы. Жена повиновалась ему, но все время сидела как на иголках.
– Ты что? Или торопишься куда?
– Некогда мне, – созналась она, – надо пироги растворить, – ведь завтра праздник.
– Ну, что ж, – иди.
Андрей уселся за газету, но радостное настроение не покидало его.
– Вот что значит не пить, – думал он: оно, конечно, скучновато, – но хорошо.
Утром жена спросила.
– А вина-то купил? Сегодня гости будут.
– Зачем же вино? – ответил Андрей. – Ведь я пить бросил.
– Ты бросил, а люди-то разве бросили? – Надо купить, а не то осудят.
– Верно, что осудят, – согласился Андрей и пошел в кооператив за водкой.
Вечером были гости. Андрей долго отказывался от вина, уверял приятелей и родственников, что он теперь бросил пить, но те не соглашались:
– Как же так, рюмочку-то, – говорили они.
– Курица и та пьет, – указывали другие.
– Пей за столом, не пей за столбом, – напоминали третьи.
Четвертые прямо грозили уйти, если хозяин с ними не выпьет. Наконец, и жена разрешила.
– Ну, выпей, Андрюша, одну рюмочку – что уж тут. Гости ведь!..
Андрей выпил одну рюмку, выпил и другую. Никто не упрашивал его больше, но он уже по своей инициативе выпил третью и четвертую. Напившись, гости шумели, ругались, не давали спать ребятишкам, забросали чистый пол окурками и, наконец, ушли. Андрей лег спать и проснулся с головной болью.
– Выпей рюмочку, – сказала жена, – да иди на работу.
После рюмки в голове просветлело. Андрей оделся и пошел на завод.
– А тебя поздравить можно, – сказал ему мастер. – Давно ты за племянника просил, а сегодня ему место вышло. Значит, с тебя сегодня – могарыч.
Делать нечего, Андрей согласился. Вечером в пивной сидели: Андрей, его племянник – мальчишка лет пятнадцати, мастер и еще один товарищ с завода. Пили пиво пополам с водкой. Пил и племянник.
– Пей, – говорили ему, – курица и та пьет.
– Ну как для такого раза не выпить?
Андрей вернулся домой пьяный. А на завтра тот самый товарищ, с которым вместе сидели в пивной, пришел на работу в новом пальто.
– Спрыснуть надо, – сказал кто-то.
– Разве ж я отказываюсь, – ответил он – Так уж заведено.
Вечером опять сидели в пивной. Андрей быстро охмелел и, стуча кулаком по столику, рассказывал приятелям:
– Берите с меня пример, – сказал, что пить не буду – и не пью. Четвертый день не пью.
Но ему никто не поверил.
Через неделю, возвращаясь с пирушки, устроенной по поводу небольшой прибавки, Андрей остановился у громкоговорителя.
– Объявляем поход против пьянства, против неграмотности, против грязи, – гремела труба. В пьяном мозгу Андрея зашевелились старые мысли.
– Пьянство губит нашего брата, да, – думал он – только ведь я не пью. Разве ж я пью? Пошел я за это время хоть раз в пивную? Нет! Положим, каждый день в пивной сидел, а почему? Потому что нельзя иначе. Заведено так. Порядок такой. А сам – ни-ни! Капли в рот не беру. А неграмотность – это верно. Грязь – это правильно. Мы поход объявим. Да…
Жена Андрея как раз мыла пол. Посреди комнаты стояло грязное ведро с помоями, и она, подоткнув подол, терла песком половицу.
– Ну, и грязь развела, – недовольно сказал Андрей. – Для чего грязь? Чего ты тут набрызгала? Вот тебе!
И, ударив ногой ведро, разлил грязную воду по всему полу.
– Столько лет живешь со мной и неграмотная, – продолжал он. Садись грамое учиться – ну! Иди сюда!
И схватив жену за ворот, сильно тряхнул ее, усадил за стол и, показывая пляшущим пальцем на газетный заголовок, повторял:
– Читай, такая-сякая. Это – П. Это – Р. Это – А. Да чего же ты молчишь, ты этакая! Читай!
И закончил поучение увесистым подзатыльником.
Неопалимая
Витневский гражданин Пташкин поехал в город продавать два воза ржи и вернулся домой с полной телегой «гостинцев».
– Чего привез-то? – спросила жена, – на платье-то не забыл купить, как говорила?
Пташкин усмехнулся.
– Тут получше платья…