А Гребешков встал и ушел. И правильно сделал. Люди, можно сказать, заботятся нас в культуру ввести, а он им – палку в колеса! Для чего это?
Много еще в нашем рабочем классе осталось несознательности!
Щетка
Пелагея Тыркова, натирая мочалкой пол того учреждения, в котором она служила уборщицей, сказала находившемуся здесь сторожу:
– Хоть бы щетку купили, позаботились. Только зря спину гнешь – то ли дело со щеткой!
– Дура ты, – покровительственно ответил сторож. – Сказала бы коменданту – давно бы купили…
Утром Пелагея встретила помощника коменданта:
– Щетку бы мне купили, – неуверенно сказала она.
– Какую щетку?
– Полы мыть. Жесткие такие щетки есть. На палке.
«Что за щетка такая полы мыть? – подумал помощник коменданта. – Ну, понимаю – швабра. Ну – метла. А то что выдумала – щетку!»
– Щетка дело небольшое, – ответил он. – Только я за свой страх не могу. А вдруг отвечать придется? Спроси у коменданта!
Комендант выслушал Пелагею очень внимательно.
– Щетка? – переспросил он. – Вот хорошо! Надо купить…
– Купите, товарищ комендант. Невелик расход.
– Ну, конечно, куплю. Гм. Только вот что – напишите мне бумажку, что, мол, нужна щетка. Порядок все-таки.
Бумажку написал сам комендант, а Пелагея только расписалась под ней крупными корявыми буквами и ушла.
Комендант отложил бумажку на край стола и задумался.
– Щетка, – подумал он. – Какой же это расход? Домоуправления? Нет! Пелагея моет прихожую и полы в канцелярии. Значит, это канцелярский расход. А к тому же – пол будто бы относится к самому дому и, следовательно, в моем ведении.
– Нет, этот вопрос необходимо согласовать, – решил он. – Произведешь расход, а его не утвердят, и тебе же нагорит. Тем более, нет у меня такой ассигновки – на щетки.
Он взял бумажку и побежал к управделами. Управдел брезгливо прикоснулся к бумажке:
– Уборщица? Сама написала? Я всегда говорил, что надо будить инициативу! Я это в докладе поставлю. «Даже уборщицы начинают понимать, что они работают в советской стране. Каждая кухарка».
Управдел взял перо, и перо быстро запрыгало по бумаге.
– А как же со щеткой? – спросил комендант.
– Что? Щетка? – удивился управдел. – Щетка – расход, а я расходных документов не подписываю. И вообще не могу взять на свою ответственность. Сходите к бухгалтеру.
Бухгалтер достал смету и долго искал соответствующую графу.
– Не предусмотрено, – ответил, он, передавая бумажку коменданту.
– Пустяк – подпишите и все, – ответил комендант.
– А если пустяк – так подпишите вы… Зачем я отвечать буду?
Комендант замялся.
– Не знаю. Как же я сам. Ответственность все-таки.
– А, ответственность, так и я не хочу отвечать. Из-за какой-то там щетки. Ну, ладно, доложу заведующему.
Заведующий только-что окончил весьма неприятный разговор по телефону и был расстроен.
– Щетка? Накладной расход? – спросил он.
– Пустяк. Полтинник какой-нибудь.
– Сегодня щетка, завтра щетка, а послезавтра пылесос потребуется. А полтинник или рубль – значения не имеет. Важен принцип.
– Впрочем, – закончил он, – я этот вопрос в общем масштабе на коллегии поставлю. Пусть она отвечает.
И, свалив с себя ответственность, успокоился.
Вопрос о щетке быстро пошел по инстанциям. Коллегия, наткнувшись на этот вопрос, даже не читав, отложила его:
– Связано с денежными ассигнованиями. Не предусмотрено сметой. Доложить в наркомат.
Вместе с другими бумажка, подписанная Пелагеей, поехала в наркомат. Теперь это уже была не бумажка, а целый вопрос: «Об изменении сметного расписания расходов в связи». С чем в связи – не интересно. Вероятно, в связи со щеткой.
– Ну, и головотяпы же! – сказали в наркомате. – Беспокоят такими пустяками. Сколько денег на переписку ухлопали.
И вопрос «об изменении сметного расписания» прибыл в учреждение с таким ответом:
«Делаем вам выговор за непроизводительную трату… Надеемся, что впредь. В то время, когда у нас ведется борьба с бюрократизмом».
Одним словом, в ответе было все, что полагается.
Пелагея долго ждала ответа на свое заявление и, наконец, не вытерпела – спросила у коменданта:
– Щетки-то как же? Забыли?
– Забудешь ее! – злобно ответил комендант. – Целый скандал! Выговор за нее получили!.. Уходи ты с глаз долой со своей щеткой!
Деловой парень
Первый раз Брандуков выступил на производственном совещании. Речь в то время шла о сокращении накладных расходов; дело было сравнительно новое, и ораторов записалось порядочное количество. Человек десять до Брандукова высказалось: один предлагал штаты сократить, другой указывал на автомобили, третий на канцелярские принадлежности. Одним словом, – у каждого свое.
Тут-то и выступил Брандуков:
– Товарищи, – говорит, – вопрос, которым мы сейчас заняты, – это огромной важности вопрос. И подходить к нему надо не с точки зрения своей колокольни, а в общем и целом, поскольку он и поднят во всесоюзном масштабе. Надо, говорит, его проработать, товарищи. Где надо-там увязать, где надо – там согласовать. И тогда мы увидим, что, с одной стороны, накладные расходы высоки, а с другой стороны…
Одним словом, это была первая серьезная речь.
– Деловой парень! – говорили слушатели.
– Деловой, – сказало и начальство. – Как это мы его раньше просмотрели – такого человека и выдвинуть не мешает.
Брандукова выбрали в производственную комиссию. Там он опять себя показал. Рассматривался вопрос о расширении производства – высказалось опять десять ораторов, и каждый – свое.
Брандуков слово берет. На него все, как на пророка, смотрят.
– Вот что, товарищи, – говорит Брандуков. – Вопрос, которым мы заняты, – огромный вопрос. И подойти, говорит, надо к нему в общем и целом. Во всесоюзном масштабе этот вопрос надо решить, проработать его основательно. Вы, конечно, понимаете, что это значит – где надо – увязать, где надо – согласовать, и тогда у нас, с одной стороны, получится, что надо расширить, а с другой стороны.
– Ну и деляга же этот Брандуков! Вот это сказал, так сказал!
Брандуков член правления. К Брандукову теперь без доклада не входи. На каждом заседании после всех высказывается Брандуков.
– Товарищи, – говорит он, – этот вопрос необходимо решить в общем и целом. Проработать во всесоюзном масштабе. Согласовать и увязать, и тогда, с одной стороны.
Все слушают и все в восторге – вот молодец!
Так бы и работал Брандуков, все возвышаясь и возвышаясь, с пользой для дела и во славу нашей республики. Но у каждого человека есть враги, которые, даже без пользы для себя, норовят погубить человека.
У Брандукова тоже оказался такой враг. Как-то на совещании Брандуков сказал по своему обыкновению, что это, мол важный вопрос, что надо его в общем и целом согласовать, увязать и проработать, – а враг тут как тут.
– Может быть, вы бы, товарищ Брандуков, проработали? Докладик бы приготовили?
Брандуков сконфузился, а все-таки сказал:
– Отчего же… Можно…
Три заседания прошло, – а доклада все нет, как нет.
– Не успел еще. Не приготовил.
Наконец, дольше ждать было нельзя.
– Ваше слово, товарищ Брандуков. Вопрос срочный.
Брандуков раскрыл свой портфель, достал оттуда папку, развернул бумагу и начал, довольно-таки деловито:
– Вы, – говорит, – товарищи, понимаете, что этот вопрос огромного значения. Что к нему с точки зрения колокольни подходить нельзя, а надо взять в общем и целом.
Замолчал, беспомощно захлопал глазами, посмотрел по сторонам:
– Знаете ли, – говорит, – надо этот вопрос увязать. Нельзя без того, чтобы не увязать. Как же так без увязки. Или согласование, например, взять. И согласовать надо. Проработать надо. И тогда, с одной стороны.
Опять посмотрел по сторонам, ища поддержки. – С другой стороны.
Сконфузился и сел на свое место.
Инициатива
Жил-был в одном учреждении директор. В учреждении было много отделов. В каждом отделе было по одному заву. Директор как-то сидит у себя в кабинете и вслух рассуждает:
– Все у меня завы хорошие, только один никуда не годится – Охлестышев.
А Охлестышев стоит у дверей, подслушивает.
«Те-те-те, – думает, – что же он про меня так рассуждает? Я, кажется, и исполнительный, я, кажется, и дело свое знаю, я, кажется, голову расшибу, а директору угожу… Что ж это такое?»
А директор дальше про себя рассуждает:
– Всем, – говорит, – хорош Охлестышев, только малодеятельный. А самое главное – нет в нем никакой инициативы. Бюрократ просто. Старый режим. А нам инициатива нужна.
Пошел Охлестышев в свой отдел и задумался. Грустно ему очень стало. Тоска заела. Видит – сидят в его отделе машинистки и регистраторы, курьерша топчется, секретарь вертится. И рожи у всех у них такие противные. Смотреть не хочется.
– Тоже, небось, про себя думают: ну, и зав у нас! Безо всякой инициативы. Так я им инициативу покажу! Так я их прижучу!
Составил проектец и является к директору. Тот его сухо принял.
– Что вам, товарищ?
– Обдумал, – Охлестышев говорит, – вопросик один. Штаты сократить хочу.
Обрадовался директор.
– Вот это хорошо! Это называется режим экономии. Напишите докладик, назначим комиссию, обсудим.
И сразу работа живее пошла. Комиссия заседает, Охлестышев доклады пишет, сотрудники волнуются, директор даже и тот ожил, развеселился.
Через месяц штаты сократили. Половину служащих уволили.
И тогда заметил Охлестышев, что остальная половина с работой не справится. Пошел к директору на доклад.
– Я, – говорит, – думаю на временную работу нескольких служащих принять.
– Это хорошо, – отвечает директор. – Составьте проектец, а мы комиссию назначим, обсудим и решим.
Комиссию составили, обсудили и постановили: