Кэтри Суинфорд в Линкольншире. Будучи любовницей Джона Гонта, Кэтрин получила во владение там большую усадьбу, и имеются свидетельства, что и Филиппа несколько лет прожила там с сестрой. Годовое жалованье за 1378 год выплатили ей в Линкольншиле, а в 1386 году она была принята в общину Линкольнского собора. Можно заключить, что с Линкольнширом она была связана уж никак не меньше восьми лет. Все эти годы Чосер пребывал в Олдгейте, и на это же время падает его тяжба с Сесилией Шампейн. Трудно отбросить подозрение, что Чосер находился тогда в незаконном браке. Однако в январе 1386 года супруги воссоединились для совместного присутствия на траурной церемонии в честь почившей принцессы Иоанны, матери Ричарда II. Сохранилась опись предметов траурной одежды, и в том числе упоминается пожалованная Чосеру материя на черный траурный плащ. Примечательно, что Чосер упоминается в ряду высших придворных сановников, сквайров и высокопоставленных законников, что служит лишним доказательством почетного положения Чосера в английской иерархии XIV века, где звание сквайра было всего лишь на ступеньку ниже звания рыцаря. Так как принцесса Иоанна не раз покровительствовала Гонту, а к тому же была близка с прежней госпожой Филиппы Чосер, королевой Филиппой, нет сомнения в том, что Филиппа Чосер присутствовала на траурной церемонии. Обменялась ли супружеская пара при встрече демонстративноофициальными поцелуями или выказала свои чувства более непосредственно – неизвестно. Вообще выражение чувств у человека позднего Средневековья характеризуется странным сочетанием пылкости на словах и холодности на практике, так, эмоциональность поэтических строк Чосера никак не противоречит прагматизму его брачных отношений.
На самом деле королева скончалась еще осенью 1385 года, но траурная церемония была отложена из-за дел государственной важности. А между тем в промежутке между двумя этими событиями Чосера назначили мировым судьей по делам в Кенте. Его предшественник на этой должности, Томас де Шарделоу, являлся королевским коронером и аторни суда Королевской скамьи, так что Чосером была подхвачена традиция славная и достойная. Получив это назначение, Чосер преодолел еще одну градацию на пути вверх по лестнице средневековой иерархии и занял новое и более высокое положение в относительно узком кругу тогдашних чиновников – доказательство того, что известность его не ограничивалась сферой поэтической. Прежде всего он воспринимался как человек действия, человек на государственной службе, принадлежавший к тем, кого Кембриджский устав именовал “людьми лучшими и самыми законопослушными”. В качестве мирового судьи он должен был заседать на слушаниях дел по гражданским правонарушениям, таких как, например, спекуляция или дурное обращение с наемными работниками, а также принимать участие в предварительных расследованиях и более серьезных преступлений – дел об изнасиловании, убийстве, которые затем уже переходили в Лондонский суд. Коллегами его были люди состоятельные и уважаемые, среди которых значились и пэры, и королевские советники, но иногда Чосер действовал и самостоятельно, как независимая судебная инстанция. Само по себе назначение Чосера не может служить доказательством хорошего знания им юриспруденции, но предполагать, что в законах он был ориентирован, мы все-таки можем, и это подкрепляет версию, согласно которой на каком-то более раннем жизненном этапе Чосер прошел курс обучения в Королевском инне. В свете дальнейшего его поэтического творчества приобретает значение и вероятность частых его поездок в Кентербери: путь следования чосеровских паломников становится знакомым и привычным и самому поэту
Связь Чосера с Кентом приобретает большую очевидность позднее, когда из Олдгейта поэт перебирается в Гринвич. Однако зваться мировым судьей по делам в Кенте вряд ли было бы возможно без частых наездов в графство и проживания там. Исследователями выдвигалась также версия о назначении Чосера смотрителем королевских замков в Эльтеме и Шине, местах, относящихся к Кенту, и, если признать подобное предположение состоятельным, можно заручиться еще одним дополнительным доказательством связи Чосера с Кентским графством. Теории этой нельзя отказать в последовательности. Прочие мировые судьи служили у влиятельных людей и судейские должности получали как представители своих патронов. Окажись догадка правильной, и назначение Чосера можно было бы считать прелюдиеи к получению им впоследствии должности смотрителя королевских работ. Так или иначе, мы можем допустить, что поэт какое-то время жил в одном из замков, принадлежавших королю.
Еще больший общественный вес приобрел он в следующем после его назначения 1386 году, когда его выдвинули в парламент от Кента в качестве почетного представителя графства. Его краткое пребывание в парламенте подтверждено документально. Парламент собрался 1 октября в Большом зале казначейства Вестминстерского аббатства. В истории он получил похвальное звание “Дивного парламента” за то, что подверг более тщательной проверке расходы короля и урезал привилегии и права королевских министров. Чосер, разумеется, был откомандирован в парламент как ставленник короля – ведь источником как богатства его, так и престижа являлась придворная служба – и должен был испытывать неловкость, сидя на заседаниях, неловкость тем большую, что парламент рассматривал и поданную ему петицию с требованием ужесточить контроль за таможенными инспекторами в английских портах, по крайней мере за инспекторами, назначенными пожизненно, и наказать проштрафившихся вплоть до увольнения, ибо в таможенном деле налицо были признаки коррупции. Главарем этого антикоролевского выступления был дядя короля герцог Глостер, сам получивший пятьсот фунтов через таможню, инспектором которой являлся Чосер, и, хоть назначен последний был и не пожизненно, он мог справедливо полагать, что санкции коснутся непосредственно и его.
Через четыре дня после первого заседания он отказался от своей квартиры в Олдгейте. Возможно, это явилось временным совпадением, однако случайностью это не было: как мы уже видим, Чосер все больше отходил от работы в порту, а отъезд из Олдгейта стал первым шагом к окончательному оставлению им таможенной службы. Он мог предвидеть неприятности для всех королевских инспекторов, почему и удалился с поля брани, хотя подобное маловероятно. Никто не был в состоянии предугадать, как развернутся события на сессии во всех деталях. Может быть, Глостер и другие вынудили его уйти, но, так или иначе, служба его к тому времени уже занимала мало, а единственное, что привлекало его в ней, – это стабильный доход.
Оставив Олдгейт, он 5 октября передал аренду своему преемнику Ричарду Форстеру, а так как вскорости его стали числить по Кенту, то скорее всего он туда и переселился. В Кентских юридических документах Чосер упоминается уже 13 ноября 1386 года наряду с некоторыми другими жителями Гринвича. Есть свидетельства, что один из них, Саймон Мэннинг, был женат на сестре Чосера, о чем свидетельствует инспекционная запись от 1419 года, в которой Кэтрин Мэннинг значится еще и как сестра “достославного рыцаря и английского поэта Гэлфрида Чосера”. Впрочем о самой Кэтрин запись мало что говорит. Неизвестно даже, умела ли она читать, чтобы прочесть эту запись. Как мировой судья Чосер в 1378 году должен был находиться в Дартфорде, Кент, а на следующий год дело, возбужденное против него казначейством, слушалось тоже в Кенте. В другом юридическом документе от того же года Чосер значится “жителем Кента”, и это уже свидетельство решительное. По-видимому, он перебрался в Гринвич или соседний с ним Дептфорд-округ, где он и пребывал в последующие тринадцать лет. Годы эти стали временем “Кентерберийских рассказов”, где содержится упоминание этих мест:
Уж полвосьмого, и пред нами Дептфорд.
И Гринвич, где так много сварливых баб,
Так начинай рассказ.
Нет сомнения, что под “сварливыми бабами” он подразумевает конкретных лиц.
Бежать из Лондона осенью 1386 года Чосера, однако, никто не вынуждал. Покинув 5 октября Олдгейт, он, по-видимому, нашел себе другое уютное пристанище в черте города. Пятнадцатого октября, в разгар сессии “Дивного парламента”, он был вызван для дачи показаний по делу, возбужденному одним известным лицом. Чосер выступил свидетелем в споре сэра Ричарда Скроупа и сэра Роберта Гровенора о праве на герб. Разбирательство происходило в трапезной Вестминстерского аббатства, куда Чосеру и надлежало проследовать от казначейства, где заседал парламент. Чосер дал свидетельство в пользу Скроупа, которого не один год знал как титулованного рыцаря и придворного. Двадцатью семью годами ранее они вместе служили во Франции, и Чосер дал показания, что истец уже тогда носил означеный герб. Но более непосредственный интерес представляет для нас та часть его показаний, в которых он рассказал о своей прогулке по Лондону. Скорее всего, показания Чосер давал на “низком французском”, измененной форме англо-нормандского, и можно представить себе его рассказывающим: “il dist quil estoit une foitz en Friday-strete en Liundres com il alast en la rewe”, то есть будучи однажды на Фрайди-стрит и идя по улице, Чосер увидел там висящий возле какого-то дома герб. Он спросил, не Скроупам ли принадлежит этот герб. Прохожий ответил ему: “Nenyl, sieur” (“Вовсе нет, сэр”). Это герб сэра Роберта Гровенора. “Так я впервые, – продолжил Чосер, – услышал о Гровеноре”. Впрочем, детали этой тяжбы не так интересны. Скроун ее выиграл, несомненно, благодаря своей репутации, а не правоте. В данном случае нас интересует форма изложения, которую выбрал Чосер для своего свидетельства, – форму маленького рассказа: человек идет по незнакомой улице, получив на свой вопрос решительный и определенный ответ, так же решительно возражает – все это совершенно согласуется с нашим представлением о характере рассказчика, каким мы его знаем или воображаем. Мы так и видим лондонца и слышим его возмущение: “Вовсе нет, сэр”.
Официально Чосер оставил инспекторскую должность под конец 1386 года. 4 декабря он бросил свою службу на шерстяной таможне, а десятью днями позже разделался и с мелкими сборами; преемников своих на этих должностях, Адама Ярдли и Генри Джисорса, он знал как людей, в городе уважаемых. В целом на таможне Лондонского порта Чосер прослужил двенадцать лет; лишь один таможенный инспектор смог там продержаться дольше. Столь долгий срок службы на этом посту свидетельствует как о хорошей приспособляемости Чосера, так и о его отменных деловых качествах, благодаря которым на него вскорости не преминули посыпаться новые назначения.