[45].
Наукам ван Седжон тоже уделял большое внимание, причем не ради чистого любопытства, а с практической точки зрения. По приказу Седжона сановники Чон Чо и Бен Хёмун написали трактат под названием «Откровенный разговор о сельском хозяйстве», копии которого в 1430 году были разосланы по стране.
Трактат представлял собой нечто среднее между справочником и учебником по сельскому хозяйству. Его создавали с учетом местных особенностей, поскольку использование методов, заимствованных у китайцев, не всегда давало хорошие результаты на корейской земле. Просвещение чиновников и крестьян привело к повсеместному распространению практики сбора двух урожаев в году – после уборки риса на «высохшие»[46] поля высаживались ячмень и другие культуры.
Также в период правления Седжона был создан улучшенный книгопечатный станок и изобретен первый в мире дождемер – чугуги. Тщательный контроль количества выпадавших осадков имел очень важное значение, поскольку позволял устанавливать оптимальные даты начала сельскохозяйственных работ и помогал сделать предположительные выводы о количестве будущего урожая, а уже исходя из этого рассчитывался натуральный налог.
Прогрессивное налогообложение, при котором ставки налогов зависят от налогооблагаемой базы, всегда предпочтительнее пропорционального, при котором налоговые ставки не зависят от величины дохода. Будучи умным человеком, ван Седжон понимал, что доходы правителя напрямую зависят от благосостояния его подданных. Если взять сегодня больше разумного, то завтра не получишь ничего.
Девизом правления Седжона вполне могла бы стать фраза: «Создавать новое и улучшать созданное ранее». До Седжона корейцы пользовались китайским лунным календарем, в основе которого лежала долгота Нанкина, и только по приказу просвещенного вана был создан корейский лунный календарь, основанный на долготе Ханяна.
При Седжоне возродилась старинная практика чтения при дворе лекций-кёнъён, посвященных изучению классических конфуцианских трактатов. Польза от лекций была двойной: с одной стороны, правитель и его приближенные, получали знания, полезные для управления государством, а, с другой – обсуждение услышанного позволяло Седжону следить за настроениями в сановных кругах, что было очень полезно.
В конфуцианской практике Седжон тоже произвел кое-какие изменения, сделав ее более рациональной. В частности, по его приказу перестали проводиться официальные церемонии жертвоприношений духам гор, морей и рек, которые традиционно считались покровителями местностей. В магические обряды просвещенный ван не верил, его интересовала исключительно этическая сторона конфуцианства.
Крепко держа бразды правления в своих руках, Седжон изменил, если можно так выразиться, «дух власти», делая ставку не на страх и принуждение, как его отец, а на убеждение и понимание. Идеального конфуцианского государства ему, конечно же, создать не удалось, но определенных успехов он добился.
Характерным примером политики вана Седжона может служить развитие отношений с Японией, которой в то время правили сёгуны[47] из рода Асикага. Наряду с экспедициями на остров Цусима, где базировались пираты, Седжон стремился развивать торговые отношения с японцами, давая им возможность получать корейские товары законным путем. Для японских торговцев были открыты три порта на юге страны и установлена определенная квота на вывоз риса, представлявшего для них наибольший интерес.
Также развивалась торговля с чжурчжэнями, но главным способом обеспечения спокойствия на севере, стало переселение корейцев из центральных и южных районов на эти территории, частично носившее принудительный характер. Но и добровольно люди тоже переселялись, рассчитывая получить распаханную целинную землю.
Исторически средствами расчета в Корее служили шелковые и хлопковые ткани, а также рис. Наряду с натуральными продуктами имели хождение китайские монеты, но в 1423 году ван Седжон начал чеканку собственной медной монеты. Это начинание не имело успеха, поскольку население предпочитало натуральный обмен, а к монетам относилось с недоверием. Общество должно созреть для принятия новшеств, иначе в них не будет никакого смысла.
Великий правитель имел выраженные проблемы со здоровьем, которые современники пытались объяснить его чрезмерной любовью к мясу. На основании дошедших до нас данных очень сложно выставлять достоверные диагнозы, так что мнения сильно разнятся – от подагры и артроза до сахарного диабета.
Начиная с 1439 года самочувствие Седжона стало прогрессивно ухудшаться, и потому многие дела правления приходилось решать его старшему сыну и преемнику Ли Хяну, известному как ван Мунджон. С 1442 года Ли Хян официально исполнял обязанности регента при своем отце. Ван Седжон умер в марте 1450 года в возрасте пятидесяти двух лет. После его смерти престол перешел к Ли Хяну.
Надо сказать, что незримым помощником вана Седжона был его отец, действия которого обеспечили сыну тридцать с лишним лет спокойного правления. Как пелось в старинной песне: «Извели всех змей и теперь ходим по полям спокойно» – ван Тхэджон постарался «извести всех змей», угрожавших власти правителя, да еще и позаботился о том, чтобы передача престола сыну прошла под его контролем. Заслуги Седжона Великого никто умалять не собирается, но и вану Тхэджону тоже следует отдать должное.
В Республике Корея Седжон Великий считается вторым по значимости национальным героем после героя Имчжинской войны непобедимого флотоводца Ли Сунсина[48]. Имя Седжона Великого увековечено многократно, на сеульской площади Кванхвамун ему установлен памятник и его изображение можно увидеть на банкноте в десять тысяч вон[49]. Но, пожалуй, самой значительной данью памяти просвещенного вана служит День хангыля, который отмечается в Республике Корея 9 октября, а в КНДР – 15 января[50].
Со смертью Седжона Великого закончился «золотой век» Чосона, правда в тот момент этого еще никто не знал.
ГЛАВА 5Ли Хян. Длительное ожидание и короткое правление
«Даже самого никудышного сына родители найдут за что похвалить», – говорят в народе. Хороший автор относится к своим персонажам, как к детям, с заботой и вниманием, но попытка похвалить Ли Хяна, вошедшего в историю как пятый чосонский ван Мунджон, обречена на провал, рады бы похвалить, да не за что. Ли Хян неплохо справлялся с обязанностями регента при больном отце, но надо учесть, что ван Седжон до конца своей жизни уделял особое внимание управлению государством, а сын-регент выступал при нем в роли ассистента. Самостоятельное правление Ли Хяна началось только после смерти его отца, и в качестве самостоятельного правителя он, мягко говоря, не проявлял выдающихся способностей. И это при том, что, начиная с восьмилетнего возраста, его обучением занимались лучшие умы «Павильона мудрецов», а на престол Ли Хян взошел в двадцать восемь лет, можно сказать – в лучшую пору жизни… И взошел, имея за плечами определенный управленческий опыт.
В принципе, обстоятельства приходов к власти Седжона и Мунджона были весьма схожими: первый взошел на престол при жизни своего отца, а второй на протяжении восьми лет исполнял обязанности регента при отце, так что в обоих случаях передача престола происходила «плавно», и преемник имел время и возможности для того, чтобы «встроиться» в систему управления государством. Однако, если Седжон умел поддерживать необходимый баланс между властью правителя и властью сановников, то его преемник таким умением не обладал. Поддержание равновесия – весьма непростая задача. С одной стороны, правитель не может уследить за всем происходящим в государстве, и поэтому нуждается в помощниках, которым приходится делегировать определенные полномочия. Но, с другой стороны, помощники не должны оставаться без контроля, иначе власть правителя очень скоро станет сугубо номинальной.
Многие правители опирались на поддержку семейств своих матерей, но у Ли Хяна такой возможности не было, поскольку род его матери Сохон-ванху утратил свое влияние вследствие репрессий вана Тхэджона. Правда, в 1426 году ван Седжон восстановил в правах и должностях некоторых родственников своей старшей жены, но это не вернуло роду Сим былой значимости. К тому же, сама Сохон-ванху скончалась в 1446 году, за четыре года до воцарения сына.
Опорой Ли Хяна могли стать только высшие сановники государства, многие из которых выступали в роли его учителей. В конфуцианской традиции учитель – это второй отец, которого следует почитать наравне с родителями. Видимо, ван так и не сумел избавиться от этой «почтительности ученика». Впрочем, два года – это не такой уж большой срок, чтобы делать кардинальные выводы, именно столько просидел на престоле Ли Хян, не отличавшийся хорошим здоровьем. Вполне возможно, что ему помогли отправиться к Желтым источникам[51] с помощью яда…
Кому и ради чего понадобилось избавляться от вана? Скорее всего сановникам, желавшим усадить на престол одиннадцатилетнего сына Ли Хяна и править от его имени. Таких «теневых правителей» было двое – главный государственный советник Хванбо Ин и левый государственный советник Ким Чонсо. Первый сделал карьеру на гражданском поприще, а второй – на военном, сражаясь против чжурчжэней, но оба были амбициозными и беспринципными интриганами, готовыми на все, ради собственного блага. Хванбо Ин был выше рангом, но зато Ким Чонсо пользовался благосклонностью Кёнхье-онджу, старшей из здравствующих дочерей вана Мунджона.
Однако версия об отравлении вана Мунджона появилась относительно недавно, а в старинных источниках никаких намеков на это нет. Официальная версия гласит, что ван болел и умер от болезни в мае 1452 года в возрасте тридцати семи лет…