Паскуаль пожал плечами:
— Честное слово, ты просто мокрая курица! Чего нам бояться? Я все рассчитал, все мастерски придумал. Сегодня судят в Руане Жоржа Праделя, и все показывает, что он будет осужден. Все пойдет как по маслу. Пяти минут хватит, чтобы выкопать золото. Мы положим свертки: половину в короб разносчика, половину в шарманку. Мы будем обеспечены на всю жизнь.
— Я с тобой согласен. Мы вернемся в Малоне?
— Ни за что! Мы всю ночь будем ехать, пока лошадь будет в состоянии бежать. К рассвету сделаем с десяток миль, пустим лошадку с повозкой на волю, сядем на поезд на какой-нибудь станции, где никто нас не приметит, выйдем, не доезжая до Парижа. Я знаю возле Аньера надежный дом, где мы можем спрятать деньги. Повторяю, все предусмотрено. Стой! Приехали!
Паскуаль остановил лошадь. Черная масса выделялась из темноты по правой стороне дороги. Это был лесок. Разбойники довели лошадь с телегой до леска, где и спрятали в чаще. Потом они взвалили на плечи — один свой короб, другой шарманку, взяли каждый по заступу и, сняв с телеги фонари, вошли в самую чащу. Паскуаль шел первый, как человек, знающий дорогу. Минуты через три-четыре они очутились на узкой поляне около гигантского вяза.
— Стой! Пришли! — сказал Паскуаль.
Он поднял фонарь и указал на шероховатом стволе место, еще свежее, откуда он содрал кору несколько недель назад.
— Поспешим.
— Постой! Положи заряженный револьвер в правый карман панталон. Сделал? Теперь за работу!
Два фонаря, воткнутые в землю, бросали на нее круг бледного света. Паскуаль первый ударил заступом в землю, которая легко подалась. Ракен со своей стороны трудился как умел. Скоро показался драгоценный мешок. Оставалось только вынуть его.
— Помоги, — приказал Паскуаль. — Мешочек обвязан ремнем, я держу один конец, а ты бери за другой.
Ракен повиновался и потянул ремень.
— Тяжеленько! — прошептал он.
— Руки-то у тебя мочальные! — воскликнул Паскуаль. — А я нес его на спине от комнаты старика Ландри сюда да дорогой подрался с собакой! Перелез через стену в десять футов да отправил на тот свет двух человек один-одинешенек!
— Ах! — пролепетал сконфуженно Ракен. — Я знаю, что ты молодец.
Мешок, вынутый из ямы, лежал под старым деревом.
— Открой шарманку, — продолжал Паскуаль, — уложим золото и отправимся в путь.
— В уголовный суд и на эшафот! — сказал кто-то. — Вы арестованы!
Полицейский, появившийся из темноты, бросился на Ракена, который находился ближе к нему, а чревовещатель налетел на Паскуаля.
— Арестованы?! — воскликнул последний. — Пока еще нет!
Он вырвался, выхватил револьвер, направил дуло на своего неприятеля и выстрелил почти в упор. Сиди-Коко упал.
— Остался только один! — обратился Паскуаль к своему сообщнику. — Справься хоть с этим-то! Я удираю! Каждый за себя!
— Сюда, жандармы! — громко вскрикнул полицейский, который, не дав Ракену времени вытащить револьвер, сжал ему горло с такой силой, что бывший егерь уже хрипел.
Паскуаль все же попытался бежать, но жандармы с пистолетами окружали поляну. Пять раз кряду негодяй спускал курок револьвера, надеясь убить кого-нибудь из нападавших, но рука его дрожала, и ни одна из пуль не достигла цели. Минуту спустя оба бандита с крепко скрученными за спиной руками лежали рядом на земле. Чревовещатель не подавал признаков жизни. Кровь струилась по его лицу. Жобен в отчаянии наклонился к нему. «Если этот добрый малый умер, — подумал он, — я не утешусь, потому что я действительно его любил!»
LXV
Нет, чревовещатель не умер. Пуля из револьвера Паскуаля только царапнула кожу и произвела действие сильного удара палкой. Жобен удостоверился, что рана неопасна.
— Какое счастье! Чуть ниже, и удар был бы смертелен.
У одного из жандармов нашлось в оплетенной фляге немного водки. Он поспешно предложил ее, и полицейский влил несколько капель в рот Сиди-Коко, разжав стиснутые зубы. Чревовещатель вздрогнул, раскрыл глаза, приподнялся на локте и спросил:
— Захватили?
— Да, мой добрый друг, захватили, — ответил Жобен. — Ручаюсь вам, что они от нас не ускользнут.
— Пожалуйста, помогите встать. Мне хотелось бы посмотреть на этих негодяев.
Жобен исполнил его желание.
— А! — пробормотал Сиди-Коко, увидев их бледные перекошенные лица. — Я не ошибался, когда полагал, что эти негодяи мне знакомы. Тот, что помоложе, убийца Мариетты, зуав моего полка. Это чудовище зовут Паскуалем, и в Африке он был денщиком у лейтенанта Жоржа Праделя.
— Денщиком у лейтенанта! — закричал сыщик, всплеснув руками. — Все разъяснилось. О, перст Божий!
«Вот удивится-то господин судебный следователь! — сказал про себя полицейский, невольно улыбнувшись. — Как хорошо, однако, что я упрям!»
Десять минут спустя тележка уже направлялась в Малоне. Паскуаль и его сообщник, крепко связанные, лежали в ней на соломе. Жобен и чревовещатель сидели на передней скамейке. Жандармы шли по бокам. Мешок с золотом не забыли, но нужно ли об этом говорить?
На другое утро оба разбойника, доставленные в Руан, были посажены в тюрьму. Поль Абади изумился, но его радость равнялась изумлению. Арест настоящего убийцы и обстоятельства, при которых этот арест был произведен, осветили ярким светом мрак, царивший до сих пор. На первом же допросе Паскуаль — зная, что погиб безвозвратно, потому что был уже ранее осужден на смерть, — признался во всем.
Не было уже надобности производить в Париже, на бульваре Босежур, следствие относительно пребывания там лейтенанта, невиновность которого стала неоспорима. Освобожденный Жорж Прадель со слезами на глазах обнимал дядю и сестру и дружески пожимал руки Жобена и чревовещателя.
— Я получил письмо для тебя, милое дитя, — сказал Домера, подавая племяннику запечатанный конверт.
Жорж, очень взволнованный, разорвал его и прочел:
«Не опасайтесь за меня, мой единственный друг! Я в безопасности и никто — слышите, никто — ничего не сможет сделать со мной. Члены суда нашли меня достойной сожаления. Они допросили меня, я сказала им правду, всю правду, ничего не смягчая, ничего не скрывая, и получила позволение удалиться в монастырь до конца процесса о разводе, который я начинаю сегодня же. Кажется, в его исходе нельзя сомневаться. Если ваши мысли принадлежат мне, как мои вам, мы не разлучены. Я знаю, что у вас все идет хорошо. Я успокоилась. Я счастлива.
Жорж прижал к губам письмо госпожи Метцер и прошептал:
— Господь справедлив и добр! Он сжалится над этим ангелом. Я чувствую это!
Даниель Метцер узнал, куда подевалась его жена, читая газеты, освещавшие дело Праделя. Почти в это же время он получил гербовую бумагу, которая заставила его задуматься. Это было первое официальное заявление по просьбе Леониды, касавшееся развода. Поняв, что это неизбежно, Даниель Метцер думал только о том, как бы при этом сохранить в своих руках управление общим имуществом. Вследствие этого он доверил свои дела ловкому адвокату, а сам уехал в Буджарек, взяв с собой полдюжины бочонков пороха, которым пользуются рудокопы. Предвидя, что при разводе он окажется виновной стороной, Даниель хотел взорвать часть холма и захватить побольше золота. Недоверчивый и жадный, он решил действовать в одиночку. Целую неделю пруссак трудился с рассвета до заката. Он прорубал в скале киркой нечто вроде траншеи. Когда этот проход показался ему достаточным, он вкатил туда три или четыре бочонка, на которые, применив рычаг, навалил обломки скал. Пороховая дорожка в пятьдесят метров позволяла ему взорвать холм без опасности для себя, как думал он.
Новоиспеченный рудокоп поджег порох. Пламя пробежало, как молния, по пороховой дорожке. Послышался страшный взрыв, земля задрожала, холм треснул, выбрасывая свое содержимое, как кратер вулкана. Даниель Метцер плохо рассчитал расстояние. Осколки породы посыпались рядом с ним. Кусок гранита в пятьдесят фунтов разбил ему череп, но не задел лица.
Страшный шум взрыва долетел и до Блида. Прокурор и полицейский комиссар поспешили в Буджарек, где нашли жида мертвым, но не обезображенным. Составили протокол и отправили во Францию дубликат свидетельства о смерти. Леонида овдовела. Господь наказал виновного.
Со времени этих событий многое произошло. Паскуаль и Ракен, дважды осужденные на смерть, заплатили свой долг человеческому правосудию, но, увы, только единожды. Домера продал рошвильский замок, который возбуждал печальные воспоминания. Каждую неделю он печатает объявления в «Фигаро», желая купить имение в пятьсот тысяч франков, которое хочет дать в приданое за своей племянницей.
Наш приятель Жобен, как и прежде, проявляет себя образцовым сыщиком.
Через год после смерти жида — следовательно, в прошлом октябре — вдова Даниеля Метцера сделалась женой Жоржа Праделя. Они обожают друг друга и счастливы. Молодой муж лично следит за разработкой буджарекского рудника, который скоро сделает его богаче дяди.
Сиди-Коко, теперь правая рука Жоржа, не может утешиться после смерти Мариетты и носит траур по бедной девушке.
— Я улыбнусь, — сказал он, — только в тот день, когда у моего командира родится первый сын.
Когда родится этот ребенок, отставной зуав сделает новую куклу и, чтобы забавлять малютку, вспомнит, что он чревовещатель.