Продираясь сквозь сплетенные ветви кустарника, Рид криком обжигал себе горло.
– Харисон!
Деревья вокруг него превратились в факелы. Рид уже не слышал шума воды; не слышал ни дождя, ни звука, издаваемого плавниками черепахи – только треск пламени, пожиравшего и древние деревья, и молодые нежные побеги.
В этом хаосе он почти споткнулся о Джиго. Старик пытался наложить себе на ногу шину из обломка мокрой ветки. Он посмотрел на капитана красными от дыма глазами, в которых отражались языки пламени.
– Упал, – проворчал он. – Должно быть, совсем состарился.
Ловкими пальцами Рид быстро закрепил шину.
– Где Харисон? – спросил он.
Старик указал в направлении холма:
– Сказал, они слишком хороши, чтобы погибнуть.
Капитан выругался.
– Иди домой, – сказал он. – А я найду парня.
Джиго заковылял к кораблю, а Рид ринулся в глубь леса.
Сам воздух сверкал вспышками огня. Пламя прыгало с дерева на дерево, заставляя вспыхивать пышные кроны. Ветки ломались и падали, посылая вверх облака мерцающих искр.
– Харисон!
– Капитан!
Юнга стоял в центре прогалины. Его песочного цвета волосы были посыпаны пеплом. В руках он держал шляпу, прикрытую сверху пустым холщовым мешком.
Не обращая внимания на протестующие крики Харисона, капитан схватил того за руку и потащил прочь с прогалины. Пламя лизало их руки и плечи. Через клубы дыма и языки огня они бежали прочь из леса. Когда они наконец выбрались на открытое пространство, молния вновь пронзила облака.
Они ринулись вниз по полю, к берегу. Откос был крутой; капитан и юнга скользили по мокрой траве, чувствуя, что ноги уже не подчиняются им. Как только капитан и юнга добрались до берега, весь остров под ними содрогнулся.
На борт было занесено уже более половины груза, но волны все росли, а «Река Веры» была пришвартована к острову. Команда носилась по берегу, забрасывая на борт бочонки с водой и мешки с овощами.
– Я вспомнил о том, что вы сказали, – проговорил Харисон, откидывая мешковину со своей шляпы. Четыре пары глаз-бусинок сверкнули из глубин шляпы, и раздался мягкий шелест перьев. В шляпе были птицы. Харисон собирал и спасал птиц.
– Я не мог позволить им умереть, сэр, – проговорил он.
Остров вновь содрогнулся. Команда загружала корабль с максимальной скоростью, на которую была способна. Но этого было явно недостаточно. Даже Кэми и Грета вносили свой вклад в общее дело, таская на борт добытый провиант. Но остров все опаснее колыхался, а огонь подбирался все ближе. Неожиданно моряки сквозь шум волн услышали крик старшего помощника:
– Пора отдать швартовы!
Со старшим помощником спорить нельзя. Моряки похватали все, что могли унести, и перемахнули на корабль.
Последним был Рид. Как только он перебрался через поручни, корабль резко наклонился, и последний канат, которым он крепился к острову, лопнул.
Ветер гнал корабль в одну сторону, черепаха плыла в другую, время от времени наклоняясь и пытаясь всплесками воды сбить пламя на своей спине.
Прищурившись, капитан посмотрел на верхнюю палубу. Там царил хаос. Кто-то из команды был уже на реях и управлялся с парусами, кто-то без толку суетился. Все ли они забрались на борт?
Словно отвечая на вопрос капитана, рядом с ним появился помощник. Вода струилась по его щекам. Глухим голосом он проговорил:
– Джиго нет на корабле.
Рид приник к поручням, всматриваясь в волны в поисках члена своей команды, но остров уже исчезал в потоках дождя, и видны были только скелеты деревьев на фоне бушующего пламени. Попавшие в воду животные отчаянно били лапами по поверхности, но, не найдя твердой опоры, одно за другим уходили в пучину.
Джиго нигде не было видно. Если он не в воде, то значит – на острове. Может быть, смотрит в ужасе и тоске, как они уплывают, зная, что умрет здесь, на острове, в полном одиночестве, и некому будет сжечь его тело.
Харисон плакал. Он по-прежнему держал в руках шляпу с четырьмя птицами.
Рид отер глаза.
– Я видел его, – сказал он. – Я послал его на берег. Я видел его.
Вспышка молнии осветила небо и вспененное море, но Джиго нигде не было видно, и вода не открыла ничего.
– Она меня предупреждала, – сказал капитан.
Глава 21Ликвидатор на корабле
– «Я никогда не покину тебя», – дочитала Сефия, заложила страницу зеленым пером и закрыла книгу.
Стрелец тронул шрам на шее. В слабом свечении лампы была видна улыбка, скользнувшая по его лицу как завиток дыма.
До рассвета оставалась еще пара часов, воздух, наполненный снами спящих моряков, был холоден и спокоен. Скоро кок пришлет юнгу взять мешок овса или кусок свинины. И это будет означать, что им с Сефией пора загасить лампу, забраться в ящик и попытаться заснуть до следующей ночи.
Уже пять суток они провели, подчиняясь этому распорядку, и надеялись прожить таким образом так долго, как получится. Ни один из них не жаловался. Это было лучше, чем смерть или рабство.
Стрелец установил стенку ящика на место и, свернувшись, лег. В этом замкнутом пространстве они спали лицом к лицу, соприкасаясь коленями. В темноте Сефия пробежалась пальцами по обрезу книги, касаясь листьев, выступавших за пределы страниц, пока не нащупала перо, которое ей дал Стрелец. Зеленое перо – точно такое же, какое Харисон нашел на плавающем острове.
Иногда Сефии казалось, что книга языком историй разговаривает с ней – так же, как Стрелец разговаривал с ней с помощью рук, – хотя она и не вполне понимала, что книга пытается ей сказать.
Ее мать не проявляла никакого интереса к собиранию подобных вещей – раковин, пуговиц или сверкающих камешков. Нет, ее мать любила все живое. Долгие часы проводила она на огороде, засевая и пропалывая грядки, обрезая растения и собирая плоды, и часто от нее пахло черной, плодородной землей.
Уже одиннадцать лет, как мать умерла, и Сефия с трудом вспоминала ее лицо, но до сих пор отлично помнила и этот запах, и спелые круглые овощи на кухонном столе, только что принесенные из огорода.
Сефия утерла глаза и принялась теребить кончик пера, заостряя его. Мать ушла из ее жизни так давно, и Сефия редко думала о ней. Но книга оживляла эти воспоминания и делала то, о чем она думала, вполне реальным.
Она размышляла об этом, и вдруг ее пронзила дрожь. Ей стало зябко, кожа покрылась холодным потом, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Что-то было не так. Пальцами Сефия ощупывала темноту. Ноги ее свела судорога. Бежать! Бежать! Бежать! Такая маленькая, такая напуганная, она дрожала от ужаса.
И вдруг Сефия почувствовала ненавистный запах горячего металла. Острый, сильный запах – в ноздрях и меж зубов. В памяти вспыхнули воспоминания о дне, когда у нее забрали Нин. Вспомнила так же безразличное лицо меховщика и его безучастный голос. Тюрьму. Мертвецов.
Да нет же! – подумала она. Я на корабле. Я со Стрельцом. Вот он, лежит рядом. Он со мной. Сефия села и открыла глаза.
Но теперь она не была тринадцатилетней девочкой, спрятавшейся в бочке, пока снаружи убивали людей.
Она должна что-то предпринять.
Стрелец тоже не спал. Он выпрямился и сидел, напряженный и готовый встретиться с опасностью. Но он не знал, что происходит. Его там не было. Сефия сунула книгу в мешок и выскользнула в трюм. Здесь запах был еще сильнее, и у нее заболела голова.
Желтоватый свет лампы задрожал на балках потолка. На лестнице кто-то бормотал:
– Это не масло, это бекон.
То был юнга.
– Бекон. Бекон…
Чувствовал ли юнга этот запах? Запах смерти?
Но Сефия могла не допустить этого. Она должна попытаться…
Сефия выскочила из-за ящиков. Юнга с лампой в руке стоял на нижней ступени лестницы. Глаза его расширились, когда он увидел Сефию. И вдруг позади него мелькнула черная тень и сверкнуло лезвие ножа.
– Нет! – воскликнула Сефия.
Юнга обернулся, но было слишком поздно. Раздался сдавленный крик, оборванный ударом ножа. Кровь хлынула на пол, и юнга сложился пополам как бумажный лист.
Позади него на ступенях стояла женщина в черном. Черно было все – ее одежда, башмаки, штаны и рубашка, ножны на боку, перчатка на левой руке. Ничем не приметное, изрытое оспой лицо, клочки волос, торчащие из-под капюшона. Она уставилась на Сефию, и ее бесцветные глаза сверкнули. Она узнала Сефию и усмехнулась.
Мягким прыжком Стрелец выскочил из-за Сефии, выбросив вперед нож. Он почти достал женщину, но лезвие в ее руке сверкнуло, и Стрелец, раненный, отпрыгнул назад.
Юнга лежал на полу, зажав шею, и меж пальцев его – как вода сквозь прорванную дамбу – хлестала кровь. Сефия скользнула мимо Стрельца и женщины с ножом, которые, внимательно наблюдая друг за другом, кружили словно хищники, готовые к нападению. Она сорвала шарф со своей шеи и прижала его к шее юнги. Он ухватил ее за руку и сглотнул. В его широко открытых глазах бушевал ужас.
Позади нее шел бой. Сефия слышала шум движений, издаваемых сражающимися, – главным образом, движений ног и рук. Но звона ножей слышно не было. Сквозь ткань шарфа кровь сочилась между пальцами Сефии.
– Я Сефия, – сказала она.
Губы юнги беззвучно двинулись, и кровь пошла быстрее.
– Тихо! – прошептала Сефия. – Все будет хорошо. Я с тобой.
Темп боя изменился. Сефия посмотрела в сторону сражающихся. Они двигались так быстро, что их движения напоминали танец – сложную комбинацию выпадов и отскоков, при этом лезвия их ножей как звезды мелькали в пространстве, разделявшем бойцов.
Вдруг с верхних ступеней лестницы раздался исполненный гнева и страха отчаянно-невнятный крик, похожий скорее на крик животного, чем человека, и Сефия почувствовала, как кто-то присел рядом с ней на колени. От присевшего пахло специями и кухонным дымом.