Наконец старший помощник кивнул:
– Сидя на месте, ничему не научишься, девочка!
Сефия усмехнулась. Обычно ей не нравилось, когда ее так звали, но старший помощник сказал это тоном, напоминавшим Нин, которая редко звала Сефию по имени. И каждый раз, когда из уст тети она слышала это слово – девочка, – ей становилось ясно, что ее любят, что ее никогда не оставят одну.
Аккуратно положив книгу на бухту каната, Сефия встала и, отряхнув ладони о штаны, приготовилась.
– Хочешь узнать, как я получил этот шрам? – предложил старший помощник, похлопав себя по носу.
Сефия кивнула.
– Нельзя стараться охватить сразу все, – сказал старший помощник. – Тебя будет тошнить, и вряд ли ты сможешь что-нибудь толком увидеть и понять, потому что тебе изо всех сил придется удерживать в животе свой завтрак.
Сефия моргнула, и мир наполнился золотым светом. Потоки света текли, омывая лицо старшего помощника, появляясь и исчезая подобно искрящимся ручейкам. Она увидела его детство – до того, как он потерял зрение: острые скалы Эверики на берегу океана, смеющаяся старая женщина; она почувствовала острый запах перегноя, услышала шепот деревьев, которые, смеясь, переговаривались друг с другом. Звуки, образы, запахи закружились вокруг Сефии одним сверкающим потоком.
– Представь, что перед тобой толпа, а тебе нужно отыскать в ней одного-единственного человека.
Слова старшего помощника пробивались к ней сквозь хаос памяти.
– Одно лицо. То, которое ты ищешь. Остальные – побоку!
Шрам на носу. Все нити его прошлого завертелись вокруг нее, все быстрее и быстрее, но потом выделилась одна – более яркая.
– Нашла? – послышался голос помощника.
Его бабушка умела разговаривать с деревьями. Всю свою жизнь она прожила среди них, в их зелено-золотистом свете, вдыхая мятный аромат их коры. А когда его родители погибли во время аварии на шахте, мальчик переехал жить к бабушке, в рощу, где учился у бабушки из меленьких ростков выращивать мощных гигантов с шумящими кронами.
Однажды летом, когда ему было одиннадцать, пришли люди. Люди с пилами и топорами, с ружьями и повозками. С ними явились солдаты в голубых мундирах с серебряными эполетами. Флоту нужны корабли, сказали они, и им наплевать, что говорит эта старая женщина и как она их умоляет не трогать ее деревья. Пошла рубка, разнесся над рощей стон падающих деревьев и стук топоров. Мальчик видел, как одно из самых старых деревьев, подрубленное, ухватилось ветвями за ветки стоящих рядом с ним стволов, словно просило поддержки, а затем упало – так, что земля содрогнулась. И ему показалось, что деревья плачут.
Бабушка плевалась на них, проклинала порубщиков и солдат. Своими ногтями она впивалась в их кожу, оставляя там глубокие отметины. Но остановить их она не смогла. Солдаты заперли ее в доме, а потом, заложив окна и двери, подожгли дом. Треск и шипение горящего дерева смешались с запахом опаленных волос и сожженной плоти.
Мальчик набросился на солдат – один тщедушный ребенок против целой роты. Солдат поднял ружье и прикладом ударил ребенка в лицо. Что-то взорвалось в его голове, прямо позади глаз. Полилась кровь.
Когда он очнулся, то ничего не видел. Деревьев тоже не было – он не слышал шелеста их листьев, не ощущал запаха их коры. Пахло только пеплом и развороченной землей.
Какой-то человек с голосом мягким, как замша, наложил ему повязки на глаза и нос.
– Как жестоки люди! – сказал он с грустью в голосе. – Как они могли ослепить ребенка!
Мальчик кивнул. Его лицо горело, и он изо всех сил старался не заплакать.
– У тебя есть выбор, – сказал этот человек. – Ты можешь пойти со мной. Будешь жить при Библиотеке, в полной безопасности.
Он объяснил, что Библиотека – лучшее из мест для слепого: мебель стоит неизменно на одном месте веками, все подчинено раз навсегда заведенному порядку. Обязанности у него будут несложные – протирать столы, ухаживать за садом – простая жизнь, вдали от людской жестокости.
– А можешь жить один, – продолжил этот человек. – Но ты должен знать, что мир не знает жалости к слепым.
Видение исчезло, оставив после себя только легкое ощущение приподнятости. Ни головной боли, ни тошноты. Сефия просияла.
– Кто был тот человек? – спросила она. – Вы пошли с ним?
В своем волнении она буквально кипела вопросами.
– В Библиотеку? А что такое Библиотека?
Старший помощник пожал плечами:
– Я так и не узнал.
– И вы отказались пойти с ним? Почему?
Старший помощник провел ладонью по гладкой от бесчисленных прикосновений поверхности деревянных поручней.
– Он предложил мне безопасность. Но в жизни есть более важные вещи, чем безопасность, не так ли?
Намотав на пальцы пару прядей своих волос, Сефия посмотрела на книгу, лежащую в гнезде из бухты каната словно яйцо, готовое к тому, чтобы из него появился птенец, и согласно кивнула:
– Каждый сам выбирает свой путь, это точно.
Старший помощник заставлял ее практиковаться часами – вызывать видение и выходить из него. Она изучала историю такелажных блоков, историю носовых пушек, историю маленького янтарного колечка, которое старший помощник носил на мизинце правой руки.
К четырем часам дня Сефия была буквально вымотана, но теперь она управляла своими способностями так же хорошо, как искусный повар управляется со своими ножами. Если нужно было, она могла бы узнать историю каждой из шестнадцатифунтовых пушек, стоящих у боковых амбразур, историю самого корабля, а может быть, историю неба, моря, воздуха, который овевал ее со всех сторон.
– Не всё сразу, – проворчал старший помощник. – Вот разошлась!
Она рассмеялась.
– А ну-ка, шагай отсюда, – не унимался старик. – Приставай к кому-нибудь другому.
Он отослал ее быстрым движением руки. Забрав книгу, Сефия спустилась на верхнюю палубу.
Слегка запнувшись на последней ступеньке, Сефия прошла мимо Джонти, который глянул на нее из-за рулевого колеса, и двинулась по палубе между веревок и ведер со смолой, оставленных на палубе Стрельцом и Хорсом. Прижав к груди согретую солнцем книгу, она откинулась назад и посмотрела вверх.
Стрелец работал на грот-мачте, и солнце, просвечивая сквозь жесткие пряди его волос, словно превращало их в золотистые колосья пшеницы. Некоторое время Сефия смотрела, как он покрывал черной смолой такелаж грот-мачты и его кисть быстро и ловко двигалась вдоль натянутых канатов, в то время как тени играли на коже его рук.
В его движениях было столько изящества! Интересно, почему она не замечала этого раньше?
Улыбнувшись, Сефия раскрыла книгу.
Страницы зашелестели под ее руками. Закладки были сложены стопочкой в одном месте, но истории, отмеченные ими, потерялись в толще книги.
Сефия взяла отливающее пурпуром и зеленью перо, подаренное ей Стрельцом, провела им по щеке, а потом воткнула в волосы.
Буквы перед ней застыли в предвкушении. Что она будет читать? Какое великое приключение развернется перед ней в эту минуту? Склонившись над книгой, Сефия принялась за чтение.
Нырнув в текст и погрузившись в слова, поначалу Сефия увидела только напоминающий снег густой туман, который заглушил для нее и все шумы дня, и посвистывание ветра в снастях, и плеск волн.
Сефия поеживалась от удовольствия, видя, как слова в тумане принялись превращаться в образы. Столбы ограды. Неясные очертания бочек и телег. Сефия представила напоенную росой траву, касающуюся ее башмаков.
Солнечный свет всё более и более тускнел по мере того, как она всё глубже погружалась в беззвучный мир книги. Когда же перед ней вырос дом, по спине ее прошел холодок. Сначала ей показалось, что это просто тень в тумане, но потом она приблизилась и различила пологие скаты травянистого холма, каменный фундамент и белые стены. По обеим сторонам покатой крыши торчали печные трубы.
От волнения дыхание в груди Сефии прервалось. Она узнала, где находится, узнала место, в которое привела ее книга. И она отлично представляла, что увидит внутри дома, а потому застыла, оцепенев, когда дверь распахнулась и на нее обрушилась царящая в доме хрупкая тишина.
Но где-то в глубине ее существа находилась часть ее «я», которую Сефия не могла подавить и которая хотела смотреть и видеть. Видеть его, хотя там, на полу кухни, будет лежать не вполне он.
Сефия продолжала читать. Остановиться она уже не могла. Стены дома развалились на мелкие кусочки и исчезли. Девочка в книге, трепеща, вошла, оставляя на коврах следы мокрой земли и травы. Сефия читала, как девочка прошла через гостиную и столовую, в которых ковры, мебель и картины на стенах мгновенно разрушались и превращались в пыль, а потом вышла на кухню, где всё было в точности так, как она помнила: выкрашенные в белое шкафы, местами оббитые по углам, кухонный стол, наклонно спускающийся к раковине рукомойника, разделочная доска, вся в зарубках и потемневшая от времени. Даже крошки, застрявшие между половицами, были теми же самыми – от яично-овощного пирога, который они ели накануне.
Сефия вновь оказалась там.
На странице книги и в ее собственной памяти, в удвоении, она видела это вновь. Она хотела и отвести взгляд, и продолжить чтение. Ей даже не нужно было бы вглядываться – это был он. Она узнала его по домашним меховым туфлям, по покрою его штанов, по поношенному свитеру, который был ему велик. Она узнала его, даже не посмотрев в лицо, поскольку …
Сефия схватилась рукой за ведро со смолой, оставленное на палубе. Она ничего не видела – глаза ее туманили слезы. Она подняла кисть…
… у него не было лица …
Жестким ворсом кисти Сефия прошлась по строке, вымарывая написанные там слова.
Убийцы отца не просто убили его.
Сефия закрашивала смолой каждое слово – одно за другим.
Они его разрушили.
Сефия вымарывала каждый образ – один за другим: и его
Забрали ногти, коленные чашечки, ушные раковины, глаза и язык.
Долой все – даже воспоминания об этом.