– Капитан!
Рид проглотил оскорбительные для себя обстоятельства. Усмехнулся и протянул руку:
– Прошло столько времени! Я не узнал вас в этом свете. Рад увидеться вновь. Передайте мои лучшие пожелания Изабелле.
Улыбнувшись, Аделина пожала руку Рида и уплыла, шурша краем юбки по половицам.
– С левой стороны, – промурлыкала Жюль, уткнувшись в стакан.
Прямо за баром на стене висело зеркало и ряды стеклянных полок, заставленных бутылками, но по сторонам зеркала стены были завешаны старыми инструментами – барабанами, молотками, гитарами без струн, свирелями, флейтами и скрипками. Но главным образом здесь были представлены колокола и колокольчики – большие бронзовые колокола, маленькие ручные колокольчики, совсем крохотные колокольчики на серебряных цепочках. Здесь же висело несколько гонгов и курантов. И здесь же с крюка свисал старый бронзовый язычок, тусклый и позеленевший от времени, на котором, почти скрытый от взора сине-зеленой патиной, был изображен восход солнца над пустыней.
Это был знак «Золотой пустыни».
Всё, что им требовалось, так это скользнуть за барную стойку, сорвать язычок с крюка, а потом сделать всего несколько шагов к двери. Рид взглянул на Мармелад, которая поймала его взгляд и кивнула. Закончив с первой кружкой пива, она жестом заказала вторую.
Клариан, бармен, согласно кивнул и принялся наполнять кружку золотистым элем, украшенным поверху пышной пеной.
– И как они звучат? – спросил он молодую хорошенькую женщину, сидевшую по другую сторону барной стойки.
Она подняла свое розовое лицо и закрыла глаза.
– Они… – начала она, – …они шелестят как деревья, но еще и лучше, чем деревья. Я знала их так хорошо, что могла услышать, как одно трется листьями о другое. И я знала, которое из них говорит со мной. Мы вели долгие разговоры, хотя казалось, что это просто шелестят листья и ветви постукивают друг об друга. Сейчас мне так не хватает этого постукивания; не хватает царапающего звука беличьих когтей, когда зверек убегает вверх по коре дерева.
Бармен в восхищении смотрел на нее, забыв отвести глаза от ее губ даже тогда, когда кружка Мармелад наполнилась доверху.
– Мне нравится уходить в горы, – наконец сказал он. – В лесах нет никакой магии, хотя они и могут говорить: ветви зимой скребутся друг об друга, ветер шелестит. Мне нравятся постукивающие листья и птицы, торопливо машущие крыльями.
Было что-то странное в том, как бармен использовал слова женщины. Но, когда он говорил, казалось, будто он светится изнутри, словно его кожа и скелет были всего-навсего ламповым стеклом, скрывающим его сверкающее сердце.
Бармен пустил кружку эля в сторону Мармелад, которая перехватила ее, не расплескав ни капли.
Рид положил на стойку еще четыре зена.
– Вы когда-нибудь слышали о колоколе с корабля «Золото пустыни»? – спросил он бармена.
Клариан и ухом не повел, после чего Рид, откашлявшись, повторил свой вопрос. И только когда молодая женщина глазами и жестом дала бармену понять, что к нему обращаются с вопросом, тот повернулся и уставился на Рида своими светло-голубыми глазами.
– В чем дело? – спросил он.
– Колокол с корабля «Золотая пустыня».
– Все мои предки имели дело с колоколами. Конечно, я знаю его.
Произнося эти слова, бармен не сводил взгляда с лица Рида.
Краем глаза Рид увидел, как Жюль качает головой. Бармен даже не взглянул на язычок колокола. Либо он не знал, какому колоколу тот принадлежал, либо был большим лжецом.
В этом местечке оба варианта были возможны.
Рид продолжил, ожидая увидеть в глазах Клариана огонек понимания:
– Когда корабль короля Филдспара затонул в самом центре Эфигианского моря, на дно ушло всё – и сокровища, и команда. Но, как говорит легенда, и сейчас можно услышать, как из-под воды звучит колокол корабля. Это печальный звук – словно все граждане Ликкаро оплакивают судьбу своего королевства. Они плачут от несправедливости Регентов. Плачут по тому, что потеряли, оплакивают свою бедность, свое жалкое никчемное существование.
Клариан жадно пожирал произносимые Ридом слова, но не слухом, а глазами. И Рид понял – этот человек глух. И он лгал не потому, что хотел представить себя более важным или знаменитым, чем был на самом деле. Он лгал, чтобы создать еще один вариант самого себя – того, кем он хотел бы быть, но кем никогда не будет. Его водянистые глаза всасывали описание колокола – так, словно он действительно мог услышать его глухой звон, услышать голоса, доносящиеся из-под воды. И, наверное, если бы он смог достаточно долго притворяться, он бы поверил в то, что создал в своем воображении.
В углу старая женщина, утверждавшая, что она есть не кто иной, как Одинокий Король, всё говорила и говорила о вызывающих обильную слюну роскошных яствах, которые им подавали в замке Корабель.
Притворившись старым отшельником со Сцитийских гор, беззубый мужчина восхищался обувью своих соседей и ласковыми словами описывал их пряжки и бляшки.
Аделина вытащила из воображаемой кобуры пару воображаемых револьверов, прицелилась и, нажав на воображаемые курки, своим красным ртом произнесла: пиф-паф, пиф-паф.
Рида передернуло. Выходит, всё доброе и истинное, что он делал и сделал, не имело более никакого значения, а сам он – тот, кто жил и стал героем такого множества историй, – растворялся, исчезал с каждым словом, произносимым этими людьми.
Человек с пухом вместо волос закончил свою историю о Леди Делюн, высунув нечистый язык и похабно двигая бедрами.
– Все было совсем не так! – крикнул ему капитан Рид.
У того подмышки были в пятнах от пота, как и живот, где рубашка облегала его особенно плотно.
– Что такое?
– Ты думаешь, близость с женщиной – это то, о чем можно каркать на каждом перекрестке? Да если бы ты действительно встретился с Леди Делюн, ты бы знал, что она в сотню раз красивее той женщины, что ты описал. А она, уж конечно, выбила бы всю дурь из такого вялого идиота, как ты.
Рид засмеялся. Это было хорошо сказано. Потому что это была правда.
Сидящие за одним столом с пухоголовым фыркнули. Они попытались было зажать смех во рту ладонями, но смех вырвался и со звоном упал перед ними на стол.
– Не пойму я вас, – продолжал капитан. – Почему вы лжете сами себе? Вы – пустой народец, и о вас никто не вспомнит. Почему вы сидите здесь и плетете небылицы, когда можно отправиться в реальный мир и там делать то, о чем потом станут рассказывать истории?
Все сидящие за столами уставились на капитана. По их сузившимся глазам на помрачневших физиономиях было видно, как они напряглись.
Сидящая рядом с капитаном Жюль отхлебнула из кружки и картинно закатила глаза. Мармелад приложилась к своей порции, после чего стянула стакан бурбона с соседнего столика. Лицо ее раскраснелось, а глаза сверкали. Она была готова к любым неожиданностям.
– Кто ты такой, чтобы так с нами разговаривать? – спросил, поднимаясь, пухоголовый. – Ты такой же, как и все мы.
Из-за бара со сложенными на груди руками и каменным взглядом вышел Клариан.
Капитан чувствовал, как бурлит в них ярость. Она клокотала как гром, готовая сорваться с их уст и бросить в бой кулаки.
– Я капитан Кэннек Рид, – медленно произнес он. – Хочу вам сказать, что я и такие, как я, немало сделали, чтобы о нас слагали легенды. И делали мы это не для того, чтобы всякие ничтожества в дешевых забегаловках перевирали рассказы про наши подвиги и приключения. Поэтому убирайтесь отсюда. Идите и сделайте хоть что-нибудь, чтобы об этом можно было рассказать.
Капитан повернулся, и пухоголовый нанес ему удар в челюсть.
Маленькая комната взорвалась. Мармелад выбила стул из-под сидящего за столом нищего, и тот рухнул вверх ногами. Рид засмеялся. Кто-то бросил ему в голову кружкой. Стекло и эль полетели в разные стороны. Жюль обменивалась ударами с ложным отшельником. Увидев это, Рид опять засмеялся. Ура! Драка! Достойное занятие для настоящего мужчины! Нужно, чтобы они хоть что-то сделали. Подрались с ним. Подрались друг с другом.
Вся таверна превратилась в вихрь крови, проклятий, сломанных стульев, кулаков и разбитых физиономий.
Клариан прыгнул на капитана и стукнул его в живот. Рид, задыхаясь и кашляя, согнулся пополам. Старуха, изображавшая Одинокого Короля, въехала бармену по уху, когда тот повернулся.
Краем глаза Рид увидел, как Мармелад сорвала со стены язычок колокола, сунула его в карман куртки и ринулась к двери. Она была такой маленькой и проворной, что никто за дракой ее и не заметил.
Капитан пронзительно свистнул.
– Капитан? – голос Жюль перекрыл шум, стоящий в комнате.
– Валим отсюда!
Через мгновение Жюль была рядом с капитаном, сияя на всю таверну свежим пурпурным синяком на щеке. Рид хлопнул ее по спине, и они бросились вон из бара, по пути щедро отвешивая тумаки всем желающим.
Ночь приняла их в свои объятья, но внутри таверны драка шла своим чередом. Звенело битое стекло. Слышался треск ломаемых столов. Люди радостно вопили. Дикий смех изливался сквозь разбитые окна на улицу, превращаясь в холодном воздухе в пар.
Пройдя несколько причалов, Рид и Жюль нашли Мармелад, которая сидела на поручнях лодки и болтала ногами в воде. Увидев своих, она вскочила и потрясла в воздухе колокольным язычком, словно жезлом.
– Та-та-та-та! – прокричала она.
Рид дружески похлопал ее по плечу.
– Быстрые у тебя пальчики, Мармелад. Не думал, что у тебя получится после всего выпитого.
Та лукаво улыбнулась:
– Капитан ставил!
Мармелад протянула язычок капитану, который провел пальцем по изображению восходящего солнца. Потом сильно ударил язычком по деревянному столбу. На столбе осталась отметина, язычок же отозвался на удар глухим звуком. Жюль притронулась к металлу пальцем, словно хотела вобрать звук кожей.
– Это он? – спросила она.
– Должен быть он, – ответил Рид и сунул язычок себе в карман.
Они поспешили вдоль причалов на свой корабль. Мармелад шла, усмехаясь.