– Спасибо! – прошептала она, прижавшись губами к вороту его рубашки.
Его рука гладила ее волосы, а голова ее покоилась на его плече.
– Я боялась, что ты…
Ее голос прервался. Сердце Стрельца трепетало возле ее щеки, и она вновь ощутила тепло его кожи, неровные края шрамов на его теле, касавшихся ее подбородка и уголка губ.
– Но ты не сделал этого, – проговорила она и, напоследок сжав его в объятьях, отпустила.
Он кивнул, тронув шрам на шее. Те парни были такими же, каким когда-то был он.
Туннель, казалось, тянулся на многие мили. Они шли и шли по нему, и Сефии казалось, что они проходят под башмачными мастерскими, под булочными, под кузницами, где кузнецы сидят меж четырех закопченных стен. Они словно исчезли с поверхности земли и ушли в подземный мир – прочь от людей с их конфликтами, домами, работой и улицами. Сефии даже показалось, что они смогли убежать и от собственной жизни – от Хранителей, от ее убитого отца, книги и людской жестокости. Теперь, когда они вновь покажутся на поверхности, они явятся как бы из ниоткуда – без прошлого и без какой-либо цели в жизни.
Но когда они поднялись по широкому лестничному пролету и подошли к двери, наверху которой был выбит знак, Сефия поняла, что прошлое свое они несут с собой, и с каждым днем оно становится все тяжелее.
В темноте Стрелец нашел ее руку и сжал.
Распахнув дверь, они очутились на маленькой пристани, заставленной сломанными бочками и пустыми ящиками. К востоку шумел живший активной ночной жизнью Центральный порт, но здесь, на краю города, вечер был синим и тихим, а лампы на лодках сияли на фоне черной воды как светлячки. В отдалении виднелся ночной силуэт Корабеля, расцвеченный фонарями.
Кто-то пошевелился на причале, и Сефия насторожилась. Одетый в длинный дождевик, паромщик сидел на свае, подобно огромной черной птице. Он не сказал ни слова, но, когда Сефия протянула данную ей Каменщиком монету, паромщик залез в лодку и жестом пригласил их следовать за ним.
– Вы отвезете нас к Хранителям? – прошептала Сефия.
Темные впадины на лице паромщика меняли очертания в вечернем свете, и Сефии вдруг захотелось дотронуться до его руки, чтобы убедиться, что этот человек вполне реален, что он живой и не растворится в тот самый момент, когда она его коснется.
Вместо этого она протянула ему монету, проворно спрыгнула в лодку и села в середине, положив на колени мешок. Стрелец сел напротив, откуда он мог следить за паромщиком – хотя в фигуре человека, который в этот момент уже зажигал лампу, не было ничего угрожающего – просто темный силуэт на фоне звездного неба. Паромщик потер большим пальцем знак на монете и поднял парус.
Когда они вышли из Нарни, Сефия промыла и перевязала раны Стрельца. Промокнула его щеку влажной тканью, нежно смывая кровь. Когда она закончила с этим, Стрелец позволил ее пальцам задержаться на своей щеке. В темноте ею овладело неожиданное желание пройтись подушечками больших пальцев по его бровям, коснуться губами покрытых веснушками уголков его глаз. Горячая кровь хлынула ей в лицо, и она отсела, заняв себя своим мешком, фляжкой и мокрым лоскутом.
– Мы найдем людей, которые сделали это с тобой. С ними. Со всеми нами.
Сефия не сказала, как они поступят потом. Узнают предназначение книги. Найдут Хранителей. А потом…
В тишине они плыли через узкий Каллидианский пролив, и единственным звуком, который их сопровождал, был звук воды, струящейся под лодкой. Бордовое небо над Нарни начинало медленно гаснуть, и все ближе и яснее становились очертания ночного Корабеля.
Вдоль скалистого берега были установлены три спиралевидных маяка, которые предупреждали моряков о предательских скалах и опасных быстринах побережья. Огромные башни с рабочими помещениями из стекла и зеркал, они посылали лучи света через темные воды, приводя корабли в спокойную столичную гавань.
Паромщик направил лодку в западную часть гавани к уединенной пристани, притулившейся к отрогу скалы. Ближе к центру порта, откуда шла дорога на холм, к городу, горели фонари, но здесь, куда причалила лодка, были только тени да мерцание звезд над головой.
– Куда теперь? – спросила Сефия.
Не отвечая, паромщик повел Сефию и Стрельца в большой, отдающийся эхом пакгауз, врезанный в массив скалы, и там, подведя их к дальней стене, остановился. Тронул стену рукой, и тотчас же одна из формирующих ее каменных плит отошла в сторону, открыв проход. Всё это напомнило Сефии ее старую спальню – из такого далекого детства!
Внутри было темно, и пока паромщик устанавливал плиту на место, Стрелец зажег факел, осветив сухой каменный туннель.
Потом паромщик взял и зажег второй факел, и в его свете Сефия разглядела лицо этого человека: обычное, доброе лицо, какое может быть у кого угодно – у вашего булочника, портного, мусорщика, у вашего отца или дяди.
Резко повернувшись, паромщик вновь нахлобучил капюшон и отправился вдоль туннеля. Сефия тронулась за ним, сопровождаемая Стрельцом, который нес второй факел.
– Кто вы? – спросила Сефия. – Вы не принадлежите к Хранителям?
Паромщик молчал.
– Кто же вы тогда? И кто они? Что вы о них знаете?
Паромщик, даже не повернувшись, повел их по другому коридору. На мгновение в ней проснулась способность видеть историю людей и вещей, и она поняла, почему паромщик молчит. Он просто не может говорить – у него нет языка. Язык был вырван у него много лет назад – так давно, что он даже разучился стонать.
Когда-то у него была жена, маленькая дочь, он работал ткачом, имел друзей и соседей. Были у него и враги. Ничего этого теперь у него не было. Теперь он просто безымянный паромщик, который является по зову и делает то, что ему велено – перевозит из Нарни в Корабель тех, кто жаждет встретиться с Хранителями. Никаких вопросов и никаких ответов. И за это они оставили в живых его семью.
– Мне очень жаль, – сказала Сефия.
Она одна из троих могла говорить, но ответа на свои вопросы она не получила.
Они шли по коридорам, и единственными звуками, которые их сопровождали, были звуки дыхания, шелест шагов да потрескивание горящих факелов. Наконец, они подошли к металлической двери, которая тускло блеснула в свете факела. На двери был выкован круг, внутри которого располагались четыре линии – три изогнутые и одна прямая.
Сефия приложила к знаку руку.
– Хранители, – произнесла она.
Паромщик кивнул и, слегка поклонившись, повернулся и пошел прочь по туннелю. Сефия смотрела ему вслед, пока влажное поблескивание его дождевика не было проглочено темнотой.
Стрелец внимательно смотрел на нее. Золота в его глазах было гораздо больше, чем обычно – они буквально горели.
– Думаю, мы на месте, – сказала Сефия.
Стрелец кивнул.
Они повернулись к двери, к изображению символа, за которым охотились все это время, и к тому, что лежало по ту сторону.
С минуту они колебались.
На краю мира
Это чудо, что они забрались так далеко. Даже легкий ветерок не дул с тех пор, как разверзлись небеса, и паруса бессильно висели на реях как потрепанные шторы. И только капитан Рид увлекал корабль вперед и вперед, отыскивая в неподвижной воде вялые течения и держа «Реку Веры» на курсе, несмотря на слепящий свет и иссушающую жару.
Солнце закрыло добрую половину неба, раскрасив его во все цвета радуги.
Рид вытер сухой лоб. Жара давила его, выкручивала его, как белье после стирки, хотя влаги в нем почти не осталось, и он не потел.
Целыми ночами он расхаживал по трюму, инспектируя ящики с провиантом и бочки с водой. И того, и другого становилось все меньше и меньше. Спускался в люк и вновь появлялся на палубе. Считал: один, два, три, четыре… Как будто счет был способен пополнить усыхающие запасы воды и солонины.
К утру ничего не изменилось. Члены команды получили по сухой галете, куску сушеного мяса и по полпинты воды. У многих даже не было сил жаловаться. Их тела, высушенные до состояния изюма, пожирали сами себя и представляли собой морщинистые кожаные мешки, натянутые на сухожилия и кости.
С трудом сохраняя вертикальное положение, капитан Рид оперся о бушприт. Он стоял здесь часами, пальцами рисуя на дереве взаимопересекающиеся круги – пока кожа на них не стала гладкой как стекло. Но, с какой бы стороны он ни брался подсчитывать, результаты подсчета говорили одно: у них оставалось провизии (если, конечно, крысы не возьмут свое и остаток плаванья пройдет гладко) только на то, чтобы вернуться. Если они повернут прямо сейчас, то выживут.
Солнце тонуло в океане, освещая его подобно лампе. Край Мира был близок. Но насколько близок? Свет был вещью ненадежной, слишком подвижной. Они могут пересечь Край Мира сегодня. А могут и завтра, и на следующей неделе.
Или никогда.
А вдруг у океана нет конца, и там, дальше, вообще нечего искать? И впереди – ничего, кроме бесконечных пустых вод?
Рядом с Ридом стоял Микс и, прищурившись, вглядывался вперед в поисках хоть каких-нибудь изменений в состоянии океана. Тени залегли в его глазницах. Они все теперь выглядели одинаково – живые скелеты в отвратительных масках, похожие на капитана Кэт и последних матросов с «Семи колоколов».
Второй помощник состроил гримасу:
– Помните, что сказала Кэт перед смертью?
Он вспомнил. Эти слова вновь и вновь приходили ему на память, не отпуская его всю ночь: «Но кто будет помнить твою команду, Рид?»
– Она была права, верно? Рано или поздно люди забудут всё, что мы делаем, все наши приключения. Забудут – но не вас. Вы капитан. А как насчет команды? Когда-нибудь они уже не смогут даже вспомнить наши имена. Забудут, что мы вообще существовали.
– Тогда почему..?
– Потому что вы такой, какой вы есть.
Микс усмехнулся и попытался сплюнуть сухими губами.
– Я видел, как вы бросились в огонь, – продолжил он. – Я видел, как вы отказывались от еды, чтобы команде досталось больше. Многие, зная тайну своей смерти, особенно бы не беспокоились. Но не вы. Зная, что вы не можете умереть, вы тем больше стараетесь защитить тех, кто может.