– Не знала чего?
– Того, что они принадлежали к Хранителям.
– Нет! – воскликнула Сефия. – Они бы мне об этом сказали.
Тонкая морщинка вновь появилась на лбу Танин.
– Не знаю, что и ответить на это, Сефия. Они действительно ничего тебе не сказали.
Сефия посмотрела на Стрельца, который беспомощно пожал плечами.
– Но почему? – спросила она.
– Не знаю. Я не понимаю ничего из того, что они делали после того, как покинули нас.
– Покинули?
– Да, – кивнула Танин. – Лон и Мария бежали. Они нас предали.
– Не может быть!
– Твой отец был учеником Библиотекаря. И его обязанностью было хранить Книгу.
Библиотекарем. Она вспомнила это слово. Эдмон, человек, который помог старшему помощнику с «Реки Времени», говорил про Библиотеку. Безопасное место. Спасение от жестокого мира. И именно там работал мой отец?
– Но он похитил ее, – продолжала тем временем Танин. – Нарушил все свои клятвы.
Сефия качала головой, но ничего не могла сделать, чтобы не слышать то, что говорила ей Танин.
– Твои отец и мать убили главу нашего ордена.
– Нет!
– Они были убийцами.
– Моя мать никогда…
Танин рассмеялась своим серебряным смехом. На мгновение Сефии показалось, что та смеется над ней, но оказалось, что Танин просто вспоминает, и эти воспоминания доставляют ей удовольствие.
– Нет, в ней было нечто сверхъестественное. Она могла, без единого прикосновения, лишить жизни человека с расстояния в пятьдесят футов. В ней была такая сила, что она могла бы уничтожать целые города.
Сефия закрыла глаза. Она вспомнила последние дни своей матери. Ее кашель. Кровь на потрескавшихся губах. Изможденное тело.
– Им нельзя было влюбляться друг в друга, – сказала Танин, и в ее голосе сквозили одновременно восхищение, сожаление и осуждение того, что сделали родители Сефии. – Но они всегда нарушали правила. Твой отец мог щелчком пальцев превратить крысу в птицу. За секунды он осушал озера.
Сефия вспомнила лицо своего отца. Залитое кровью, изуродованное, неузнаваемое.
– Никто не мог сравниться с твоими родителями, – продолжала Танин. – Никто не мог повторить то, что они делали – ни тогда, ни потóм.
Мгновенная печаль тенью скользнула по лицу Танин.
– Я восхищалась ими, Сефия. Они были выдающимися людьми. Почему ты об этом ничего не знаешь?
Сефия упустила тот момент, когда слезы заструились из ее глаз, оросили щеки, губы и подбородок, закапали на ковер, который принял их, как мох принимает капли дождя. Это рука Стрельца обвивает ее плечи? Сефия находилась так далеко от собственного тела, что едва чувствовала его.
– Они ничего, ничего мне не сказали…
– О, Сефия…
Танин перекладывала вещи на столе, словно пыталась найти, чем успокоить Сефию. Отложила в сторону серебряный перочинный ножик и вопросительно посмотрела на Браку. Та пожала плечами.
– Но они же научили тебя внутреннему ви́дению? Манипуляции?
– Они ничему меня не учили, – проговорила Сефия, всхлипывая.
– Так как же тогда…
– Я сама научилась.
– Да, ты действительно дочь Марии, – печально сказала Танин. – Ты и выглядишь, как она.
Сефия молчала. Внутри нее всё превратилось в лед. И тут она вспомнила, что она здесь делает и зачем пришла.
– Они были моей семьей, – продолжала тем временем Танин. – Когда они предали нас, я была готова отдать что угодно, лишь бы не делать того, что я вынуждена была сделать.
– Вы убили моего отца? – спросила Сефия.
Танин колебалась.
– Ты уверена, что не хочешь спросить что-то другое?
– Что именно?
– Заслужил ли он смерти, например?
Сефия покачала головой. Все вопросы, которые она не позволяла себе задавать, теперь падали на нее как камни, грудились у ее ног, били по плечам и голове.
Почему они прятали ее в подвале?
Почему ей не разрешали иметь друзей?
Откуда у них книга?
Знали ли они, что за ними придут?
Заслужил ли отец смерть?
– Это не имеет значения, – сказала Сефия.
– Все имеет значение.
– Вы убили моего отца?
Танин вздохнула.
– Да, – сказала она. – И он заслужил свою смерть.
Сефия выхватила охотничий нож и рванулась вперед. Ей даже удалось царапнуть лезвием по горлу Танин до того, как та ухватила ее за запястье и бросила на пол.
Стрелец уже прицелился. Выстрел разорвал воздух. Лежа на ковре, Сефия увидела, как комната взорвалась полосами света. Пуля попадет в цель. Женщина умрет. Это сделает не сама Сефия, но, может быть, это будет правильно.
Пуля по спиральной траектории неслась к цели.
Беглецы
До того, как стать родителями, Лон и Мария были беглецами. Они бежали, похитив Книгу. Они бежали, выбираясь из лабиринта зеркал, коридоров, ведущих в тупик, и дверей, не ведущих никуда. Один прижимал Книгу к груди, словно пытался спрятать между ребрами – так, чтобы легкие заполнились буквами, а сердце превратилось в пульсирующий абзац. Другая держала его под локоть, чтобы поймать, если тот споткнется, и чтобы тащить его – вперед и только вперед.
Они бежали, соскользнув с порога в темную ночь, напоенную свежим воздухом. Они бежали, преследуемые по лесам и болотам мужчинами и женщинами, лошадьми и собаками.
Они бежали через континенты, горы, побережья. Даже когда они затаивались, они всё делали быстро. Быстро дышали. Погоня научила их дикой стремительности.
А когда они спали – если им удавалось поспать, – то делали это по очереди, всегда готовые сорваться и вновь бежать.
А потом, когда им показалось, что они убежали достаточно далеко, и уже не слышно было шума погони, они построили дом над морем.
Глава 36Юноша со шрамом
Танин взмахнула руками, пуля беспомощно упала на ковер. Револьвер вылетел из рук Стрельца, сабля сорвалась с его пояса; Брака на лету поймала их, а самого стрелявшего легким движением кисти отправила в кресло, зафиксировав его руки и ноги – так, что встать он был не в состоянии. Кровь его кипела. Всё произошло слишком быстро.
Сефию также отправили в ее кресло. Ее мешок, стоящий на полу, вдруг стал развязываться и раскрываться, словно с ним возился кто-то невидимый. На свет появились ее пожитки: кастрюльки, свечи, пирожные, которыми снабдил их в дорогу Куки. Затем из глубин мешка поднялась Книга и, сбросив свое кожаное покрывало, поплыла по воздуху прямо в протянутые руки Танин. Та взяла Книгу и прижала ее к груди, как потерянного и вновь обретенного ребенка.
– Ты как? – обернулась Сефия к Стрельцу. Несколько прядей волос выбилось из хвоста на ее голове, одежда ее была в беспорядке, но она не была ранена. Зеленое перо светилось у нее за ухом.
Стрелец кивнул.
Когда Сефия повернулась к Танин, на лице ее смущение сменилось восхищением и вновь – смущением. Брака положила револьвер и саблю на боковой шкаф и встала рядом, скрестив руки, с таким видом, будто ничего не случилось. Она словно даже скучала.
Стрелец тщетно пытался освободиться. Его охотничий нож был закреплен на ремне мешка, и он был так близок! И в то же время так далек!
– Да, ты истинная дочь своей матери, – сказала Танин, открывая ящик стола и доставая лист промокательной бумаги. Приложила бумагу к шее и, увидев, что крови почти нет, скомкала и бросила бумагу в сторону.
Затем положила Книгу на крышку стола, погладила потертую обложку и принялась своими элегантными, испачканными в чернилах пальцами скользить по ее поверхности.
– Покажи мне, где спрятан последний фрагмент Амулета Воскресенья, – сказала Брака.
Танин открыла книгу. Страницы зашелестели. Танин голодными глазами смотрела на книгу, словно хотела поглотить слова, и вдруг…
Она подняла глаза. Вид у нее был такой, словно она забыла, где находится.
– Что такое? – спросила Брака.
Пальцы Танин мелькали среди переворачиваемых страниц.
– Что ты… Неужели Лон это сделал?
Стрелец нахмурился. Что она делает? Кто такой Лон? Его пальцы напряглись, стремясь вырваться.
Что бы ни искала Танин, она, похоже, нашла это, потому что закрыла Книгу и откинулась в кресле.
– Можешь говорить, что хочешь, – сказала она, помахав пальцами в воздухе, – но я считаю, что это – он. Тот самый, единственный.
Глаза Стрельца расширились. Брака пересекла комнату и обошла его кресло, наклонившись к нему так низко, что носы их почти соприкоснулись. Глаза ее были почти белыми, как глаза волка. Фыркнув, она провела ладонью по его щеке, отирая пот и кровь на его коже и волосах. Он только поморщился, когда ее рука коснулась его ран.
– Оставь его в покое! – крикнула Сефия.
Брака выпрямилась и отерла руку о штаны.
– Так ты тот самый, единственный, – проговорила он.
Достав нож, она взрезала Стрельцу рукав, обнажив ожоги на предплечье, и уставилась на них.
Со Стрельцом что-то происходило – словно он ломался изнутри, словно его органы один за другим взрывались, выплескивая внутрь кровь и желчь.
Он вспоминал.
Синяки, сломанные кости, наскоро заштопанные порезы.
– Перестаньте!
Голос Сефии был приглушен и доходил до него словно через толщу воды.
– Вы же сами сказали, что это результат плохого воспитания.
Низкий потолок, стены стоят слишком близко. Он снова – в ящике. Душный запах замкнутого пространства, запах крови. Следы когтей. Под ногтями занозы. Будет темно, пока ящик не откроется, а за дверями его ждут страх и боль. Отвратительный смех, потом кровь. И кто-то умрет.
Из воспоминаний его выдернул голос Браки, которая появилась прямо перед ним, улыбаясь.
– Ты действительно многих убил. Хотя ты и разочаровал всех там, в «Клетке».
Сложив нож, она сунула его в карман.
Голова у Стрельца кружилась. Он попытался определить, как далеко ее руки от ее оружия.
– Вы не знаете, о чем говорите! – воскликнула Сефия.