Теперь она – Мэри. Ее образ приобретает очертания: она из местных, у нее есть имя. В данном случае мы видим, как начинает разворачиваться серьезная мысль или, если угодно, серьезное безумие. Безусловно, я уделил этому немало времени – вы только посмотрите на все эти каракули!
А вот мертвый ребенок – мрачный момент. Откуда он взялся? По мере анализа Основы выяснится, что нам необходима мощная движущая сила, а именно опасность. В то же время мы позволяем всему неосязаемому – безразличию и угрызениям совести – обрести форму. Допустим, врач останавливается и говорит: «А знаете что? Я вел себя как кретин. Надо было проявить больше симпатии». В принципе, сам по себе этот момент неплох, но, если мы хотим, чтобы зритель действительно почувствовал это, надо добавить и настоящую расплату для врача. Аналогичным образом превращение Мэри из раздражителя на каталке в личность, у которой есть жизнь и определенные потребности, отчасти происходит за счет осознания, что этот ребенок был частью ее жизни.
Большая часть первоначальной основы сохранилась. Героиня также поступает в отделение, ее осматривают, назначают лечение. Я даже оставил крыс. Но я подал материал с противоположных позиций – медсестры и врача, так что на полпути мы начинаем сомневаться в собственных выводах: говорит Мэри правду или же это просто бред помутившегося рассудка?
Можно было пойти в разных направлениях. Лежащая в основе медицинская проблема, упущенная медиками, могла привести к бурной сцене в реанимации, но таковых мы видели много. А может, специалисты по вопросам гигиены окружающей среды зашли бы в ее квартиру и выбежали оттуда с воплями о нападении грызунов. А может, нет. В данном случае важна реакция команды, их неудача. Мы хотим изучить вопрос тотального равнодушия большого города. Так что все очень просто. Она падает в обморок. Вот и все. И ее забирают.
17. ОДИНОЧКА
МЭРИ, неопрятная и уставшая, сомнительная посетительница престижного магазина детских товаров, где она крадет комплект детской одежды. В ответ на вопросы продавца-консультанта МЭРИ расстраивается и заявляет, что это для ее ребенка. Когда ее просят подождать, пока не вызовут полицию, МЭРИ падает в обморок. Управляющая магазином вызывает скорую.
МЭРИ продолжает протестовать насчет ребенка. В ОТДЕЛЕНИИ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ причиной обморока называют недоедание. Ей задержали выплату пособия по безработице, и некоторое время она не ела.
Бригада скорой помощи, отправленная в ее крошечную запущенную «квартиру», обнаруживает ребенка – грязного, отощавшего и мертвого.
МЭРИ – одна из многих, кто оказался в изоляции в большом городе, не смог справиться и слетел с катушек.
Вот агония в действии. Мы прошли путь от конкретных деталей случая женщины в отделении скорой медицинской помощи до размышлений на тему одиночества и безразличия. Здесь мы начали вновь повторно останавливаться на деталях, иными словами, по мере проявления тем мы позволяем им принять новые очертания, сменить место действия, обзавестись новыми именами. Порой внешне готовый сюжет мало напоминает первоначальный опыт. Хотя в данном случае есть точки непосредственного соприкосновения, просто действие начинает разворачиваться в совершенно другом месте. Может, если бы история началась с женщины в палате, она все равно произвела бы эффект, но зритель заслуживает надлежащего знакомства с Мэри. В любом случае существует опасность того, что продолжительная вербальная зарисовка заполнит пробелы, и все станет довольно скучно. Кроме того, отчасти сериал «Катастрофа» доставляет удовольствие как раз тем, что позволяет глубже изучить разные локации. Решения могли бы быть другими, но от того не менее эффективными. Суть в том, что их неизменно подстегивает желание максимально экономично и мощно поведать историю, достоверно воплотив темы и тем самым сохранив верность им.
Престижный магазин детских товаров объединяет сразу несколько элементов истории героини. Мы замечаем ее неуместность и изоляцию, и нам уже намекнули, что у нее есть ребенок. Еще больше ее отчаяние подчеркивает попытка кражи. Это неплохое начало, ведь оно затрагивает основные темы и идеи истории. А значит, мы сразу взялись за дело, в хорошем темпе, но что еще важнее – мы хотим знать, что произойдет дальше. История разворачивается сама по себе.
История Мэри сосуществует с еще несколькими сюжетными линиями в рамках одного и того же эпизода, а потому ее нельзя рассматривать отдельно. Она не просто была выбрана наряду с другими «сюжетами недели», есть определенные элементы сериала, с которыми ее необходимо согласовать. Порой сериальная составляющая – лишь мгновение, используемое, чтобы на пару шагов продвинуть давнюю сюжетную линию, и единственный выход – втиснуть ее хоть куда-нибудь. Мы отрываемся от крайне сложного, тесно сплетенного полотна глубокомысленных тем, уступая место разговору о бывшем муже, запутанному любовному треугольнику или приближающемуся повышению. Однако по возможности считается хорошим тоном найти какую-то деталь, которая воплощает центральные темы или хотя бы перекликается с ними. При этом можно подойти чуть ближе к другим сюжетам недели и состыковать обе составляющие где-то в глубинах плоскости смысла.
Мы уже видели, как это сработало в случае со сломанной ладьевидной костью и трудностями судебного процесса над Бет. Получение врачом иска интересно само по себе, но эффектным этот сюжет делает то, что Бет меняется как практикующий врач под воздействием судебного процесса. Она утрачивает сердечность. Утрачивает преданность делу. Она начинает держать себя в руках, не поддаваясь эмоциям. И как раз Бет находит Мэри, которая скрючилась за перегородкой в палате. Эта серия не только о Мэри. Она еще и о Бет. На самом деле, если проанализировать острое равнодушие этого мира и то, как оно заползает нам в душу, окажется, что история эта скорее о Бет, чем о Мэри. В любом случае обе героини в этой палате одинаково важны.
Еще одним сюжетным фрагментом среди элементов сериала стала Келли, молодая медсестра, которая в конечном счете сходит с ума и совершает самоубийство.
Я так построил эпизод, что ее работа становится спусковым механизмом, из-за которого все покатилось по наклонной. Что она могла привнести в историю Мэри и наоборот? Если Бет отторгает Мэри, считая ее сумасшедшей, состояние которой не поправить силами СМП (в связи с чем Мэри становится неважной для персонала), то Келли с ней не согласна и может начать третировать Бет по этому поводу. Возможно, она всерьез заподозрит, что ребенок и правда есть. Возможно, она заставит Бет позвонить в социальную службу. А когда те приедут – в лице Триш, – Келли, возможно, упрекнет Триш, предложившую отдать ребенка (если таковой и правда имеется) на усыновление. Тогда Триш разнесет Келли за то, что та лезет не в свое дело. Келли, слишком проникнувшись состраданием к Мэри, осознает, что живет в мире, с которым не может должным образом взаимодействовать, а потому начнет испытывать отчуждение. Так что наша тема затронула Мэри, Келли, Бет и даже Триш. Все они крайне важны, ведь они рассказывают друг о друге.
Каждое мгновение история одного персонажа углубляет наше понимание других. И все звенья этой цепочки работают для создания связного целого. Если хотите все сделать правильно, знайте: хорошие эпизоды формируются именно так.
Наконец, согласно сценарию надо показать, как разворачивается роман между социальным работником Триш и главным медбратом Чарли Фэрхедом, представив их первую встречу. Неплохо было бы, чтобы их взгляды встретились поверх окровавленного тела. Сойдет, если они сядут за один столик в столовой или случайно соприкоснутся руками. Но, коль скоро все сюжеты постепенно что-то говорят нам о коммуникации или ее отсутствии, особенно между людьми, которые отчаянно хотят что-то сказать, но не могут, по-настоящему интересно было бы, если бы Чарли и Триш поняли, что считают друг друга привлекательными, но на данном этапе не могли бы ничего с этим поделать, поскольку оба не в состоянии признать это вслух. В конце серии они встречаются на парковке, собираясь ехать домой. Недолго разговаривают. Потом повисает пауза. Это именно тот момент, когда один из них мог бы что-то сказать и начать более глубокие отношения. Но все, на что хватает Чарли: «Что ж, увидимся». И Триш уезжает. А Чарли так и стоит, жалея, что не сказал больше. Идут титры. Если задуматься, «что ж, увидимся» – ужасно слабая фраза для завершения полного ужасов эпизода. Но она прекрасно воплощает темы, о которых мы говорили, а потому обретает силу мощного удара в солнечное сплетение. И, что еще лучше, не требуется ничего объяснять.
То же касается синопсиса и разбивки сцен. Это план итогового сценария, который может измениться в процессе написания, что обычно и происходит.
В случае с магазином детских товаров удачно сработало то, что предыстория героини, как и темы истории, представлена визуально. Если говорить о сценарии, эта сцена была разбита на две части. В первой мы можем взглянуть на Мэри и видим, как ее замечает миссис Бристоу, менеджер. В эту же секунду Мэри хватает одежду, бросается к двери, и на выходе ее ловят. Только в третьей сцене, когда она ждет прибытия полиции, Мэри падает в обморок. Причина, по которой мы разбили сцену, заключается в том, что первая часть содержала достаточно информации, чтобы запустить сюжет. Потрепанная Мэри подозрительно шныряет среди вешалок с дорогими детскими товарами, на фоне смеются дети, их родители расслабленны, а занятая управляющая скользит по Мэри взглядом и щурится, что дает нам предостаточно информации о происходящем. Достаточно, чтобы было что обдумать на данный момент.
Однажды я наткнулся на потрясающую дискуссию: поэты спорили, где разбить строку белого стиха, выстроенного в соответствии с конкретным числом долей. После долгого обсуждения кто-то предложил: там, где строка станет полной. Во многом то же применимо к сцене. Вполне возможно, как только она поведает историю или завершит арку в рамках этой истории, вам захочется сразу обрезать ее и ненадолго перейти к чему-то другому. Нет правила, определяющего хронологию, продолжительность сцены. Хотя на телевидении три страницы занимают довольно много времени, если история требует еще, дайте ей еще.