Сколько бы историй вы ни рассмотрели сквозь призму этих шагов, обнаружится, что они неизменно повторяются в той или иной форме. Также вы заметите, насколько тесно они связаны с пятичастной конструкцией. Что еще интереснее, эти шаги можно применить к собственной Основе, чтобы разобраться, почему вы сделали ту или иную заметку. Вы обнаружите, что в рамках молекулярной структуры каждого происшествия, которое стоит записать, уже функционирует часть рассматриваемой парадигмы. Возможно, парадигма просто проникла в наш образ мысли благодаря постоянному использованию в литературной традиции, частью которой мы являемся, что делает ее просто условностью. Даже то, что мы понимаем, что данная форма присуща каждому моменту, достойному рассмотрения, попросту означает, что мы культурно выросли и способны понять мир с позиции определенных терминов. И наоборот, мифы создаются, чтобы рассказывать об извечном устройстве человеческой жизни. Вот и все. Так мы живем. Миф пронизывает сиюминутный материал – конкретные ситуации – раскрывая их глубинную суть, универсальную форму человеческого опыта. Зеркало может меняться день ото дня, век от века, но отражать все равно будет только природу.
Когда я просматривал записи, сделанные одной долгой ночью в СМП, «Женщина с крысами» не показалась мне особенно интересной. Но, как я уже говорил, было что-то в ее нужде, в том, как она тянулась к этому равнодушному миру, частью которого я неумышленно стал, что продолжало изводить и разъедать меня, тюкать мое самодовольство, мою пристрастность. В конце концов, к счастью, оно нашло трещинку, и фасад мой разлетелся. Когда я осознал, как мир отворачивается от людей, которых считают бесполезными, это оказало огромное влияние на мои собственные жалкие потуги. На место безразличия пришло сострадание. На место пренебрежения – участие. Орфическая парадигма, как мы видели, не просто базовый пример превращения нарративного опыта в литературную конструкцию (да, возможно, придется прочесть эту фразу еще разок), но и способ сбора основы. Наше путешествие в Подземное царство, принесение в жертву предрассудков и повторное открытие истин, скрытых за внешним блеском, – вот суть этого искусства. Все остальное – просто подбор правильных слов.
Простое искусство продвижения повествования хоть и менее изящно, чем законы действия, и менее поэтично, чем орфическая парадигма, но тем не менее полезно. Во многом оно отражает принцип азбуки. Вы прорабатываете ключевые моменты, без которых история не будет тем, чем должна быть. Набрасываете их. Сопротивляетесь искушению впасть в детали (хотя нет ничего плохого в том, чтобы делать заметки на листке бумаги). Фокус в том, чтобы придерживаться основ. В частности, этого можно добиться, если ограничить число сюжетных точек и на первом этапе свести их к шести или, может, к восьми.
Как только вы их отметите, то увидите, что пространная история приняла очертания, причем от начала до конца. Можно взглянуть на то, что получилось, долгим, холодным взглядом. Если брать сюжетные точки в целом, должно возникать ощущение, что они о чем-то говорят, причем путь героя четко пролегает от одной точки к другой. По отдельности они должны обладать значением и динамикой.
Если сделать так в самом начале, будет четко понятно, что вы имеете в плане истории. Стало быть, слабые места нельзя будет замаскировать диалогами. Также вы поймете, есть ли у вас значимые, важные моменты, которыми стоит поделиться со зрителем. Если нет, подумайте еще разок. С другой стороны, если у вас есть захватывающая идея, изобилующая Основой, из-за чего персонажи и сцены выстреливают словно фейерверки, то вы не захотите потеряться на полпути. Раскадровка помогает сохранить контроль над материалом. Чем сложнее сюжетные линии, тем больше она вам поможет видеть общую картину.
Изначально не надо ничего изобретать. Просто запишите то, что знаете. Что уже есть? Какие ключевые сцены естественным образом рождаются из вашей идеи? Это история об ограблении банка? Ладно, напишите в графе таблицы «ограбление». Героя поймали. Запишите «пойман». Разумеется, он решился на ограбление только потому, что его жену похитили. Итак – «похищена жена». Суть вы поняли. Не усложняйте. Если сюжетные точки не возникают сами собой, еще раз посмотрите на идею, обдумайте темы. Что вы анализируете? Что пытаетесь сказать? Что вообще захватило вас в первую очередь? Кто ваш главный герой и чего он хочет?
Создав раскадровку, повесьте ее на стену или приклейте себе на лоб и следите, чтобы ваша история (какой бы путаной она ни становилась в процессе творческого исследования) всегда возвращалась к внятным рамкам.
Вот простой пример «выбивания» классического сюжета:
В какой-то момент вам, возможно, захочется добавить Джеку мотивации, и вы познакомите его с девчонкой, живущей по соседству, которую он постарается впечатлить. У вас уже заготовлен отличный диалог для сцены, где он встречает ее по дороге на рынок и рассказывает, что наконец-то получит деньги, чтобы оплатить счета, а на остаток отведет ее в кино. Она замечает, что корова какая-то тощая, так что вряд ли Джек много за нее выручит. Он против воли колко отвечает, что… Та-а-а-к, погодите-ка минутку. Для раскадровки все это не нужно. В любом случае ему хорошо бы заработать деньжат, ведь сестре поставили алопецию, а суммы на лечение уходят просто астрономические, так что надо помочь. Кстати, в той сцене с врачом… Опять же, сдерживайтесь. Записывайте эти варианты на свободном листке. Прямо сейчас нас интересует самое основное. Вспомните азбуку.
Помимо связности здесь вы пытаетесь создать некий двигатель, который придаст энергии вашему сценарию. Вы должны смотреть на эту голую схему и хотеть написать каждую сцену и историю в целом. Конечно, вы можете вернуться к раскадровке позже и что-то поменять, но не стоит относиться к этому с легкостью. Вы пытаетесь нарушить все построение сюжета, а значит, вам понадобится большинство в две трети голосов, чтобы протолкнуть свою идею. В раскадровке отмечены фиксированные точки. Если постоянно колебаться и перемещать их, скорее всего, вы вообще не закончите сценарий.
Как только все сюжетные точки окажутся на своих местах, вы сразу же должны понять, что у каждой из них есть несколько вспомогательных сюжетных точек. Во второй сюжетной точке (таблица выше) мы видим, что мать приходит в ярость и выбрасывает бобы в окно. Но здесь так и просится момент, когда она спрашивает, где деньги, а Джек пытается объяснить, что сделал. Будет ли еще одна сцена, после того как бобы уже оказались на улице, где он в отчаянии смотрит в окно, за которое их только что швырнули? Быть может, он краем глаза видит соседскую девчонку, а потом со вздохом отворачивается? Хорошая сюжетная точка быстро подскажет, что добавить. Как только раскадровка будет готова, вы сможете изучить ее и придумать подробности.
Здесь действует принцип брокколи. У этого овоща повторяющаяся форма, вновь и вновь воссоздающая себя, причем с каждым разом все более детально. Каждый цветок имеет ту же форму, что и вся головка. Благодаря раскадровке, состоящей из нескольких простых сюжетных точек, вы получаете общую форму, которую затем можно разбить на крошечные фрагменты. Раскадровка помогает обеспечить согласованность темы и формы, так что к тому времени, как вы дойдете до подробностей, каждая мелочь будет жить и дышать тем же, чем сюжет в целом. Так девушка, которая спрашивает, в какой стране оказалась, олицетворяет темы утраты, смерти и природы любви.
Упражнение
Возьмите несколько фильмов, которые вам нравятся (или не нравятся), и представьте их в виде раскадровки, состоящей из шести сюжетных точек.
Еще упражнения
Возьмите несколько известных сказок и распишите их, как я расписал сказку «Джек и бобовый стебель».
Глубокие, сложные истории требуют глубокого, сложного сплетения эпизодов, сцен и сюжетных точек. Как уже говорилось, легко потеряться в их смешении или попасть в водоворот повествования. Исследовать просторы сюжета бывает занятно, так что устройте мозговой штурм или просто дайте волю фантазии. Но затем наступит момент, когда придется начать осмысливать все сочиненное, чтобы создать работу, которую можно будет преподнести зрителю. Благодаря раскадровке общий вид сценария остается простым, так что вы можете изобретать сколь угодно сложные детали.
Послушайте любое приличное гитарное соло и заметите, что зачастую оно начинается медленно и с низких нот, затем перерастает в быстрое и высокое безумие, а потом регистр несколько снижается, чтобы ослабить напряжение. Посмотрите на гитариста и, скорее всего, заметите, что сначала он играет довольно расслабленно, довольно методично, но постепенно все больше напрягается, концентрируется, пока не превращается в одно смазанное пятно – сплошь пальцы, закрытые глаза, сжатые губы, капли пота, стекающие со лба прямо на гриф.
У агонии есть ритм. Он похож на принцип исполнения шаманских обрядов, когда жрец теряет контроль и впадает в состояние божественного безумия. В этом состоянии может случиться нечто совершенно необыкновенное – Орфея могут разорвать на куски.
Нам знаком этот ритуал. Быть может, он, подобно древним мифам, кажется эхом генетической памяти, сохранившейся с ранних веков искусства. А может, как мы уже предполагали, это универсальный шаблон, неизменно присущий конструкции любого значимого момента.
Если эту форму примет главная сольная партия, то же произойдет и со всей песней по мере ее нарастания и затихания. Раз уж на то пошло, по тому же принципу работает секс и вкусная еда. Возьмем мотив разгула. Вот вы встречаетесь с друзьями – все такие добропорядочные и цивилизованные. Обмениваетесь любезностями, обсуждаете последние сплетни. Выпив пару бокальчиков, начинаете веселиться, шутить, подкалывать друг друга, выяснять отношения и спорить. По мере развития событий вечер уходит в плюс или в минус и заканчивается тем, что вы карабкаетесь на фонарные столбы, вас рвет на пороге магазина, и вы бросаетесь на случайных прохожих. Ну ладно, может, без последнего пункта.