отрудником газеты.
Идея создать эту бригаду принадлежала какой-то авантюристке и носила совершенно вздорный характер, однако получила «высочайшее» одобрение. И около года эту бригаду обучали (между прочим... штыковому бою!), пока не нашлись все-таки трезвые головы, доказавшие бесперспективность этой затеи.
Новорожденную бригаду без особого шума расформировали, а Нину снова вернули в ЦК ВЖСМ, где она и проработала то в различных отделах, то в редакции журнала «Комсомольский работник» до конца 1951 года.
В это время комсомол возглавил небезызвестный А.Н. Шеле- пин, позже вознесшийся куда выше и уже намеревавшийся вообще править государством. Вскоре после его воцарения в ЦК комсомола было создано «дело» одного из редакторов молодежных журналов, талантливого поэта Олега Бедарева. Он был арестован и осужден на большой срок.
У Нины, «дослужившейся» к тому времени до должности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды, были дружеские отношения с «преступником», и Шелепин домогался, чтобы она дала «нужные» показания.
Это была вторая взошедшая над ней туча: несколькими годами ранее был арестован ее добрый знакомый, претендовавший и на более близкую роль, талантливый ученый, философ Дмитрий Федорович Козлов, тоже надолго исчезнувший из ее жизни. Тогда как-то пронесло.
Но на сей раз Шелепин, ничего от Нины не добившись, быстро убрал ее с глаз долой. По счастью, ее «приютил» один из руководителей издательства «Молодая гвардия» Александр Липатов, сам изрядно настрадавшийся от Шелепина (он и умер вскоре, оставив большую семью, с которой Нина навсегда сохранила самые добрые отношения).
Пять лет Нина проработала заместителем главного редактора издательства, после чего и перешла в наш журнал, где ее ожидали новые треволнения.
Как я уже упоминал ранее, атаки «автоматчиков», как покровительственно окрестил Хрущев усердствовавших подручных, все усиливались, и мы с Ниной побаивались (думаю, что не без основания), что ко всему в придачу нас с ней на предстоящем судилище еще и грязью обольют за «аморальное поведение» (хотя она была давно свободна, да и я только что окончательно развелся).
В этой обстановке долгий, почти трехчасовой путь на теплоходе от Северного речного вокзала до Румянцева несколько успокаивал и умиротворял. Приезжали мы поздно вечером, изрядно усталые, а наскучавшаяся за неделю Нина Яковлевна жаждала поделиться услышанными по радио новостями. И тут случались забавные эпизоды.
4 октября 1957 года под дождем трюхаем от причала по грязи и на пороге избы слышим восторженное:
— Нина! Спутник запустили!!!
— Я бы поесть хотела... — отвечает оголодавшая дочь.
— Нинка, ты просто мещанка! — убито констатирует мать.
На наше счастье, приближавшееся обсуждение (осуждение?) не состоялось. Едучи с рыбалки, страстным любителем которой был, Макаров угодил в аварию. Шофер погиб, сам Александр Николаевич отделался сравнительно легко, но из сочувствия к происшедшему мероприятие отменили, а Макарова тихо переместили в редколлегию журнала «Знамя», где ему за широкой спиной главного редактора Вадима Кожевникова и не менее осмотрительной, чем шеф, Людмилы Скорино было совершенно безопасно.
Прежние, «молодогвардейские» грехи ему охотно простили. Он много и хорошо писал, был чуток к талантливым людям, например, едва ли не первым высоко оценил Виктора Астафьева и Виталия Семина.
Я от греха из редакции быстро ушел, никем особенно не задерживаемый. Начальственное удовлетворение по этому поводу «озвучил», как стали много позже выражаться, критик Виктор Тельпугов, чью статью я отказался печатать: в разговоре с Ниной, которую знал по работе в ЦК ВЛКСМ, он выразил великое удовольствие от моего ухода, разумеется, не подозревая о наших отношениях.
Она же проработала в редакции журнала еше полтора года, с трудом уживаясь с новым «главным» — Ильей Котенко и даже порой идя ему явно наперекор. Так, она ввела в редколлегию молодых критиков Игоря Виноградова и Александра Лебедева, придерживавшихся, условно говоря, «новомирской» ориентации (Игорь вскоре туда и перешел, а Саша стал одним из самых активных авторов знаменитого журнала).
Однако, в конце концов, летом 1959 года Нина не выдержала и подала заявление об уходе, даже не подготовив себе какого-то «запасного аэродрома» (так же, как и я), за что ее потом упрекал и даже отечески поругивал за «опрометчивость» видный работник ЦК КПСС Д. Поликарпов.
С большим понижением в должности и «ранге» (выпав из так называемой номенклатуры), Нина пошла работать заведующей отделом науки по приглашению нового редактора «Литературной газеты» Сергея Сергеевича Смирнова, сменившего на этом посту Всеволода Кочетова.
Я же, после полутора лет жизни «кустаря-надомннка», печатавшегося в различных изданиях и одновременно писавшего свою первую книгу о Твардовском, принял приглашение стать заведующим отделом критики журнала «Юность», разумеется, знать не тая, в какую неожиданную связь это будет поставлено в некоторых любопытных документах, ставших достоянием гласности лишь десатки лет спустя.
«16 мая с.г. (1959 — А.Т) в Отделе наук», школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР, — говорилось в записке возглавлявшего сей отдел И. Казьмина, — главный редактор газеты «Литература и жизнь» тов. Полторацкий заявил, что он считает необходимым информировать ЦК КПСС о настроениях среди писателей, группировавшихся ранее вокруг альманаха «Литературная Москва».
В связи с предстоящим III Всесоюзным съездом писателей СССР, как рассказал В. Полторацкий, писатели, сотрудничавшие в свое время в альманахе «Литературная Москва», неоднократно собирались и обсуждали наиболее актуальные вопросы современной советской литературы. Многие из писателей дважды встречались в Ялте. Последняя встреча в Ялте особенно вызывает большую тревогу в смысле активизации данной группы, ее попытки развернуть проповедь прежних политически вредных взглядов.
...К. Паустовский выдвинул идею о занятии командных высот в периодических печатных органах людьми, близкими к писателям, группировавшимся ранее вокруг альманаха «Литературная Москва». Он поставил также вопрос о необходимости завладения умами талантливой творческой молодежи. Это уже начинает себя давать знать. Ю. Бондарев введен в члены редколлегии «Литературной газеты». В. Огнев введен в какую-то редакцию журнала, кажется, заведующим отделом литературы и искусства журнала «Культура и жизнь», куда-то вводится А. Турков. В журнал «Дружба народов» предполагается ввести в качестве члена редколлегии В. Тендрякова.
Как видно, в результате этих совещаний появились статьи Паустовского «Бесспорные и спорные мысли» и «Кому передавать оружие?». Последняя статья является, по существу, перепевом известного выступления Паустовского в 1956 году».
Сразу замечу, что эта «последняя статья», кстати, написанная по просьбе редакции той самой газеты, откуда поступил в ЦК тревожный «сигнал», дошла до печати только почти четверть века спустя — в 1982 году.
Смешно сказать, но испугало, видимо, уже само название, к чисто метафорическому характеру которого — о литературной смене — и партийный функционер, поторопившийся «информировать» свое начальство об очередном — мнимом! — писательском заговоре, и сам «источник» этой информации, попросту говоря — доносчик, Полторацкий, отнеслись с опасливым недоверием. Шутка сказать — речь-то о передаче оружия!
Поразителен контраст между процитированным документом и самой статьей. В ней была высказана забота стареющего писателя и о будущем отечественной словесности, и о конкретных людях, тогдашних дебютантах, зачастую входивших в литературу буквально с благословения Константина Георгиевича — Ю. Казакове, В. Тендрякове, Б. Балтере, Б. Бедном, М. Бременере, А. Злобине, М. Коршунове, И. Гофф. Здесь нет ни одного лишнего имени, неоправданной рекомендации. Что поделать, если одни, как, например, Лев Кривенко, так и не смогли преодолеть редакционно-издательские рогатки (да и ранняя смерть тому помешала), а кое-кто из названных в статье, увы, после нескольких бесспорных удач позарился на чины и награды — «и пропал казак» ... Жизнь штука жестокая.
В чиновной же записке — замечательное в своем роде сочетание полнейшего равнодушия к судьбам литературы с неусыпной подозрительностью, то бишь, пардон, пресловутой бдительностью, охотно принимающей на веру мрачные — и глупейшие — фантазии и откровенную ложь.
И вот уже совпадение сроков пребывания в излюбленном писателями ялтинском Доме творчества и будничное общение давно и хорошо знакомых друг с другом людей превращается в некие «совещания», в результате коих Паустовский пишет статью... где днем с огнем не сыскать никаких «подрывных» идей.
Впрочем, что это я?! Да разве высказанное там сомнение в необходимости «мелочной опеки над творческой мыслью» и осуществляющего это громоздкого «административного механизма» — не криминал? Особенно с точки зрения одного из винтиков последнего, сиречь самого И. Казьмина?
А если еще оживить в памяти начальства досадные воспоминания о нашумевшем выступлении Паустовского в 1956 году в защиту романа Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» да объявить новую статью Константина Георгиевича «перепевом» сказанного им тогда, при этом нимало не затрудняя себя доказательствами, — то «состав преступления», как говорится, налицо!
Но какой же заговор без «занятия командных высот» и «внедрения» туда своих людей? И вот даже то, что новый главный редактор «Литературной газеты», лояльнейншй к режиму Сергей Сергеевич Смирнов, никакого отношения к «Литературной Москве» не имевший и совсем недавно, увы, послушно руководивший собранием, на котором из Союза писателей исключили Пастернака, пригласил в редколлегию Юрия Бондарева, чья военная проза ему понравилась, — оказывается в связи с ялтинскими «совещаниями»!
А до чего же грозно выглядит «высота», захваченная критиком Владимиром Огневым, который после нескольких лет работы в «Литгазете» перешел в кочетовские времена на скромную должность в малотиражном издании, адресованном зарубежным читателям!