– Ах вот как, – пробормотала Эмма.
В подошвы теннисных туфель майора забилась земля и трава.
Поблагодарив горничную, миссис Норидж спустилась в сад.
Полиция, обыскав участок, нашла следы ног, ведущие к изгороди. Несколько веток были сломаны, сверху ограда выглядела примятой. Вероятно, здесь и перелез преступник. Гувернантка ветками не заинтересовалась. Она пошла вдоль ограды, внимательно глядя под ноги, пока не заметила белый шарик.
Теннисный мячик прятался у корней тиса. Присев на корточки, гувернантка не без труда вытащила его и задумчиво подбросила в ладони.
В кухне царила атмосфера, которую миссис Норидж назвала бы молчаливым оживлением. До обеда оставался час, но слуги носились туда-сюда, словно ждали визита короля, и все это без единого звука. С учетом случившегося решено было обойтись в обед без мяса. Уже замаринованную баранью ногу отправили на лед, чтобы позже решить ее судьбу. Овощная похлебка, тушеная фасоль, маринованная сельдь и пирожки с тыквой – вот что, по мнению Диксона, лучше всего могло выразить скорбь живущих в Частервидж-холле.
Миссис Норидж была согласна с дворецким. Она с трудом могла вообразить более скорбное блюдо, чем тушеная фасоль, приготовленная местной кухаркой Нэнси Поттер. Диксон отрезал для гувернантки кусок мясного пирога. Предполагалось, что миссис Норидж, будучи человеком посторонним, сохраняет аппетит даже в столь трагических обстоятельствах. «Не будем же ее за это осуждать», – говорили взгляды кухарки и дворецкого.
Как-то раз миссис Норидж удалось разговорить одну надменную экономку, поднеся небольшой дар. О, пирожные из кондитерской Пьеретто, чародея, способного обольстить любую женщину эклерами с фиалковым кремом! Но то, что годится для экономки, не подходит для кухарки. Эмма взглянула на суровую краснолицую женщину со следами возлияний на лице. «Облечемся же, как учит Евангелие, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение, – сказала она себе. – И еще в йоркширское происхождение, да простит меня Господь за эту ложь».
Дождавшись, когда Диксон, отдав распоряжения, уйдет, миссис Норидж проговорила:
– Спасибо, миссис Поттер, что разрешили побыть на кухне. Альма – славная девочка. А все ж я немного устала, хоть в том и не ее вина. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезна?
Нэнси Поттер коротко взглянула на гувернантку. Обычно эти гордячки не снисходят до того, чтобы поблагодарить за доброту. Ни словечка теплого от них не дождешься. А что касается усталости, тут и гадать не надо: Доротея, видать, изводит не только горничных.
– Места много, сидите, мне не жалко, – проворчала она. – А ежели хотите помочь, то вон, лук у меня не чищен.
Кухарка ждала, что миссис Норидж откажется. Гувернантке – возиться с вонючим луком? Ха!
К ее изумлению, миссис Норидж доела пирог, попросила фартук и уселась чистить луковицы.
– Где это вы так навострились? – не выдержала Нэнси, наблюдая, как ловко та орудует ножом.
– Моя матушка, да упокоит Господь ее душу, работала кухаркой в Шотландии. Уверяла, что шотландцы готовы есть лук на завтрак, обед и ужин – оттого у них и характер дрянной. Я ей помогала по мере сил. А все ж она мечтала об иной доле для меня… Ну да каждая мать, должно быть, хочет лучшего для своих детей.
Нэнси Поттер только теперь заметила, что у миссис Норидж отчетливо йоркширский выговор. Сама Нэнси выросла в Брэдфорде, и хотя то было давно, до сих пор чудесные звуки родной речи согревали ей сердце.
– Что правда, то правда, – сказала растроганная Нэнси. – Моя была скотницей. Под конец жизни уж так страдала от холодов и сырости, все косточки у нее крутило… Твердила: работай возле печи, Нэнси, в тепле и сухости – большего и желать нельзя. У вас есть дети, миссис Норидж?
– Я рано овдовела, миссис Поттер. Мы не успели завести детишек.
– Как и я.
Больше не было добавлено ни слова. Но к тому моменту, когда миссис Норидж дочистила весь лук, атмосфера в подвале изрядно потеплела, и не только потому, что на плите томилась похлебка.
По кухне распространялся запах свежего лука. У гувернантки покраснели глаза.
– Мисс Доротея, если учует, как от вас пахнет, спуску вам не даст, – озабоченно сказала кухарка. – Сейчас достану соду…
– Мисс Крауд никому спуску не дает, – нейтральным тоном заметила миссис Норидж.
– Что верно, то верно. Уж она и Мэри бранила, и Бланш разве что в волосы не вцепилась… – Кухарка понизила голос и бросила опасливый взгляд в сторону двери: не дай бог, увидит Диксон, что она перемывает кости господам.
– Чем ей досадили Мэри и Бланш? – удивилась гувернантка. – Таких работящих девушек еще поискать.
– Скажите это мисс Доротее! Кто ж виноват, что мистер Питман заглядывался на всех, у кого есть юбка…
У гувернантки округлились глаза.
– Так мистер Питман и мисс Крауд…
– Не хочу повторять сплетни… – Кухарка чопорно поджала губы. – Но пока сюда не приехал мистер Питман, и духу ее не было в усадьбе. Я слыхала, она повсюду ездила за ним. Где он остановится, там вскоре и она появляется.
Миссис Норидж вспомнила, при каких обстоятельствах они оказались в Частервидж-холле. Накануне Доротея Крауд получила письмо, и уже на следующий день Эмма помогала воспитаннице собирать вещи. «Мы непременно должны навестить старого дядюшку Кристофера! – лепетала Доротея. – Ему уже недолго осталось…»
Теперь стала ясна причина гневных вспышек Доротеи. Трой Питман не отличался верностью и не скрывал своей увлеченности женским полом.
– Когда женщине под сорок, а мужчине едва за тридцать, что хорошего их ожидает? – философски заметила кухарка. – Неудивительно, что она бесилась при виде Мэри и Бланш. Им на двоих меньше, чем ей одной! Иная дама, когда стареет, даже взглянуть на чужую юность не может, – всю ее корежит от злости. А у мисс Доротеи уже половина головы седая, – не удержалась Нэнси от последней шпильки.
Миссис Норидж вспомнила быстрые шаги за дверью в день убийства. Всю ночь Доротея ждала Троя в своей спальне. Не ее ли рука нанесла смертельный удар, если Питман пренебрег приглашением?
– Не найдется ли у вас в хозяйстве лимона? – спросила она. – Он отбивает запах лука.
– Вот уж не знала! А лимонов полно в оранжерее. Диксон хозяйничает там вдвоем с садовником. Выращивает всякие диковины. Прошлой зимой у него уродилась земляника. Ох, как уж он гордился ею! Дюжина ягодок – а нес их нашему хозяину с таким лицом, будто на тарелке корона его величества, не меньше.
Миссис Норидж заглянула в оранжерею. Здесь, как и везде, царил такой порядок, что странно было видеть лимоны, растущие на дереве как попало.
Она остановилась возле грядки. Восемь мелких незрелых ананасов с длинными острыми листьями торчали из земли. Девятый, самый крупный, хранил в своей сердцевине след от недавно сорванного плода.
«У Доротеи с Троем был роман, – думала миссис Норидж. – При этом Трой не скрывал своего пристрастия к молоденьким горничным. Майор Харрингтон не мог простить Трою своих поражений. Мужчина, не желающий, чтобы его считали инвалидом, столкнулся с мужчиной, не желающим, чтобы ему указывали, кого кем считать».
– Хм! – вслух сказала миссис Норидж.
Однако нельзя сбрасывать со счетов теннисные туфли майора.
В мыслях об этом миссис Норидж прошла в гостиную, где накануне шла карточная игра. В комнате никого не было. Снаружи, за окнами мелькнула фигура Харрингтона – тот шел куда-то со своим обычным сердитым видом.
Гувернантка в задумчивости остановилась у карточного столика. «Эдак ко второму робберу я из-за вас останусь без штанов», – сказал Марвин Фицрой. Незамужняя дочь, сын в долгах, которые выплачивает за него отец… Эмма укоризненно покачала головой: мистеру Фицрою вовсе не следовало бы играть в вист.
На каминной полке тускло поблескивали два серебряных канделябра. Миссис Норидж живо заинтересовалась ими. Будучи внимательна к деталям, она помнила, что раньше видела их в столовой.
Осмотрев оба, гувернантка убедилась, что их недавно чистили. В спешке и впопыхах: на основании одного из них остались едва заметные царапины.
– Кто же так неаккуратно обращается с серебром, – пробормотала Эмма.
Рассказ кухарки, смущение Мэри, оранжерея, ягоды земляники, пустое блюдо – все наконец-то сложилось в одну картину. Оставалось прояснить лишь несколько деталей.
В гостиную, тяжело ступая, вошел дворецкий и остановился, увидев гувернантку.
– Мистер Диксон, вы-то мне и нужны! – обратилась к нему миссис Норидж. – Скажите, в последний час кто-нибудь звонил из Частервидж-холла?
Тот спокойно кивнул, словно ничуть не удивленный ее вопросом.
– Это был Марвин Фицрой, не так ли?
– Именно так.
– Я знаю, мистер Диксон, вы никогда не стали бы обсуждать джентльменов у них за спиной. Однако в свете утреннего происшествия я прошу вас забыть о деликатности. Это просьба сэра Кристофера. О чем мистер Фицрой вел разговор?
– Он выяснял, имеются ли у Троя Питмана наследники.
Гувернантка слегка наклонила голову:
– Благодарю! Вы помогли мне окончательно расставить все по своим местам.
Сэр Кристофер в сопровождении Гектора прогуливался вокруг усадьбы. Пес, радостно виляя хвостом, подбежал к гувернантке, и Эмма наклонилась погладить его.
– Альма рисует, – сообщил Кристофер, когда миссис Норидж приблизилась. – Доротея рыдает. Харрингтон пытается скрыть огорчение, хотя он больше всех терпеть не мог Троя, а Марвин выглядит так, будто у него гора свалилась с плеч. Диксон присматривает за мной – вон его бледная физиономия маячит за стеклом. Видно, опасается, что я прямо тут отдам концы. И кажется, все, кроме меня, осведомлены о том, что произошло этим утром.
– Нет, не все, – возразила Эмма. – Присядьте, сэр. Я расскажу вам о том, что узнала сама.
Старик опустился на скамью, и Гектор запрыгнул рядом.
– Чтобы совершить убийство, нужны мотив и возможность, – начала миссис Норидж. – Я выяснила, что возможность была у всех.