Горничные по утрам заняты лестницей и каминами. Они не появляются в столовой, пока не приходит время накрывать на стол. Кто угодно мог оказаться там и убить мистера Питмана.
– Но причин для этого у меня было больше, чем у всех остальных, – невесело улыбнувшись, заметил Кристофер Оуэнс.
– Вы ошибаетесь, сэр. Мистера Питмана ненавидели все. Ваш друг Марвин был должен ему значительную сумму. Вот почему он попросил вас пригласить Троя и заискивал перед ним. Вам он солгал, что надеется продать ему свой дом. Однако вспомните: Трой Питман не собирался оставаться в Англии, ему не нравилась наша страна. Он планировал вернуться в Америку. Сегодня Марвин звонил адвокату, чтобы узнать, если ли у покойного наследники. Их нет – а значит, он спасен: некому возвращать долги. Но еще вчера кредитор был жив-живехонек. Марвин садится играть в вист, надеясь поправить свое положение, и проигрывает.
– Помилуйте! Сумма не так велика!
– Но Марвин считает каждый шиллинг. Возможно, проигрыш стал последней каплей, и после бессонной ночи ваш друг спустился в столовую, не вполне отдавая себе отчет в своих действиях. А там, на свою беду, оказался Трой.
– Возможно? – Старик высоко поднял брови. – Я полагал, вы все знаете наверняка.
– У мисс Крауд имелись еще более веские основания для убийства, – продолжала гувернантка. – У них с Троем Питманом был роман. С ее стороны – пылкая страсть, ибо ваша родственница все делает пылко и полутона ей неведомы. С его – небольшая интрижка, приятный способ скоротать время. Мистер Питман обожал женщин и в то же время совершенно не считался с ними. Все в мире было создано для его удовольствия – и только. Мисс Крауд не могла не заметить, что он делает авансы горничным. Она на пороге того возраста, когда любовный отказ со стороны мужчины на десять лет младше переживается чрезвычайно болезненно. Возможно, это она спустилась в столовую рано утром, пока все еще спали.
– Снова – лишь «возможно», – усмехнулся старик.
– И наконец, майор Харрингтон. Гордец и сноб. Майор раз за разом доказывает себе и окружающим, что он не калека. А мистер Питман раз за разом заставлял его вспомнить об этом.
– Теннисные партии?
– О да! Трой Питман не обладал ни благородством, ни широтой души; даже простая снисходительность была ему чужда. Я наблюдала за игрой: теннис – это его стихия. Майор не был ему настоящим соперником. Другому человеку великодушие подсказало бы поддаться калеке. Но мистер Питман и великодушие несовместимы. Вы были правы: ему доставляло удовольствие дразнить вас. Точно так же он дразнил и майора. Сегодня должен был состояться матч, в котором Харрингтона ждало бы сокрушительное поражение.
– Однако майор выглядит огорченным смертью Троя, – заметил Кристофер.
– И это не притворство. Со свойственной ему самонадеянностью майор Харрингтон полагал, что у него есть шансы на победу. Гибель Питмана лишила его надежды. Он навсегда остался проигравшим. Вот чему он огорчается в действительности, сэр, а вовсе не тому, что Трой Питман убит. Майор – единственный, о ком достоверно известно, что он выходил на улицу этим утром.
– Как вы узнали?
– К подошвам его теннисных туфель прилипла трава. А в кустах я нашла теннисный мячик. Вчера все до единого были собраны Альмой – следовательно, кто-то играл сегодня. Полагаю, майор отбивал мяч от стенки левого крыла усадьбы, чтобы никто не услышал стука. Надеялся, что дополнительная тренировка поможет ему победить в сегодняшнем матче.
– Итак, Трой довел всех, – помолчав, сказал Кристофер. – И вы не знаете достоверно, кто из этих троих ударил его?
– Нет, сэр, не знаю, – спокойно согласилась гувернантка. – Но человек, совершивший это, не планировал убийства. Должно быть, мистер Питман отпустил какую-нибудь шуточку, и убийца в бешенстве схватил первое, что попалось под руку.
– Что, например?
– Каминные щипцы. Подсвечник. Что угодно! Увидев, что натворил, убийца попытался замести следы, и ему это почти удалось. Полиция осталась в убеждении, что в доме побывал бродяга.
– Выходит, лишь двое из троих считают меня убийцей, – задумчиво проговорил Кристофер. – И вы предлагаете мне довольствоваться этим?
– Я предлагаю вам путь смирения, сэр, – мягко ответила миссис Норидж. – Убийца до конца своих дней обречен носить в себе ужасную тайну. Я не сомневаюсь, что его терзает страх и мучают угрызения совести. Вы же проживете свою жизнь, зная, что ваша совесть чиста. Разве это не важнее, чем обелить себя в глазах друзей, которые и без того вас любят и не осуждают?
Старик тяжело вздохнул:
– Что ж, может, вы и правы. Когда вам осточертеют дети, переходите работать ко мне, миссис Норидж. Будете обучать меня немецкому и давать уроки рисования.
– Я обдумаю ваше предложение, сэр, – вполне серьезно ответила гувернантка.
Вернувшись в дом, миссис Норидж некоторое время стояла в раздумьях посреди холла, а затем прошла в гостиную. Дворецкий наблюдал сквозь стекло за своим хозяином. Услышав шаги, он обернулся к гувернантке:
– Сэр Кристофер выглядит спокойным. Что вы сказали ему?
– Он просил меня найти убийцу. Я сообщила, что, по моему мнению, мистер Питман пал жертвой либо мисс Крауд, либо майора, либо мистера Фицроя. Кто из них сделал это, мы никогда не узнаем, и возможно, это к лучшему.
Диксон не сводил с нее глаз. Лицо его в полумраке комнаты белело, точно гипсовая маска.
– И это все? – после недолгого молчания спросил он.
– Да, мистер Диксон. Это все, что я сочла нужным сказать сэру Кристоферу.
Дворецкий бросил короткий взгляд через плечо на своего хозяина.
– Он не узнает, – негромко сказала миссис Норидж.
– О чем вы?
– О том, что вы пришли в столовую рано утром, мистер Диксон. О том, что вы подготовили все для торжественного завтрака – ведь вы обещали сюрприз сэру Кристоферу. И сюрприз удался. Вернее, он удался бы, если бы не Трой Питман. Я гадала, зачем понадобилось на столе пустое зеленое блюдо. Но оно вовсе не было пустым, не так ли?
Дворецкий молча смотрел на нее.
– Ананас, – со вздохом сказала гувернантка. – Ваш хозяин обожает фрукты, и вы стараетесь баловать его. Вы вырастили в своей оранжерее чудесный сладкий ананас, вы дали ему дозреть, мистер Диксон, и радовались, предвкушая, как подадите его к столу, и как все восхитятся, и сэр Кристофер наконец-то хоть немного поест, – и все это благодаря вам. Вы почистили его, порезали и отнесли на стол, никому не доверив это священнодействие. И вышли – совсем ненадолго. Десять, пятнадцать минут?
Диксон с трудом разлепил губы:
– Не больше пяти.
– Трою Питману их хватило. – Миссис Норидж сочувственно покачала головой. – Он спустился в столовую раньше других и увидел блюдо с дольками ананаса. Единственного, который вам удалось дорастить в оранжерее до полной зрелости. Маленького очаровательного сюрприза, предназначенного для вашего хозяина. Но мистер Питман об этом не знал. А если бы и знал, это бы его не остановило. Он съел весь ананас подчистую, не оставив и дольки.
– Съел?! – повторил Диксон, и лицо его дернулось. – Не просто съел! Он сожрал его, миссис Норидж! Он чавкал, как свинья, он запихивал в рот остатки, и сок тек по его жирному подбородку. А когда он все прожевал, он ухмыльнулся и сказал… Знаете, что он сказал, миссис Норидж? Он поинтересовался, нет ли у меня еще одного. Я не мог выдавить ни слова, а Питман пожал плечами, пробормотал: «Так я и думал», – и повернулся ко мне спиной.
– И вы ударили его канделябром, – кивнула миссис Норидж. – Трой Питман издевался над вашим хозяином, а потом съел его ананас.
– И ведь ему досталось бы, как всем… – пробормотал Диксон. – Всем хватило бы… Ананас был такой большой, такой спелый… Он потрескивал, когда я разрезал его, будто полено в камине…
– Когда мистер Питман упал, вы отнесли оба канделябра из столовой в гостиную и почистили тот, на котором были следы крови, – размеренно сказала миссис Норидж. – Потом спохватились, что он слишком бросается в глаза, и почистили второй. Но за это время горничные обнаружили тело и позвали кухарку. Самое трогательное, мистер Диксон, что никто из них не поднял тревогу.
– Трогательное? – непонимающе переспросил дворецкий, несколько овладев собой. – Вас это умиляет?
– Я ценю преданность в слугах. Горничная Бланш присутствовала при вчерашнем ужине; она была свидетельницей гневной вспышки сэра Кристофера. Из-за кого он разбил вазу? Из-за Троя Питмана, отпустившего дерзкое замечание. У нее не возникло и тени сомнения, что ваш старый хозяин прикончил наглеца. Все, что проделали эти славные женщины, было продиктовано убеждением в его виновности. Они быстро и слаженно замели следы. Распахнули двери, добежали до тисовой ограды, сломали ветки… Утащили в кухню серебро. Иными словами, имитировали ограбление. Полагаю, командовала ими Нэнси Поттер. Она куда сообразительнее прочих. Ни одной из служанок и в голову не пришло, что можно оставить все на своих местах. Ведь тогда обвинят сэра Кристофера, а это совершенно немыслимо!
– Немыслимо, – эхом откликнулся дворецкий.
– Разве подобная преданность не трогает сердце? Что касается вас, вы были не в себе и укрылись в оранжерее. Там вас и отыскала Нэнси. Вам оставалось лишь следовать чужому плану. Он был прост – и все сработало. Крик подняла Бланш, и к этому времени мистер Питман был мертв уже минут двадцать, не так ли? Бедняжка Мэри, отвечая на мой вопрос, кто именно кричал, заколебалась с ответом, – а все потому, что об этом они не договаривались. В конце концов она все же решилась сказать правду, надеясь, что это не повредит сэру Кристоферу.
– Как вы догадались, что это я убил Питмана? – блеклым голосом спросил Диксон.
– Овсянка была холодная.
В глазах Диксона мелькнуло изумление:
– Простите?
– Вы принесли овсянку, но забыли подставку с горячей водой, которая не давала ей остыть. Хороший дворецкий не допускает таких промахов. А вы исключительно хороший дворецкий, мистер Диксон. Уже за завтраком я знала, что вы либо замешаны в убийстве, либо виновны.