Мажордом никак не показал, что слышал ее ответ. Молча развернувшись, он ушел.
«Определенно, мистер Эймори нам не рад», – сказала себе Эмма.
После отъезда девушки Амелия провела для гувернантки подобие экскурсии.
– Я дала понять гостям, что хочу сблизиться с Луизой и получше ее узнать. Теперь мой интерес к вам будет выглядеть естественно. Я покажу вам те комнаты, в которых очнулась после беспамятства. Я тщательно осмотрела их, но ничего не нашла. Возможно, вам повезет больше.
Они шли бесконечно длинными коридорами. Изредка навстречу попадались молчаливые слуги – бесшумные, точно тени. Амелия выглядела сегодня еще более изможденной. Ее усталость и бледность некоторым образом роднили ее с этими древними стенами. Эмма подумала, что еще чуть-чуть – и Амелия станет походить на привидение, никогда не покидающее замка.
Несомненно, мисс Свенсон унаследовала большое состояние. Эмме довелось служить в самых разных домах. Она знала, какую разруху могут таить в себе богатые на вид поместья, – словно те плоды, что кажутся спелыми, но прогнили внутри. Дорвик-хаус был преображен. Газовые светильники, отреставрированные потолки, обновленные лестницы… В то же время он сохранил мрачное очарование сурового и древнего жилища.
– Оконные рамы утеплили и вставили новые стекла, – говорила Амелия, спускаясь в подвал. – Везде, как вы видите, ковры. Отец постоянно заказывал их из Турции. Признаться, мне больше по душе монашеская простота. Вы убедитесь, что моя собственная комната обставлена без изысков.
Действительно, глазам становилось пестро от нескончаемых ярких квадратов на полу, которые наслаивались один на другой.
– Мне стоило бы убрать их, – призналась Амелия. – Но я пока не в силах. Слишком мало времени прошло со смерти отца.
– При каких обстоятельствах он скончался? – спросила Эмма.
– Он погиб из-за несчастного случая. Спускался ночью по лестнице, потерял сознание, упал и сломал себе шею. Врач, который осматривал его тело, не нашел ничего подозрительного.
– Не делился ли он с вами какими-то опасениями? У него были враги?
Амелия остановилась в задумчивости.
– Мне трудно ответить, – призналась она. – Отец был скрытен. Я знаю, что он вел дневник… Но когда я пыталась найти записи после его смерти, то не преуспела. Может быть, он успел спрятать его – в этих стенах полно тайников.
– Вы сказали, что в дни его затворничества к нему мог заходить только мажордом?
– Эймори приносил отцу еду. Мне не было позволено даже появляться на пороге. Когда я была маленькой, думала, что раз в месяц отец превращается в оборотня… – Она без улыбки взглянула на гувернантку. – У меня было богатое воображение ребенка, который предоставлен самому себе.
– Получал ли ваш отец какие-то письма перед этими периодами затворничества?
– Не припомню… Я не обращала внимания на его корреспонденцию.
– И он удалялся от людей раз в месяц?
– Вовсе нет! Я сказала это лишь затем, чтобы вы посмеялись над моей глупостью. Иногда проходило полгода, прежде чем он снова прятался от нас.
Они спустились в подвал, больше напоминавший склеп. Амелия зажгла светильник. Стены дышали холодом и источали тот запах, который неизбежно вызывает мысли о тлении.
– Здесь почти никто не бывает.
Повернув за угол, она отперла тяжелую дверь.
– У кого еще есть ключи?
– У Эймори, – не задумываясь, ответила Амелия.
В просторной кухне без окон царил мрак. Амелия зажгла керосиновую лампу, и в ее свете Эмма разглядела черное жерло печи и длинный, как корабль, стол. Она осмотрела их, но нашла лишь голубые нити, зацепившиеся за трещины в дереве.
– Все рассохлось, – тихо сказала девушка. – Дом, в котором не живут, приходит в упадок. Как и комнаты… Всюду должна быть жизнь. Это нити от моего платья. Они ведь доказывают, что я была здесь, а не придумала все это, правда?
– А вы боялись, что случившееся – плод вашего воображения?
– Мне иногда кажется, что я схожу с ума, – призналась Амелия. – И не способна отличить реальность от вымысла. Отец всегда говорил, что у меня слишком мрачная фантазия.
Эмма придвинула фонарь ближе к столу.
– Определенно, вы не придумали синяки и следы крови – вот здесь, видите? Покажите, пожалуйста, спальню, в которой вы проснулись во второй раз.
Они осмотрели и спальню, но не нашли никаких следов, кроме нескольких длинных черных волосков. Когда они вышли в коридор, Эмма огляделась.
– Здесь восемь комнат. Отчего злоумышленник выбрал именно эту? Остальные были заперты?
– Нет, они все стояли открытыми.
– Эта спальня не ближе остальных к лестнице. Кровати есть везде?
– Да. Вы сами можете убедиться.
Миссис Норидж заглянула в каждую комнату, принюхиваясь.
– Отличие лишь одно, – сказала она, завершив осмотр. – Это единственная спальня, где узкое окно, больше напоминающее бойницу. Возможно, это совпадение.
Дважды прозвенел электрический звонок.
– Нас созывают на завтрак. – Амелия спрятала связку в глубокий карман своей юбки. – Наконец-то я познакомлю вас со всеми обитателями Дорвик-хауса.
Жозефину Таублер они услышали издалека. Громкий взвинченный голос распекал Эймори.
– …Где свежие яйца? Отчего мы вынуждены выпрашивать у вас горячий чай? Опять холодная овсянка? Нет, это невозможно!
В ответ раздался неразборчивый гнусавый голос.
– Стивен, вы это поддерживаете? Знаете, я очень сердита на вас.
На этот раз до них донесся добродушный низкий басок.
Эмма успела по голосам составить впечатление об их обладателях. Воображение ее не подвело.
Невысокая полная женщина мерила комнату быстрыми шагами. Покатые плечи, красиво очерченные губы, густые вьющиеся волосы, яркий румянец – в некотором смысле она представляла собой антипод хозяйке дома. Увидев Амелию, Жозефина издала облегченный вскрик.
– Ах, моя дорогая! Ты должна что-то с этим сделать. Завтраки невозможны! Я вовсе не жалуюсь, но наш дорогой Стивен, я знаю, не осмелится беспокоить тебя просьбами… А он страдает! Взгляни, как он несчастен!
Она говорила быстро и напористо. Под звуком этого голоса Амелия, казалось, увядала с каждой минутой. Тем временем Жозефина схватила ее за руки и трясла, не прекращая говорить.
– Эймори, передайте кухарке, чтобы подогрела еду, – попросила девушка.
Мажордом удалился с непроницаемым видом. Жозефина рассыпалась в пылких благодарностях.
– Лично я уже привык к холодной овсянке, – сообщил седовласый джентльмен, сидевший в кресле с газетой. – И даже нахожу в ней некоторую прелесть!
– Ах, Стивен, вам лишь бы подшучивать надо мной!
В голосе миссис Таублер зазвучали кокетливые нотки.
– Позвольте представить вам миссис Норидж, – негромко сказала Амелия. – Она – гувернантка мисс Кларк. К сожалению, Луиза сегодня утром была вынуждена уехать. Надеюсь, она к нам скоро вернется.
Накануне гувернантке не удалось никого увидеть. По настоянию миссис Кларк, они с Луизой ужинали в своей комнате. «Никуда не выходите! – напутствовала их Тереза. – Запритесь изнутри и придвиньте к двери шкаф!» Шкаф в спальне девушки был таков, что только четверо сильных мужчин смогли бы сдвинуть его с места. Миссис Норидж заметила, что большинство смертных можно остановить обычной щеколдой. Луиза пообещала, что она всю ночь не сомкнет глаз, и уснула быстрее, чем голова ее коснулась подушки.
Эмма поздоровалась и принялась за завтрак.
Жалобы миссис Таублер имели под собой все основания. Ледяная каша, старое жилистое мясо, подгоревшие тосты… Амелия почти не притронулась к еде. Мажордом принес ей горячий чай и, зная вкусы хозяйки, тоненькую полоску бисквита с маслом.
Эмма рассмотрела гостей.
Седовласый джентльмен оказался дядюшкой Амелии. Приветливый, несколько рассеянный, он время от времени вскидывал на окружающих светло-голубые глаза и зачитывал газетные новости. Наконец он отложил газету и, щурясь, уставился в окно.
– Кажется, дождя сегодня не будет…
– Погода превосходная! – откликнулась Жозефина. – Ах, как я люблю такие дни – прохладные, пасмурные, окутанные романтической дымкой…
– Не хотите ли составить мне компанию на прогулке? – галантно предложил Стивен.
– С большим удовольствием!
– Ну а вы, мистер Хилл? – Стивен обернулся к третьему участнику трапезы. – Снова закопаетесь в архивы? Бросайте все, ступайте на свежий воздух! Ей-богу, в этих стенах вы схватите пневмонию. Будите нашего художника и вместе с ним отправляйтесь исследовать эти места – вот вам мой добрый совет!
– Я не могу подвести епископа! – возразил священник. Он был в длинной, тщательно выглаженной сутане. – Работы еще очень много. Архивы мисс Свенсон находятся в беспорядке…
Хилл бросил короткий осуждающий взгляд на Амелию. Та ничего не заметила.
– И каковы ваши успехи? – поинтересовалась Жозефина. – Вы так молчаливы! Это нечестно с вашей стороны. Амелия, скажи мистеру Хиллу, что таиться от нас нехорошо!
– Что? – Девушка вздрогнула, вырванная из привычных дум. – Да-да, мистер Хилл. Обратитесь к Эймори, и вы получите все, что вам требуется.
Жозефина недовольно забарабанила пальцами по столу. Это был громкий требовательный стук. Эмма заметила, что Амелия морщится.
Священник ел с мукой на лице. Являлась ли она его привычной гримасой или этого выражения удостоилась кухаркина стряпня, Эмма не смогла понять. У Бродерика Хилла было узкое длинное лицо, похожее на крысиную морду. Однако ум, присущий этим существам, на нем не читался. Казалось, общество его тяготит. Это заметил даже невнимательный Стивен.
– Вам, должно быть, не терпится вернуться к работе! Не теряете надежды отнять Дорвикский лес, а?
– Вернуть церкви принадлежащее ей по праву, – возразил Бродерик.
– Ну-ну, это еще неизвестно…
Священник спохватился и принужденно улыбнулся Амелии:
– Не перестаю повторять, как я благодарен вам, мисс Свенсон.
После завтрака миссис Норидж вновь отправилась на прогулку по особняку.