Кейти, конечно, была слишком мала, чтобы понимать, о чем судачат люди и почему они склонны осуждать мистера Спенсера, но рассказы о постоянно закрытой двери и о леди, которую никто не видел, увлекали ее чрезвычайно. Она любила стоять и смотреть на закрытые окна, сгорая от желания узнать, что же происходит внутри. И однажды она узнала. В этот день она взяла с собой цветы и Викторию, любимую куклу, и смело вошла во двор дома Спенсеров.
Она постучала в дверь, но никто не открыл. Тогда она постучала снова. Опять никакого ответа. Она толкала дверь, тянула ее на себя — все напрасно. Дверь была заперта. Тогда, посадив на плечи Викторию, она завернула за угол дома. Проходя мимо боковой двери, Кейти заметила, что дверь немного приоткрыта. Она постучала и в эту дверь и, так как никто не ответил, вошла и, миновав маленький холл, начала стучаться во все внутренние двери.
Казалось, в доме никого нет. Кейти вошла в кухню. Она была пуста и заброшена. На полу лежала разная посуда; в печи не горел огонь. Гостиная оказалась не многим лучше. Посередине комнаты на полу стояли ботинки мистера Спенсера. На столе — грязные тарелки, на каминной полке — блюдо с обглоданными костями. На всем — толстый слой пыли. Весь дом выглядел так, будто в нем никто не жил, по крайней мере, год.
Кейти пробовала открыть другие двери, но они были заперты. Тогда она поднялась по лестнице. На верхней ступеньке девочка остановилась, сжимая в руках цветы и раздумывая, что же ей делать дальше. И в это время из спальни раздался еле слышный, слабый голос: «Кто там?»
Это был голос миссис Спенсер. Она лежала на кровати, которая находилась в таком беспорядке, будто ее давным-давно не убирали. Комната тоже была неубранной и грязной, как и все остальное в этом доме. Халат и ночной чепчик миссис Спенсер, увы, также не блистали чистотой, но лицо ее было прелестным, и красивые вьющиеся волосы разметались по подушке. По-видимому, она была очень больна, и от всего этого Кейти испытала такую щемящую жалость, какой не испытывала за всю свою недолгую жизнь.
— Кто ты, дитя? — спросила миссис Спенсер.
— Я дочка доктора Карра, — ответила Кейти, подойдя к кровати. — Я принесла вам цветы. — Она положила букет на грязную простыню.
Кейти показалось, что цветы понравились миссис Спенсер. Женщина взяла их и долго вдыхала их аромат, не произнося ни слова.
— Но как ты сюда вошла? — спросила она наконец.
— Дверь была открыта, — нерешительно произнесла Кейти, которая вдруг испугалась собственной смелости. — Все говорят, что вы заболели, и я подумала, вам будет приятно, если я приду навестить вас.
— Ты добрая девочка, — сказала миссис Спенсер и поцеловала ее.
С того дня Кейти стала приходить к миссис Спенсер ежедневно. Иногда женщина была на ногах и ходила, но очень неуверенно. Чаще она лежала в постели, а Кейти сидела около нее. Дом оставался таким же грязным и запущенным, как в первый день, но теперь Кейти каждый день расчесывала волосы больной и обтирала ее лицо полотенцем.
Я думаю, визиты Кейти доставляли радость больной и одинокой женщине. Иногда, когда она чувствовала себя немного лучше, она рассказывала Кейти о том времени, когда сама была маленькой девочкой и жила с отцом и матерью. Но никогда не говорила о мистере Спенсере, и Кейти никогда его не встречала, за исключением одного раза, когда она так испугалась, что несколько дней и близко не подходила к их дому. Наконец Сиси рассказала ей, что видела, как он уезжал на дилижансе с саквояжем в руке. Тогда Кейти отважилась прийти снова. Увидев ее, миссис Спенсер заплакала.
— Я думала, ты больше никогда не придешь, — сказала она.
Кейти была тронута тем, что по ней скучали, и с тех пор не пропустила ни одного дня. Она всегда приносила самые красивые цветы, какие только могла найти, и если кто-то дарил ей персик или гроздь винограда, она прятала лакомство для миссис Спенсер.
Вся эта история весьма беспокоила тетю Иззи, но доктор Карр предпочитал не вмешиваться. Он говорил, что это такой случай, когда взрослые ничего не могут сделать, и если Кейти нравится опекать бедную женщину, он только рад этому. Кейти тоже радовалась; ее визиты были ей приятны не меньше, чем миссис Спенсер. Активная доброта, которую она проявляла к больной леди, сделала ее такой нежной и терпеливой, какой она никогда не была прежде.
Однажды по дороге из школы Кейти, как всегда, подошла к знакомому дому. Толкнула боковую дверь, но та оказалась запертой. Толкнула заднюю — тоже заперта. Плотно закрыты все ставни. Это было странно. Пока она стояла во дворе, в окне соседнего дома показалась голова женщины.
— Бесполезно стучать, — сказала женщина. — Все уехали.
— Куда уехали? — спросила Кейти.
— Кто знает, — ответила соседка. — Хозяин вернулся поздно ночью, а рано утром, перед рассветом, к дверям подъехал фургон, в него погрузили сундук и больную леди, и фургон уехал. С тех пор многие стучались в эту дверь, но ключи у мистера Паджетта, и никто не может войти без его ведома.
Это была правда. Миссис Спенсер уехала, и Кейти никогда больше ее не видела. По городу пошли слухи, что мистер Спенсер был очень плохим человеком: он делал ненастоящие деньги. Фальшивомонетчик — так называли это взрослые. Полиция разыскивала его, чтобы посадить в тюрьму. Вот почему он собрался так быстро и увез свою бедную, больную жену. Тетя Иззи плакала от страха, когда услышала это. Она считала позором, что Кейти навещала семью фальшивомонетчика. Но доктор Карр только смеялся. Он сказал сестре, что микробы преступности не передаются по воздуху, как простуда. Что касается миссис Спенсер, она достойна всякого сожаления. Но тетя Иззи так и не смогла преодолеть своего отвращения. То и дело в состоянии раздражения она вспоминала эту историю, которая случилась так давно, что большинство людей начисто о ней забыли, и даже Фил с Джонни перестали играть в «заключение мистера Спенсера в тюрьму», хотя долгое время эта игра была их любимой.
Кейти всегда было неприятно, когда тетя Иззи плохо отзывалась о ее несчастном больном друге. И сейчас ее глаза наполнились слезами, пока она бежала к воротам, где ее ждала Имоджин Кларк. Она выглядела такой расстроенной, что Имоджин сжала руки и сказала:
— Ах, я понимаю — твоя аристократичная тетя отказала.
Настоящее имя Имоджин было Элизабет. Она была довольно хорошенькой, с нервным, чувственным ртом, блестящими каштановыми волосами, которые обрамляли ее щеки маленькими круглыми завитками. Можно было подумать, что эти завитки приклеены или прикреплены кнопками, потому что они не сдвигались, сколько бы Имоджин ни смеялась или ни трясла головой. Без сомнения, Имоджин была привлекательной девочкой, но она прочла столько романов, что жила будто в выдуманном мире. Это особенно нравилось Кейти, обожавшей всякие истории. Имоджин представлялась ей настоящей героиней романа.
— Нет, это не так, — ответила она, едва удерживаясь от смеха при мысли о том, что тетю Иззи назвали «аристократичной», — она сказала, что очень рада… — но тут Кейти запнулась, и у нее получилось «м-м-м». — Приходи к нам в субботу, дорогая, я так буду счастлива!
— Я тоже! — воскликнула Имоджин, театрально закатив глаза.
С этого дня и до конца недели дети только и говорили о визите Имоджин и о том, как прекрасно они проведут время в ее обществе. В субботу утром, перед завтраком, Кейти и Кловер сидели в саду под аспарагусом и плели красивую беседку из свисавших вниз веток. Внутри беседки были разложены игрушки и пирожки с корицей, которые испекла Дебби. На шее котенка красовался розовый бант, а куклы, включая Пикери, были наряжены в лучшие платья.
Примерно в половине одиннадцатого явилась Имоджин. На ней было платье из голубого шелка с глубоким вырезом и короткими рукавами. Волосы перевиты коралловыми бусами, на ногах — атласные белые туфли, руки — в желтых перчатках. И хотя перчатки и туфли были грязными, а шелк — старый и местами заштопанный, дети, одетые в простую льняную и хлопчатобумажную одежду и белые переднички, были просто потрясены великолепием их гостьи.
— О, Имоджин, ты выглядишь как юная леди из сказки! — сказала простодушная Кейти. В ответ Имоджин вскинула голову и с шелестом расправила свои юбки.
При этом она воображала, что ее манеры не менее прекрасны, чем ее наряд. Она принадлежала к тому типу людей, которые во время визитов ведут себя иначе, чем в обычной обстановке. Это была совсем другая Имоджин. Такой она становилась лишь по воскресеньям и в исключительных случаях. Она двигалась плавно, шепелявила, постоянно смотрела на себя в зеркало и старалась казаться грациозной и совсем взрослой. Когда с ней поздоровалась тетя Иззи, она повела себя так странно, что Кловер не могла удержаться от смеха, и даже Кейти, которая не видела недостатков у тех, кого любила, постаралась поскорее увести Имоджин к себе.
— Пойдем в беседку, — предложила она, обвив рукой обтянутую голубым шелком талию.
— В беседку! — воскликнула Имоджин. — Как это чудесно! — Но, когда они подошли к сплетенным веткам аспарагуса, ее лицо вытянулось. — Что это? Здесь нет ни крыши, ни башенки, ни фонтана! — разочарованно сказала она.
— Конечно, нет, — откликнулась Кловер, пристально глядя на Имоджин, — мы же делали ее своими руками.
— О! — только и сказала Имоджин. Она была явно разочарована. Кейти и Кловер почувствовали себя обиженными, но, если их гостье не понравилась беседка, следовало придумать, чем бы еще ее развлечь.
— Тогда пойдем в мансарду, — сказали они.
Всей гурьбой они пересекли двор. Имоджин старательно выбирала дорогу, изящно ступая в своих белых атласных туфельках. При виде утыканного гвоздями шеста у нее вырвался вопль.
— Нет, мои дорогие, я туда не полезу! — закричала она. — Никогда в жизни!
— Да ты попробуй! Это же очень легко, легче и быть не может, — увещевала Кейти и тут же влезла наверх и спустилась, и так не менее шести раз, демонстрируя, что это на самом деле легко. Но Имоджин была непреклонна.