И мама, схватив скандалиста,
Его потащила к дантисту.
Дантист покачал головой:
«Ну что ты кричишь, голубчик?
Болит-то всего один зубчик.
Все! Вырвали! Топай домой!»
Эта «валентинка» вызвала у детей дружный смех.
В конверте Джонни оказались бумажная девочка в красной шапочке и такие стихи:
КРАСНАЯ ШАПОЧКА — ДЖОННИ
Милая Джонни, прими мой привет,
Красная Шапочка шлет свой портрет.
Больше не плачь обо мне никогда:
Волк не сумел причинить мне вреда.
Я его сильно лягнула ногой,
Так что он в лес убежал чуть живой.
После я к бабушке в домик пришла,
Маслица ей и пирог принесла.
Хитрый волчище мой путь проследил,
В домик ворвался и нас проглотил.
Мимо охотник как раз проходил,
В волка прицелился и застрелил.
Брюхо ему осторожно вспорол,
Освободил нас и с миром ушел.
В гости теперь приходи к нам, дружок,
Мы испечем для тебя пирожок.
Путь к нам тропинкой лесною лежит,
Волка не бойся — разбойник убит.
Джонни была безмерно счастлива, она очень любила бумажные игрушки.
Филли получил вместе с письмом пачку жевательной резинки. Письмо, написанное на листе писчей бумаги, гласило следующее:
Я был воришкой, мальчик Фил,
Твои резинки утащил,
Потом залез я под кровать,
Чтоб их получше разжевать.
Но, видно, что-то ты услышал
И за свечой на кухню вышел.
Тогда я бросил весь комок,
Оставив маленький кусок.
Теперь исправился я, Фил,
Прошу, чтоб ты меня простил,
И посылаю тот кусок,
Возьми, пожалуйста, дружок!
Кот, бывший воришка
Теперь послушайте мое письмо, — сказала Сиси, которая притворялась такой же удивленной, как все остальные, и делала вид, что с трудом может дождаться, пока Филли кончит читать стихи, посвященные ему. И она громко прочла:
СИСИ
Если б стала, Сиси, ты голубкой,
Я, конечно, стал бы голубком.
Мы б на ветке рядышком сидели
Теплым-теплым летним вечерком.
Клювиками нежно целовались
И в любви друг другу признавались.
Вот что делали бы мы, стань ты голубкой!
Если б, Сиси, ты вдруг стала рыбкой,
Я, конечно, тоже стал бы рыбкой.
Мы в волнах резвились бы, играя,
И тебе бы подарил кита я.
Вот что делали бы мы, стань ты рыбкой!
Если б, Сиси, вдруг ты стала пчелкой,
Я, конечно, тоже стал бы пчелкой.
Мы бы в домике сидели рядом
И друг друга угощали сладким медом.
Вот что делали бы мы, стань ты пчелкой!
— По-моему, эти стихи — самые лучшие, — сказала Кловер.
— Я так не думаю, — возразила Элси. — По-моему, самые лучшие — мои. И потом, у Сиси нет печатки. — И она погладила печатку, которую все время не выпускала из рук.
— Кейти, тебе надо было читать стихи первой, ты ведь старшая, — сказала Кловер.
— Они совсем короткие, — ответила Кейти и прочла:
Румяна, как роза, нежна, как фиалка,
С тобой, моя радость, расстаться мне жалко.
— И это называется «валентинка»? — возмутилась Элси, и глаза ее засверкали. — Мне стыдно, Кейти! Стихи тебе должны быть самыми лучшими.
Кейти с трудом удержалась от смеха. Дело было в том, что на сочинение стихов для других ушло столько времени, что его едва хватило для себя самой. Боясь, что всем покажется странным, если для нее не будет совсем «валентинки», она в последний момент нацарапала этот старый стишок.
— Он, конечно, не очень хорош, — сказала она, стараясь казаться печальной, — но что ж поделаешь?
— Он плохой! — настаивала Элси и прижалась к ней, чтобы как-то загладить эту несправедливость.
— Какой чудесный вечер! — вырвалось у Джонни, а Дорри прибавил: — Да, у нас никогда не было такого, когда Кейти была здорова, не правда ли?
Кейти слушала со смешанным чувством радости и боли. «Похоже, дети в последнее время любят меня немножко больше, — сказала она себе. — Ну почему я не занималась ими так же много, когда была здоровой и сильной?»
Она не открывала письма кузины Элен, пока все не ушли спать. Прочитав его, она сразу поняла, что стихи кузины сильно отличаются от ее «валентинок». Для «валентинок» они были слишком серьезны и глубоки, как объяснила она Кловер на следующий день. «Они гораздо лучше, — прибавила она, — чем все “валентинки” на свете». И Кловер согласилась с ней.
Вот это стихотворение:
В ШКОЛЕ
В школе Радости училась я прежде,
Но ленивою была непоседой,
Игры шумные предпочитала книгам,
Упражнениям и вдумчивым беседам.
И тогда Творец своей волей
Повелел мне идти в школу Боли.
В младшем классе не так было трудно,
Даже Библию смогла прочитать я,
Но потом все сильнее, сильнее
Боль змеею сжимала объятья.
Градом слезы лились поневоле —
Так я стала своей в Царстве Боли.
Два учителя было в той школе,
У обоих я училась прилежно,
И один из них звался Любовью,
Его голос был и тихим, и нежным.
Но не он играл главную роль,
А учитель по имени Боль.
Но потом — это было так странно —
Боль как будто сближалась с Любовью,
Они обе слились воедино
И приникли к моему изголовью,
Повелев мне: «Ответить изволь,
Кто — Любовь пред тобой, а кто — Боль?»
И в глаза мои долго глядели.
Нелегко мне ответить им было,
Но я знала: Любовь — мой учитель,
Боль в глубокую тень отступила.
Хоть училась еще я в той школе,
Но уже не страдала от Боли.
Она снова являлась, бывало,
Но добрей и добрей становилась,
За уроки я ей благодарна —
У нее я Терпенью училась.
И то время минуло давно ли,
Когда я изнывала от Боли?
Знаю, скоро я на ноги встану,
Постараюсь быть доброй и умной,
Нежным оком следить не устану
За ребячьей ватагою шумной.
И за эту нелегкую долю
Я «спасибо» скажу школе Боли.
Глава XIНОВЫЙ УРОК ЖИЗНИ
Долго еще дети вспоминали со смехом веселый вечер Дня святого Валентина. Дорри заявил о своем желании, чтобы этот день повторялся каждую неделю.
— Не кажется ли тебе, что святой Валентин устанет писать для вас стихи каждую неделю? — спросила его Кейти. Но и ей воспоминания о том веселом и светлом вечере помогли пережить и весну, и лето, и долгую, холодную зиму.
В том году весна выдалась поздней, а наступившее наконец лето — жарким. Кейти тяжело переносила жару. Она не могла двигаться и поворачиваться к ветерку то одним, то другим боком. От нескончаемой дневной жары слабела и становилась вялой. Голова ее поникла, как увядший цветок в саду. Но Кейти было хуже, чем цветам: каждый вечер Александр обильно поливал их из резинового шланга, а ей никто не мог дать то, в чем она нуждалась, — струю холодного, свежего воздуха.
Нелегко было сохранять чувство юмора и хорошее настроение при таких обстоятельствах, и мало кто осудил бы Кейти за то, что она порой забывала свою решимость стойко переносить беду и становилась капризной и раздражительной. Не часто, но иногда выпадали такие дни, когда мужество и присутствие духа оставляли Кейти. И все же этот мучительный год болезни научил ее стойкости и терпению. Однако она худела и бледнела, и папа с тревогой замечал, что, изнуренная жарким летом, она была не в состоянии ни читать, ни учиться, ни шить, а сидела час за часом, опустив руки и тоскливо уставясь в окно.
Он пробовал покатать Кейти в карете. Но тряска экипажа причиняла ей такую боль, что она попросила его не повторять больше таких поездок. Оставалось лишь ждать более прохладной погоды. Лето тянулось мучительно долго, и все, кто любил Кейти, обрадовались, когда оно наконец кончилось.
Наступил сентябрь с его холодными ночами и утрами, задули с гор свежие ветры, пахнущие сосной. Казалось, ожили и природа, и люди, и Кейти вместе со всеми. Она снова принялась за чтение и вязание крючком. Через некоторое время она собрала свои учебники и начала учиться по ним, как советовала кузина Элен. Но много недель праздности привели к тому, что учиться ей стало труднее. Однажды она попросила папу разрешить ей брать уроки французского языка.
— Видишь ли, я забыла все, что знала… И Кловер собирается в этом семестре учиться французскому. Мне будет обидно, если она сильно обгонит меня. Как ты думаешь, папа, месье Берже согласится приходить ко мне? Он иногда дает уроки на дому.
— Думаю, он согласится, если мы попросим его, — ответил доктор Карр, радуясь, что Кейти, казалось, проснулась к новой жизни.
Учителя пригласили, и он приходил теперь два раза в неделю. Садился рядом с креслом Кейти, проверяя ее письменные задания, и занимался с ней французскими глаголами и произношением. Он был симпатичным маленьким старичком-французом и умел делать уроки занимательными и приятными.
— Вы теперь более усидчивы, чем раньше, мадемуазель, — заметил он ей однажды. — Если так пойдет, вы скоро станете моей лучшей ученицей. И если ушиб спины сделал вас такой прилежной, может, посоветовать другим юным леди прыгнуть с качелей?
Кейти рассмеялась. Но, несмотря на месье Берже и его уроки и на ее стремление учиться и сохранять бодрость, вторая зима оказалась для нее труднее, чем первая. Это часто случается с людьми, надолго прикованными к постели. Вначале сильное волнение, связанное с новым состоянием, помогает больному принимать мужественные решения. Но месяцы тянутся друг за другом, день следует за днем, и все они скучны и однообразны. И постепенно уходят мужество и присутствие духа. Кейти казалось, что весна была давным-давно и ничего не было после нее, кроме мучительно жаркого лета.