ут проклинать, и они будут согнаны со сцены {и они сойдут со сцены} ошиканные, страмимые, {Далее начато: и перестанут} - так что же? шикай и срами, проклинай и гони, но ты получил пользу от них, этого довольно для них, и сойдут со сцены гордые {Далее было: суровые} и скромные, суровые и добрые, нежные, как были. И не останется их на сцене? - Нет. - Как же будет без них? - Плохо, но после них все-таки лучше, чем до них. И скажут: "после них стало лучше, но все-таки осталось плохо"; и когда скажут это, значит пришло время {Далее было: этому типу} возродиться этому типу, и он возродится в более многочисленных людях, в лучших формах, потому что тогда всего хорошего будет больше, и все хорошее будет лучше; и опять та же история в новом виде, и так пойдет до тех пор, пока люди скажут: "ну, теперь нам хорошо", - тогда не будет этого отдельного типа, потому что уже все люди будут этого типа и с трудом будут понимать, как же это было время, когда он считался особенным типом, а не общею {Далее начато: а. челове б. природ} натурою всех людей.
Но как европейцы между китайцами все на одно лицо и на один манер только по отношению к китайцам, а на самом деле между европейцами несравненно больше разнообразия, чем между китайцами, так и в этом одном, по-видимому, типе разнообразие личностей развивается {Далее начато: гораздо |интере] оригина} на большее число разностей и более отличающихся друг от друга, чем все разности {Далее начато: между} всех остальных типов разнятся между собою. Тут есть всякие люди: и сибариты, и аскеты, и суровые, и нежные, {Далее начато: и способные к} и всякие. Только, как самый жестокий европеец очень кроток, самый сладострастный очень нравствен перед китайцем, так и они: самые аскетичные из них считают нужным для человека больше комфорта, чем воображают люди не их типа, самые чувственные {наклонные к} строже в нравственных правилах, чем ригористы не их типа. {Вместо: не их типа. - было: других} Но все это представляется им как-то по-своему, - и нравственность, и комфорт, {Далее было: все это они как-то иначе} и добро, и чувственность понимают они на особый лад, и все на один лад, и не только все на один лад, но и все это как на один лад, так что и нравственность, и комфорт, и добро, и чувственность - все это выходит по их как будто одно и то же. Но все это опять только по отношению к понятиям китайцев, - между собою они находят очень большие разности понимания по разности натур. Но как теперь уловить эти разности натур и понятий между ними?
В разговорах и делах между собою - но {Было начато: Между собою, но} только между собою, а не с китайцами - выказывают {Далее начато: европейские нак} свою разницу европейские натуры. Так и у людей этого типа {Далее было: когда они} видно бывает очень большое разнообразие, когда дела ведутся между ними, {Далее было: без} но только между ними, а не с посторонними. Мы имели перед собою двух людей этого типа: Веру Павловну и Лопухова, и видели, как устроились отношения между ними. Теперь входит третий человек, - посмотрим, какие разности обнаружатся от возможности одному из них сравнивать двух других, - перед Верою Павловною стоят Лопухов и Кирсанов. Прежде ей не было выбора, теперь есть.
Но надобно же сказать два-три слова о внешних отношениях Кирсанова.
И у него, как у Лопухова, были правильные, красивые черты лица. Одни находили, что из них {из них один} красивее тот, другие - этот. {что этот} Лопухов, более смуглый, с темными каштановыми волосами, имел орлиный нос, {Вместо: с темными ~ нос, - было: а. был из тех, которые б. имел римский орлиный нос} толстые губы, лицо более овальное, карие сверкающие глаза, Кирсанов имел прямой греческий нос, {прямой нос,} маленький рот, {Вместо: маленький рот - было: губы его} более продолговатое, темно-голубые глаза, был очень бел лицом; русые волосы довольно темного оттенка. {Вместо: русые ~ оттенка - было начато: но волоса темно-пепельные, довольно темного} Оба они были люди довольно высокого роста, стройные, {и хорошего здоровья} Лопухов несколько шире костью, Кирсанов несколько выше. {Далее начато: Кирсанов}
Внешняя обстановка Кирсанова была довольно хороша. Он уже был профессором, {Далее начато: ему не бо} - огромное избиравших было против него, - ему бы не только не дали кафедры, его бы не выпустили доктором, да нельзя было: два-три молодые человека да один немолодой человек из его бывших профессоров, его приятели, давно наговорили остальным, что будто бы есть на свете какой-то Фирхов {Фиргоф} и какой-то Клод Бернар, да еще какие-то такие же, которых и не упомнишь, и что будто бы эти какие-то Фирхов, Клод Бернар да еще кто-то - светила медицинской науки; - все это было до крайности неправдоподобно, потому что светила науки нам известны: Бургав, Гуфеланд, {то есть Гуфеланд} - Гарве тоже был великий ученый, открыл обращение крови, - тоже Дженнер, который выучил оспопрививанию, - а этих разных Фирховов да Клодов Бернаров мы не знаем, какие они светила? а впрочем, чорт их знает, - так вот этот самый Клод Бернар отзывался с уважением о работах {о трудах} Кирсанова, {Далее было: и вошел} когда тот еще оканчивал курс, - ну, и нельзя: дали Кирсанову докторство, дали года через полтора кафедру. Студенты говорили, что с его поступлением партия хороших профессоров заметно усилилась. Практики он не имел и говорил, что бросил практическую медицину, но в гошпитале бывал очень подолгу, - бывали дни, что он там и обедал, и пил чай вечером; иной раз даже и ночевал. Что же он {Что он} там делал? Он говорил, что работает для науки, а не для больных: "Я, говорит, не лечу, а делаю наблюдения и опыты", студенты говорили то же, {Далее было: больные} служители гошпиталя говорили иначе между собою: "Ну, этого Кирсанов берет в свою палату, - видно, труден", а потом больному: "Будь благонадежен, {Далее было: уж коли один волосок может ухватить, от могилы оттащит. [Он] Этот таких вылечивает, что только} супротив этого лекаря редкая болесть может устоять". {Вместо: Я, говорит ~ устоять - было: но больные находили, что он не лекарь, а отец.}
В первое время замужства Веры Павловны Кирсанов бывал {Начато: Кирсанов с полгода быва} у Лопуховых очень часто - почти через день, иногда и каждый день. Он скоро стал {Много времени он был} чрезвычайно дружен с Верой Павловной. {Далее было начато: а. Вдруг б. Одн} Так продолжалось с полгода. Однажды они сидели втроем - он, муж и она, {Далее было: а. Они болтали и Вера Павловна шутя сказала как-то кстати, что б. Начато: Вдруг} разговор шел, как обыкновенно, без всяких церемоний; Кирсанов болтал больше всех, но вдруг замолчал.
- Что с тобою, Александр?
- Так что-то, нашла хандра.
- Это с вами редко случается, Александр Матвеевич, - сказала Вера Павловна.
- Без причины даже никогда, - сказал Кирсанов каким-то натянутым голосом.
Через несколько времени - гораздо раньше обыкновенного - он встал и ушел, простившись, как всегда, просто.
Дня через два Лопухов сказал Вере Павловне, что он заходил к Кирсанову и, как ему показалось, встречен был несколько странно, {Далее было: а. с натянутою, б. с особенною, на него, вовсе не умевшего} - Кирсанов как будто хотел быть с ним любезен, что было вовсе лишнее между ними. Лопухов, посмотрев, посмотрев на него, сказал прямо: "Ты, Александр, что-то дуешься, - на кого? - на кого, на меня, что ли?" - "Нет". - "На Верочку?" - "Нет". "Так что же с тобою?" - "Нет, ничего, что тебе показалось?" - "Да это вздор, ты нехорош ныне со мною, натянут, {Далее было: ухаживаешь} любезен, {любезен и приторе} и видно, что дуешься". Кирсанов начал расточать уверения, что нисколько, - и тем окончательно выказал, что дуется. Потом ему стало как будто стыдно, он стал прост, хорош, как следует, даже очень мил. {Далее было: говорил так тепло, хо} Лопухов, воспользовавшись этим, опять спросил: "Ну, Александр, {друг,} скажи же, за что ты дулся?" - "Я не думал дуться", - и опять стал натянут, приторен и противен.
Что за чудо? Лопухов не мог вспомнить ничего, чем бы мог оскорбить его, да это и было невозможно при их глубоком {Было начато: действительною} уважении друг к другу, при горячей, безусловной дружбе их. Вера Павловна тоже очень усердно вспоминала, не она ли чем оскорбила его, - тоже ничего не могла отыскать и тоже знала по той же самой причине, как у мужа, что это невозможно с ее стороны.
Прошло еще дня два, - не быть четыре дня сряду у Лопуховых было делом необыкновенным для Кирсанова. Вера Павловна {Далее было: а. напомнила б. сказала} даже вздумала, здоров ли {не заб} он, - Лопухов зашел посмотреть, не болен ли в самом деле. - Какое, нездоров! - продолжает дуться. Лопухов стал приступать {приставать} к нему настойчиво, - он, после долгих отнекиваний, начал говорить какой-то нелепый {пошлый} вздор о своих чувствах к Лопухову и Вере Павловне, что он очень любит их, - но из всего этого следовало, что они к нему невнимательны; {Далее было: а. и что он видит, что он бывает б. все это было так дико в Кирсанове - словом} - ну, видно было, что человек вломался в амбицию. Все это было так дико видеть в человеке, {Далее начато: порядочн} за какого Лопухов знал Кирсанова, что гость сказал хозяину: "Послушай, ведь мы с тобою приятели, - ведь это, наконец, должно быть совестно тебе". Кирсанов с изысканною переносливостью отвечал, что действительно это, с его стороны, может быть, мелочность, но что ж делать, если многим обижался. "Ну чем же?" Он начал высчитывать множество случаев, {слов или случаев} которыми обижался в последнее время, все в таком роде: "Ты сказал, что светлее у человека волосы, тем он ближе к бесцветности; Вера Павловна сказала, что нынче чай вздорожал, - это колкость на мой цвет {а. моим б. моему цве} волос, {волос и лица} это намек, что я вас объедаю"; у Лопухова опустились руки: {Далее начато: такой ахинеи он} человек помешался на амбиционности или, вернее сказать, просто стал дураком и пошляком.
Лопухов возвратился домой просто опечаленный: тяжело было увидеть такую сторону в человеке, которого он так любил. На расспросы Веры Павловны, что же он такое узнал, он отвечал грустно, что лучше об этом не говорить, что Кирсанов говорил неприятный вздор, что он, вероятно, болен.