Виновником болезненного кризиса был лично этот человек. Его учение, философия, идеология состояли в проповеди умеренности и доктрины «ненасильственного сопротивления захватчикам». Ганди утверждал, что любое физическое насилие над злом может порождать только новое зло и пользоваться им даже в благих, справедливых целях национального освобождения категорически нельзя. Ни один британец в Индии – даже полицейский, бьющий людей дубинками или стреляющий в толпу, – не должен физически пострадать. Единственный достойный, правильный путь к свободе, по версии Махатмы, – решительное несотрудничество с оккупационной властью. Формы этого бойкота могли быть разными. Ганди призывал народ к тому, чтобы не принимать звания от англичан, не работать на них ни в каком качестве, не соглашаться с решениями их судов, не носить европейскую одежду (и даже индийскую, сотканную на их фабриках), не платить налоги. Вместо этого в экономике он предлагал идти по пути упрощения хозяйства: ткать традиционную одежду вручную, расширять мелкие производства, от сложной технологичной продукции, которую нельзя произвести без крупных фабрик, следовало отказаться. По его мнению, счастье человека заключалось не в вещах, а в «праведности души». Он считал, что правильный путь – жить скромно, но справедливо и в гармонии с природой. Правда, сам Ганди перемещался по стране на автомобилях и поездах, не раз пересекал океаны на морских лайнерах, а в старости от болезней его спасали западные антибиотики. Впрочем, расхождения между идеологией и поступками в истории хорошо известны; к тому же Ганди большую часть времени действительно жил аскетично.
Я направился в столицу Индии, Дели, где пообщался с главами местной администрации и собрал о новом проповеднике больше информации. Противники Ганди в Индии (а их тоже было немало) нередко упрекали его в тайном пособничестве англичанам и пораженчестве. Самые резкие из них даже называли его «купленным британским шпионом». По их словам, Ганди хитро играл роль лидера протестов, а на самом деле его учение помогало захватчикам держать ситуацию в стране под контролем, еще и малой кровью. Но теперь я воочию убедился, что это было не так. Чиновники администрации, которые когда-то относились к Махатме снисходительно, с юмором и даже сочувствием, теперь буквально клокотали от ненависти к нему. Казалось, что тихому индусу действительно удалось нащупать их болевые точки. Расстрелять пару демонстраций, с точки зрения колонизаторов, было грубо, жестоко, некрасиво, плохо для репутации Британии, но не так уж и сложно. А вот посадить в тюрьму двадцать миллионов индусов, одновременно отказавшихся в прошлом году платить налоги в казну империи, было задачей явно невыполнимой. Самых видных неплательщиков в назидание другим, конечно, сажали, и надолго, но это было лишь каплей в море и никак не меняло плачевную ситуацию с упавшими доходами. Еще менее понятно было то, как заставить индусов покупать английский текстиль, от которого они массово отказывались. Власти пробовали пойти на хитрость, перенеся часть фабрик из Манчестера в Индию, но уловка была шита белыми нитками и не сработала: такую продукцию, даже физически сотканную руками индийцев, местные тоже раскупали плохо. Причем в таком поведении потребителей, как ни крути, не было ни малейшего состава преступления. Показательным стал визит одного из членов королевской семьи в Дели. Планировался пышный прием с миллионами радостных людей на улицах с цветами в руках, но вместо этого столица во время проезда кортежа демонстративно «вымерла»: ее жители по призыву Ганди остались дома.
Убедившись в действенности тактики, предложенной Махатмой, за ним пошла большая часть страны: в кои-то веки объединились даже вечно враждующие индуисты и мусульмане, а сам Ганди был избран главой Индийского национального конгресса. Но британцы не были бы хозяевами половины мира, если бы не нашли действенный ответный ход. Они провели ряд точечных, но исключительно жестоких репрессий в разных местах Индии, которые вынудили местных снова взяться за оружие. Ганди в своем духе выступил с порицанием этих актов насилия, но общественное мнение было «за», и немалая часть его сторонников начала отворачиваться от него. Теперь властям надо было действовать быстро и решительно. Лондон согласовал арест Ганди, который должен был произойти в ближайшее время. Независимо от этого, мне надо было успеть добиться от него отмены его запрета на покупку индийцами английской одежды.
В те годы Махатма жил в ашраме – индуистской духовной общине единомышленников на окраине крупного современного промышленного города Ахмедабад, неподалеку от тех мест, откуда он был родом. Участники общины занимались различным ручным трудом, в основном текстильным – ткачеством и прядением на примитивных деревянных станках; женщины и дети ухаживали за обширным садом и занимались домашним бытом. Количество участников общины в разные годы колебалось от нескольких десятков до пары сотен человек. Вечерами Ганди (до этого, как и все, весь день проработавший руками) произносил на сон грядущий небольшую проповедь на душеспасительные темы. Финансовый результат деятельности ашрама всегда был глубоко отрицательным. Он существовал за счет богатых спонсоров, поклонников Ганди, что вроде бы доказывало экономическую нежизнеспособность доктрины философа. Но сам он относился к этому факту как к ничего не значащей досадной мелочи и считал свою общину «моделью идеального мира», наглядным образцом правильного уклада жизни для Индии и, возможно, всего человечества.
Важной чертой жизни ашрама Ганди было то, что в него свободно допускались представители всех индийских каст, что было немыслимо в то время. Людей из низшей касты неприкасаемых Махатма приветствовал особенно сердечно. Согласно тысячелетней традиции, такие люди могли выполнять только самую грязную работу – вроде мусорщиков или чистильщиков канализации. Не только сами эти люди, но и предметы, к которым те хотя бы раз прикоснулись, вода, выплеснутая из их ведра, и даже тень от них на земле считались глубоко оскверненными, грязными, порочными. Для представителей других каст просто прикоснуться к перечисленному означало навлечь на себя позор до конца жизни. Ганди полностью отвергал кастовую систему, неприкасаемых называл «божьими людьми» и изгонял из своей общины тех, кто высказал хотя бы слово неудовольствия от их присутствия рядом с собой.
Именно из таких людей состояла публика в вагоне низшего, третьего индийского класса, в котором мне пришлось ехать из Дели в Ахмедабад. Дорога занимала сутки, и в других обстоятельствах я бы заплатил любые деньги, чтобы находиться в первом классе, а не в этом, доверху набитом нищими полуголыми индусами, ужасном вагоне. Многие пассажиры всю дорогу ехали стоя; в вагоне, несмотря на постоянно открытые окна, было влажно, жарко и душно: все его пространство, не занятое потными пахучими телами, заполняли тюки и чемоданы. Кромешный ад, но такова была часть моего замысла. Ганди принял обет ездить в поездах только третьим классом, и я хотел показать ему, что не он один на это способен. Появление в таком вагоне хорошо одетого, респектабельного белого господина вызвало сенсацию среди пассажиров: такого, вероятно, еще не случалось в истории. Проникшись, индусы, как могли, постарались обеспечить мне хотя бы минимальный комфорт: уступили сидячее место и всю дорогу старались вести себя как можно тише, чтобы по возможности не мешать мне. Впрочем, в глубине души я гордился собой: недаром британцы издавна славятся не только любовью к деньгам и властностью, но и умением невозмутимо, стоически выносить временные трудные, малоприятные обстоятельства.
По дороге я перебрал в памяти детали биографии Махатмы и снова отметил про себя ее обычность. Он родился в небольшом городе, с деревенским укладом жизни. Отец – чиновник, уважаемый, грамотный, но бедный. В многодетной семье Махатма был старшим. В отличие от шустрых младших братьев и одноклассников, он всегда был «правильным», послушным, тихим, постоянно рефлексировал по любому поводу. Женили его, по индийским обычаям того времени, рано – в тринадцать лет. Первое время он воспринимал жену (которая на всю жизнь станет его верной союзницей) как подругу для детских игр. С ранних лет проникся догмами индуизма: в юности стал веганом (не ел не только мяса, но даже рыбы и яиц), не курил, не изменял жене. Но и приверженцем определенной веры его назвать было нельзя. Ганди часто критиковал индуизм (кастовость и другие его положения). Провозглашал, что «Бог существует, он един для всех людей и выше всех религий» и что «смысл жизни человека заключается в поиске Бога и правильного пути к Нему». К сексу относился как к неизбежному способу продолжения рода, но считал его глубоко греховным источником удовольствия. В тридцать лет с небольшим, после рождения четвертого ребенка, Ганди примет обет полного отказа от секса и будет следовать ему до конца жизни (позже он признавался, что следование этому обету было самым тяжелым; и, кстати, мнение супруги его не беспокоило: если он так решил, она была обязана смириться).
После школы на деньги богатого родственника молодой Ганди уехал учиться в Англию. Дела там у него шли ни шатко ни валко: друзей за пределами индусской общины не завел; диплом юриста получил за деньги, выучив всего пару предметов и толком не сдав экзамены; по наивности то и дело попадал в неловкие бытовые ситуации, а главным увлечением его жизни в те годы был поиск хороших вегетарианских кафе (редкость для Британии). Вернувшись домой, пробовал начать свою адвокатскую практику, но из-за слабых знаний и природной робости у него почти не было клиентов, а тяжбы тех, что были, он проигрывал. Чтобы прокормить детей, с семьей перебрался в Южную Африку, где устроился на место юриста крупной индийской компании. Там и произошел мелкий эпизод, в корне изменивший характер Ганди и весь ход его жизни. В поезде, на котором он ехал в командировку, его с позором выгнали из вагона первого класса (куда он честно купил билет): пассажиры посчитали его «цветным