Я внимательно выслушал гения, немного промолчал, и с некоторой горечью вздохнул.
– Господин Эйнштейн, мне кажется, мы разжевали суть относительности до крайней простоты. Сделаю последнюю попытку донести широкой публике суть ещё проще. Воспринимаемые нами базовые явления природы – пространство, время и масса в повседневной жизни кажутся нам неизменными, абсолютными. Но с точки зрения физики Вселенной они могут меняться в зависимости от скорости их движения относительно наблюдателя. Когда эта скорость приближается к скорости света, эти «абсолютные» вещи начинают вести себя странно. Масса резко растет, время сильно замедляется, пространство сжимается. Когда объект достигает скорости света, масса становится бесконечной (поэтому ничто не может достичь ее, кроме фотонов света, не имеющих массы вообще), а время полностью останавливается (с точки зрения стороннего наблюдателя). Впрочем, боюсь, что как бы мы ни старались, но большинство читателей нашей газеты суть вашей теории все равно не поймут.
– Ничего страшного. Кто-то обязательно поймет. А остальные… В конце концов, любой человек может спокойно, счастливо жить и не понимая этой теории. На медленных по космическим меркам земных скоростях эффекты релятивизма (искажения времени и пространства) так ничтожно малы, что, даже если бы они были в тысячу раз сильнее, чем они есть, мы бы их все равно нашими органами чувств никак не ощутили.
– Насколько я понимаю, мы с вами попытались объяснить специальную теорию относительности. Ваша общая теория относительности посвящена еще более глобальной тайне Вселенной.
– Да, верно. Если упростить ее, то речь идет о том, почему во Вселенной существует гравитация. То есть один массивный предмет притягивает другой. Например, каким образом масса нашего Солнца притягивает и удерживает вокруг себя планеты, включая нашу Землю.
– Как известно, этот закон открыл великий сэр Исаак Ньютон. Он описал его действие и привел точную формулу. Но он не смог объяснить природу этой величайшей силы Вселенной.
– Раскрыть эту тайну мне помог еще один сон. Правда, не детский. Однажды мне с ужасом привиделось, как лифт, на котором я спускаюсь, сорвался с тросов и падает в бездонную пропасть. Внезапно я осознал, что при этом мое собственное тело внутри лифта не стало бы весить ничего. Перед тем как разбиться вместе с лифтом о землю, в течение нескольких секунд падения мое тело станет совершенно невесомым. Я буду летать внутри этого падающего лифта, как перышко.
Я внезапно подумал о том, как мне жаль, что гений не дожил до эры полетов в космос. Во времена его молодости никто и не задумывался о том, что космонавты внутри своих космических кораблей постоянно будут находится в невесомости. По той же причине, что и человек в падающем лифте. С точки зрения физики космический корабль не «летит» по земной орбите, а все время свободно падает. Но центробежная сила заставляет его раз за разом, виток за витком плавно огибать Землю, вместо того чтобы камнем упасть на земную поверхность.
– Задумавшись над тем, почему человек станет невесомым в падающем лифте, я пришел к важному выводу. Неспециалисту он кажется банальным, но в физике это стало переворотом. Представьте, что человек упал с крыши небоскреба. В момент удара о землю его тело в зависимости от высоты, с которой он упал, благодаря инерции массы весило, например, тонну. Допустим, автомобиль, спокойно стоящий на земле, тоже весит тонну. Я доказал, что для Вселенной тонна, которую весит благодаря инерции скорости падения человек, и тонна, которую весит неподвижный автомобиль, – это абсолютно одно и то же. Как ни верти, с какой стороны эти две массы по тонне каждая ни сравнивай друг с другом, со всех точек зрения для природы они будут одинаковыми. Я назвал это принципом эквивалентности инерции и массы.
– Мне кажется, что это просто и интуитивно понятно.
– Возможно. Но из этого вытекает потрясающий вывод. Он объясняет то, как масса одного тела притягивает массу другого. Массивные небесные тела, такие как Солнце и звезды, искажают, искривляют само пространство вокруг них. Образуют в нем как бы неровности, невидимые каналы, по которым более легкие тела (например, планеты) притягиваются и затем вращаются вокруг них.
Это несложно представить на обыденном примере. Допустим, два человека взяли за края простыню и максимально натянули ее. Затем в ее центр кладут тяжелый железный шар. Центр простыни немного прогнется вниз. Затем вы кладете на края простыни несколько маленьких шариков. Они начнут кругами, плавно скатываться к центру, к большому шару. В этой упрощенной аналогии железный шар – это звезда. Маленькие шарики – планеты вокруг нее, а простыня – искривившееся под воздействием огромной массы центрального шара само пространство космоса.
Мою трактовку действия гравитации многие ученые поначалу приняли с еще бо́льшим скепсисом, чем описанный мной ранее парадокс света и времени. К счастью, общую теорию относительности проверить экспериментом оказалось даже проще, чем специальную. Частицы света невесомы, у них нулевая масса. Если моя общая теория была бы неверна, то масса звезды никак не влияла бы на проходящие мимо нее лучи света звезд. По формуле Ньютона, если масса одного из двух объектов нулевая, то гравитации нет. Но я-то утверждаю, что масса звезды искривляет само пространство вокруг себя! Если это так, то невесомые лучи света звезд, проходя вблизи Солнца, должны немного отклоняться от своей обычной прямой траектории. В 1919 году было проведено астрономическое наблюдение, доказавшее, что лучи далеких звезд, проходящие близко к Солнцу, искривляются самой его массой. Моя теория была убедительно доказана.
Я подумал о том, что, возможно, Эйнштейн праздновал победу над главной тайной Вселенной слишком рано. Да, его теория верна, и масса действительно искривляет пространство. Открыв это, он продвинул физику и науки о Вселенной далеко вперед. Но вот только КАК именно, посредством ЧЕГО масса искривляет космическое пространство? За следующие сто лет было сделано много попыток научных ответов на этот вопрос: теория струн, бозоны Хиггса, квантовая теория гравитации. Но ни одна из них пока не добилась окончательного успеха.
– Господин Эйнштейн, правда ли, что вы сейчас работаете над «теорией всего»?
– Да. Как я много раз говорил и в прессе, и на научных конференциях, меня категорически не устраивают основные положения квантовой физики. Даже несмотря на то что я сам когда-то заложил первый камень в ее фундамент. Меня бесит принцип неопределенности. Я не могу согласиться с тем, что природа – это лотерея. Вместо этого я хочу представить миру другую, еще более глобальную теорию, которая наконец объяснит все тайны природы. После открытия такой теории я могу на следующий день спокойно и счастливо покинуть этот мир с улыбкой на устах.
– А если вам не удастся ее найти? Вдруг такой всеобщей теории не существует? Помните, как древние безуспешно искали формулу квадратуры круга (которой, как мы знаем, нет), а великий Пифагор пытался найти тройки чисел третьей степени (их тоже нет, согласно теореме Ферма). Кто знает, возможно вы сейчас занимаетесь тем же самым: ищете то, чего попросту нет.
– Я уверен, что наш мир не может быть хаосом. Ведь иначе Вселенная не смогла бы оставаться стабильной. И тогда ни Земли, ни лично нас с вами просто не существовало бы.
– А вы знаете, что знаменитый квантовый физик Паули сказал по поводу ваших попыток найти связь между законами атомов и законами космоса?
– Нет. Признаться, я намеренно уже несколько месяцев не читаю прессу.
– Он утверждает, что ваши искания тщетны. «То, что Бог разорвал, – человеку не соединить».
Повисло неловкое молчание. Я почувствовал, что нам пора перейти от физики к философии.
– Вы знаете, что миллионы людей во всем мире беспокоит вопрос: верит ли Эйнштейн в Бога? Да – именно так. В различных интервью вы давали несовпадающие ответы на этот важнейший для многих вопрос. В одних случаях говорили, что вы не верите и считаете древние религии отжившими свой век. В других, в споре с квантовыми физиками, говорите: «Этого не может быть! Бог не играет в кости!» Так что же в итоге, по-вашему, существует Бог или нет?
Эйнштейн по-доброму усмехнулся и предложил немного прогуляться вдоль берега озера, размять наши слегка затекшие ноги. Накануне шел дождь, тут и там вдоль тропинки виднелись лужицы и грязь, но мы старались аккуратно обходить или перешагивать через них. После паузы и размышления гений науки пояснил:
– Я верю в Бога Спинозы, проявляющего себя во всем сущем, подвластном законам гармонии. Но не в Бога, озабоченного судьбой и делами человечества.
– Расскажите подробнее. Уверен, что нашим читателям это будет не менее интересно и уж точно более понятно, чем сложные физические теории.
Эйнштейн остановился, глядя куда-то вдаль, через озеро, дальний берег которого в сегодняшнюю ясную погоду был хорошо различим.
– Я не могу представить себе личностного Бога, непосредственно влияющего на поведение отдельного человека и вершащего суд над собственными созданиями. Для Творца мира такая задача была бы слишком мелкой. Моя религиозность заключается в смиренном восхищении превосходящим нас Духом, открывающим себя в том малом, что мы можем осмыслить в доступном нашему познанию мире. Это убеждение в существовании высшего разума, обнаруживающего себя в самом строении Вселенной и красивых законах, управляющих ею, и составляет мою идею Бога.
– Вы верили в такого отстраненного, недосягаемого для нас Бога еще в детстве или пришли к этим убеждениям в зрелом возрасте, постепенно?
– Наша семья не была религиозной. В школе, когда мои одноклассники посещали церковные занятия, я как еврей был от них освобожден. В детстве я редко думал о Боге. Но меня часто охватывало чувство, которое я сейчас описал бы как близкое к истинно религиозному. Наш мир представлялся мне огромной сказочной библиотекой. Мое сознание наслаждалось ощущением того, что природа содержит бесконечное количество тайн. И некоторые из них мне лично, возможно, посчастливится разгадать. Далее я логически заключал, что если мир – это библиотека из тысяч удивительных книг, то, значит, есть и некий великий Автор, написавший эти книги.