Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир — страница 59 из 84

Исследования Нильса Бора наравне с работами Альберта Эйнштейна создали для человечества ту великую научную картину мира, которая в общих чертах считается верной и сейчас, в XXI веке.

Глава 19Сложности языка, логики и загадка бытия(Людвиг Витгенштейн и Мартин Хайдеггер)

Место: Ньюкасл (Великобритания) и Фрайбург (Германия)

Время: 1943 год

Моя миссия в этот раз казалась особенно трудной. Мне предстояло побывать в двух городах двух стран, воюющих между собой, в разгар самого кровопролитного конфликта в истории человечества.

Я планировал встретиться с двумя непримиримыми оппонентами в области философии. Точнее, эти двое людей (бывших ровесниками и имевших общий родной язык, немецкий) даже не спорили, а демонстративно игнорировали, презирали друг друга. Они никогда не встречались, а в беседах с другими за глаза называли друг друга «пустословами». К середине XX века большая часть философского сообщества разделилась приблизительно пополам, сплотившись вокруг одной из этих двух влиятельных, значимых фигур.

Философия как область познания, имевшая в древности статус «науки наук», сохранявшая высокий авторитет и в Средневековье, и в XIX веке, в первой половине XX столетия ушла в тень естественных наук: физики, химии, биологии, математики, развивавшихся как никогда бурно. Кому-то казалось, что немецкие титаны мысли прошлого века (Кант, Гегель и другие) незыблемо и навечно сформулировали основы философии и существенно развить их или тем более предложить нечто принципиально новое уже невозможно. Другие полагали, что философия неизбежно тесно связана с религией. А то время было пиком моды на атеизм в среде интеллектуалов. Третьи считали, что теперь, когда любую научную гипотезу требовалось обязательно проверять экспериментами, философия и вовсе утратила статус науки, став лишь набором абстрактных недоказуемых общих предположений. Понимание того, что философия необходима и для развития точных наук, и для совершенствования интеллекта человека, а главное – как базис для понимания не просто отдельных явлений, а целостной сути окружающего мира, во всей его сложности и противоречивости, вернулось в общественное сознание не раньше последней трети невероятно бурного XX века.

Но даже и в это, пожалуй, самое неблагоприятное для философии время труды отдельных ученых вызывали широкий интерес. В 1910-х ими были англичанин Бертран Рассел и немецкий мыслитель еврейского происхождения Эдмонд Гуссерль. Правда, раскрыть философские взгляды во всей полноте им не довелось. Рассел основную часть времени посвящал математике и социологии, а его коллега испытывал проблемы из-за растущего в Германии антисемитизма. В 1920-х в дело вступили их прямые последователи: любимый ученик Рассела австриец Людвиг Витгенштейн и любимый ученик Гуссерля немец Мартин Хайдеггер. Они оба были столь же талантливы, как и их наставники, а их преимущество состояло в том, что они смогли всю жизнь посвятить философии.

При этом области их интересов в этой науке практически не пересекались. Они исследовали разные проблемы, использовали свои инструменты, пришли к разным выводам. А в личном, человеческом плане эти двое и вовсе были противоположностями. Но даже в них можно найти нечто общее. Они оба указали огромную философскую проблему, каждый на свою, стоящую перед человеческим разумом. Но при этом они так и не решили эти проблемы, а скорее выдали набор глубоких, многогранных рассуждений о них. Оценки значимости для науки работ этих двух авторов по сей день колеблются в широком диапазоне от «великие гении, титаны мысли» до «писали неясно о чем и непонятно зачем». Мне предстояло разобраться в этом непростом вопросе.

Весна 1943 года стала страшным временем для Европы. Вторая мировая война была в самом разгаре, и лишь пару месяцев назад, после окончания Сталинградской битвы на далекой от центра Европы Волге, в ней наметился слабый перелом в пользу держав, воюющих с нацизмом. Но никаких гарантий их победы еще не было. Англия хотя и не открыла пока сухопутный фронт, но активнейшим образом боролась с фашистами с помощью авиации и флота. В ответ те не прекращали бомбардировки Британии. Одним из самых пострадавших от авианалетов городов был промышленный Ньюкасл на северо-западе Англии. Вокруг него было сосредоточено множество заводов и угольных шахт, исключительно важных для британской экономики.

Вид еще недавно крупного, экономически процветавшего города теперь производил тягостное впечатление. Больше половины зданий стояли разрушенными. Впрочем, сейчас бомбардировки происходили реже: все больше сил нацистов приходилось перенаправлять на Восточный фронт, где началось успешное наступление Советской армии. Налеты немецкой авиации происходили теперь только ночью, а днем можно было ходить по улицам спокойно. Моей целью был находившийся в Ньюкасле крупный военный госпиталь.

Он располагался в мрачных серых зданиях в центре города вдоль берега реки. Помимо медиков здесь трудилось немало добровольцев. Одним из таких ассистентов уже два года работал бывший профессор философии Кембриджа с австрийскими корнями. Человеком он был способным и, несмотря на свой солидный возраст, быстро обучаемым. Он начинал санитаром, но со временем обучился всем азам медицины: готовил лекарства для раненых и больных, умело делал перевязки, был хорошим психологом и собеседником для пациентов. Даже своим внешним видом во многих больных вселял оптимизм. Он был высоким, подтянутым, с темными густыми кудрявыми, немного подернутыми сединой волосами, с пламенным, гипнотическим взглядом больших темных глаз. Хотя по натуре этот человек был, наоборот, резким и нервным, всю жизнь планировал покончить с собой (даже пробовал, но неудачно) и многим казался психически не вполне нормальным, но в госпитале, на работе, он старался применять свою энергию и необыкновенный интеллект только во благо окружающим. Жизнь этого человека напоминала сюрреализм, столь модный в мировой живописи в те времена. Пожалуй, это была одна из самых необычных биографий столетия вообще.

Людвиг Витгенштейн родился в Вене во времена расцвета Австро-Венгерской империи. Его отец был крупным сталепромышленником и мультимиллионером, самым богатым человеком страны. Он рос во дворце, частыми гостями известной и культурно развитой семьи Витгенштейнов был цвет империи тех лет: композитор Малер, художник Климт, психотерапевт Фрейд и другие. Детей учили музыке знаменитые исполнители, наукам – ученые и лучшие преподаватели. Семья была большой – восемь детей. Но впоследствии судьбы почти всех его родных оказались трагическими. Родители рано умерли. Трое из четырех братьев Людвига уже в молодости покончили с собой, еще один брат потерял на войне руку и стал единственным в истории известным одноруким пианистом. Его сестры пострадали в ходе холокоста из-за еврейского происхождения. Таким образом, непростая судьба философа оказалась все же лучше доли, выпавшей всем его родственникам.

После университета, где Людвиг изучал точные науки, он занимался конструированием и первым в мире изобрел реактивный авиационный двигатель (!). Но для промышленности в 1910 году такое устройство оказалось слишком сложным, поэтому оно не было внедрено, а затем и вовсе забыто на пару десятилетий. Разочарованный Витгенштейн в первый раз едва не покончил с собой, затем устремил свой взор на математику и философию. Переехал в Кембридж, став ближайшим учеником Бертрана Рассела. В порыве патриотизма и желании испытать самые острые эмоции (в идеале – погибнуть) Людвиг в Первую мировую добровольно уходит на фронт, в немецкую армию. Лишь чудом выживает, а в перерывах между боями в окопах пишет свой главный философский труд. В итоге глубоко разочаровывается в войне, став на всю жизнь ярым пацифистом. Вернувшись в Вену, Людвиг широким жестом непонятно зачем отказывается от многомиллионного наследства отца (потом он всю жизнь будет выпрашивать мелкие деньги у сестер, друзей и коллег). В Кембридже благодаря Расселу публикует свою первую, так и оставшуюся главной работу «Логико-философский трактат», вызвавшую в ученой среде громадный интерес. Затем неожиданно бросает все и уезжает работать школьным учителем в забытую богом горную австрийскую деревушку, «подальше от всего». Но карьера учителя не складывается: нервный Витгенштейн иногда физически лупит детей за их «тупость», из-за чего в итоге ему приходится уйти. Он решает вернуться в Кембридж. Помимо тяжелого характера и частых нервных срывов жизнь философа осложняет и его нетрадиционная ориентация, что в то время осуждалось и даже уголовно преследовалось. Несмотря ни на что, к концу 1930-х годов Витгенштейн становится ведущим профессором философии в Кембридже. Но с началом войны он бросает кафедру и уходит в простые санитары.

В тот день философ работал в утреннюю смену: с четырех утра до полудня. Бомбежек, к счастью, не было уже неделю, тяжелых пациентов стало меньше. Я был аспирантом кафедры философии Кембриджа. Меня прислали коллеги, чтобы точно узнать, когда профессор Витгенштейн вернется к преподаванию. Немало студентов, причем не только из Англии, специально приезжали в Кембридж только ради того, чтобы послушать его лекции. Никто не ожидал, что ученый отойдет от дел так надолго. Профессор сообщил, что планирует вернуться через несколько месяцев, так как он невероятно устал физически от работы в госпитале, а война и бомбежки, по его мнению, должны закончиться максимум через год. Я сказал, что я впервые в Ньюкасле, и попросил порекомендовать хороший маршрут для прогулки. Мой собеседник нервно усмехнулся, заметив, что и до войны этот город был не особенно красив, а нынешние руины нормальному человеку и вовсе лучше не видеть.

– Ну что-то вы все-таки должны делать в свободное время?

– Да, конечно. Поблизости есть кинотеатр. Он был построен до войны и чудом сохранился. Там каждую неделю крутят новые голливудские фильмы. Я смотрю их все. Некоторые по несколько раз. Обожаю кино, хоть оно и смешное в своей наивности. По крайней мере хотя