— Все нормально.
Вот в чем проблема: у меня день рождения в субботу. Но мама завтра утром уезжает на север штата, у нее там какие-то показания и согласования. Вернется она только в понедельник — как и папа, — а значит, семнадцатилетие я встречу в гордом одиночестве в квартире дедушки Мильтона. Но хуже всего то, что это мог быть самый эпический день рождения на свете. Это мог быть гребаный медовый уик-энд с Беном. Никаких родителей — только пустые апартаменты, тридцать шесть презервативов и мы с моим восхитительным бойфрендом (также известным как сволочной бывший).
— Я дам Намрате и Джульетте твой номер, ладно? Пусть за тобой присмотрят.
Я пожимаю плечами.
Несколько секунд мы молчим. Мама откашливается.
— Если ты хочешь поговорить о…
— Не хочу.
Нет, а что я скажу? Какая жалость, мам, что в твой отъезд я не лишусь девственности с Беном, потому что он разбил мне сердце и теперь я снова одинок. Прощайте, шесть пачек презервативов, вряд ли вы мне когда-нибудь понадобитесь.
— Ну, если передумаешь… — начинает она и прикусывает губу. Приехали. — Не знаю, Артур. Мы с папой просто о тебе волнуемся…
— Спасибо, но вот этого не надо.
— Чего не надо?
— Родительского единения. «Мы с папой». Да бросьте.
— Дорогой, я…
— Знаешь, что самое крутое? Что все — абсолютно все вокруг — мне врут. Постоянно. Потому что — о, ну это же Артур, как он справится с нашими ужасными скелетами в шкафах! — Я поднимаю ладони. — Вы хотите развестись? Отлично. Просто скажите об этом.
У мамы открывается рот.
— Развестись?..
— Да брось.
— Артур, что? У нас с твоим папой все в порядке.
— У вас ничего не в порядке.
Мама смотрит на меня как-то странно.
— И давно ты об этом переживаешь?
— С сотворения мира! Вы все лето грызетесь без передышки.
— Дорогой, нет. У нас, конечно, выдались нелегкие времена — учитывая, что твой папа потерял работу…
— Поверь, я в курсе. Вам стоит научиться ругаться потише.
Такое ощущение, будто из комнаты выкачали весь воздух. Кажется, я даже слышу собственное сердцебиение.
— Хорошо, — говорит мама. — Почему бы нам тогда не позвонить твоему отцу?
— Прямо сейчас? — стону я, закрывая лицо руками.
Мама прижимает трубку к уху, встает и начинает что-то бормотать вполголоса, но я даже не пытаюсь подслушивать. Устал об этом переживать. Устал пытаться . Вот что мне в самом деле стоит прекратить: волноваться и пытаться. Как мои родители оставили попытки наладить отношения.
Как Бен моментально оставил попытки меня вернуть.
С понедельника я получил от него ровно одно сообщение. Одно . Очень хорошо демонстрирует, как решительно он был готов за меня бороться. Да и с чего бы ему отстаивать отношения с парнем, который через неделю уедет в Джорджию, — если под боком все лето сидел такой замечательный бывший? Окей, я знаю, что это не от него зависело. Но он лгал мне каждый день. Каждым словом. Он даже коробку Хадсону не отправил.
Мама возвращается в гостиную и протягивает мне телефон.
— Это папа. По громкой связи.
— Привет, — говорю я уныло.
— Так, и с чего ты решил, будто мы разводимся?
Ему явно весело, и это раздражает особенно.
— М-м-м. Учитывая, что вы пяти минут не можете провести, чтобы не начать цапаться, не нужно быть специалистом по ракетостроению…
— Ого. — Мама садится рядом и приобнимает меня за плечи. — Давай, не сдерживайся.
Папа смеется.
— Арт, мы не собираемся разводиться.
— Вы можете мне сказать! Я пойму.
— Но мы и говорим. — Мама качает головой. — Артур, мы с твоим папой препираемся всю жизнь. Такие уж мы по характеру. А отношения — сложная штука. Вспомни, у вас с Беном тоже возникали разногласия…
— Бен тут ни при чем!
— Я просто хочу сказать, что иногда людям не хватает выдержки. Дела идут всё хуже, вы сгоряча произносите слова, о которых потом жалеете, треплете друг другу нервы…
— Но вы женаты! Могли бы уж научиться за столько времени.
Мама негромко смеется и переводит взгляд на экран, на котором высвечивается папино имя. Я вижу, как она при этом улыбается — нежно, не вымученно. Что ж, это правда сбивает с толку — как если бы Жан Вальжан и Жавер [53] вдруг пожали друг другу руки. Может, у меня все-таки воркующие-после-двадцати-лет-брака родители. И грызущиеся-по-всяким-пустякам — тоже. Возможно, это каким-то загадочным образом сочетается.
— Так значит, это у вас штатные скандалы, — с сомнением говорю я, — а не предразводные?
— Абсолютно штатные, — подтверждает папа. — Даже традиционные.
Мама крепко меня обнимает.
— Не хочешь и своему скандалисту дать объясниться?
— Это совсем другое.
— Ох, Артур. Ну как скажешь…
Похоже, мироздание все же не разлюбило Команду Сьюзов.
Но вот меня оно совершенно точно ненавидит.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
БЕН
1 августа, среда
Тусить с Хадсоном и Харриет все так же легко. Я словно убрал зимние ботинки, потому что пришла весна, и влез в прошлогодние кроссовки; нога немного выросла, но они по-прежнему впору. Мы просто встречаемся и начинаем обсуждать, что упустили в жизнях друг друга после нашего с Хадсоном разрыва, — не упоминая, впрочем, сам разрыв. Даже вчера, когда я ни с того ни с сего заявился к нему на порог, он молча выслушал мое нытье про Артура и Дилана. Точно как в старые времена — внимательный друг и не больше.
— Я живу ради инстаграма мистера Хейса, — говорит Харриет, когда мы выходим из кафе с замороженными йогуртами. В одной руке у нее смузи, в другой телефон.
— Я и не знал, что у него есть аккаунт.
— Когда у тебя такое лицо, как у мистера Хейса, инстаграм появляется автоматически.
Мы садимся на скамейку и склоняемся с двух сторон к Харриет, которая подгружает его профиль. Я ожидал ряды безрубашечных селфи — но, хотя парочка таких действительно имеется, большинство постов у мистера Хейса мотивационные: прямо-таки реклама регулярной уборки, минималистичного образа жизни и сбалансированного питания. Ну, может, за исключением гигантского чизбургера, который он героически одолел в Германии.
— Вот он живет на полную катушку, — вздыхает Харриет. — Видите? Полмира объездил. А у меня в инстаграме так и будет реклама детского питания, жвачки без сахара и шампуня с козьим молоком. Не полагаться же только на родительские деньги.
— То есть можно надеяться, что рано или поздно ты вернешься к селфи ради искусства и снова начнешь выкладывать их каждые две минуты? — с сарказмом интересуется Хадсон. — А то, знаешь ли, я все боюсь забыть, как ты выглядишь.
— Думаю, ты быстро перестанешь стыдить меня за селфи, когда я начну фоткаться с веслом на байдарке. Или на коленях у каких-нибудь секси альпинистов.
— А попутчики в твоих планах предусмотрены? — спрашиваю я. Хотя, будь у меня деньги на путешествия, я бы лучше поехал с Диланом. Он присутствует во всех моих старых историях — и, надеюсь, продолжит появляться в новых, когда все успокоится. Если успокоится.
— Предлагаешь свою кандидатуру?
— Естественно, — смеюсь я. Сомнительно, что у меня когда-нибудь получится зарабатывать инстаграмом.
— Буду иметь тебя в виду, — серьезно кивает Харриет. — Когда продашь свою книгу и будешь купаться в деньгах от «Нетфликса».
— Я не настаиваю, если что.
Стоит ли удивляться, что ВВВ сейчас ощущаются полным провалом. Артур был их главным фанатом. Вряд ли кто-нибудь отнесется к этой истории с таким же восторгом. Если я и решусь однажды выложить ее на «Ваттпад», там моими читателями будут полные незнакомцы, которым нет никакого дела, что эта книга писалась сердцем.
— Просто говорю, — пожимает плечами Харриет. — Мы по тебе здорово скучали, знаешь?
Хадсон бросает на нее косой взгляд, и она примирительно поднимает руки.
— Что? Хватит уже делать вид, будто в этой комнате нет большого гомосексуального слона. Пора двигаться дальше. Мы же все друзья?
Меня тянет ответить, что нет, не все, — но я, разумеется, соглашаюсь.
— Ага, — кивает Хадсон. Остается надеяться, что он правда так считает.
— Вот и будем снова дружить, — говорит Харриет, и я мимолетно задумываюсь, скучает ли она по Дилану. — Бен, что ты решил насчет Артура? Забьешь или продолжишь бороться? Спрашиваю, чтобы знать, как тебя поддерживать.
— Мне жаль, что я так и не смог объясниться… Это, конечно, бессмысленно, раз он все равно уедет, — но мне бы не хотелось, чтобы он уезжал так . А Дилан… — Я неуверенно смотрю на Харриет, но она знаком предлагает мне продолжать. — Я знаю, что переступил черту. Но сказал при этом чистую правду. Наверное, в идеальной картине мира со мной остаются и бойфренд, и друзья, а людям вообще не нужно выбирать стороны.
Здесь я затыкаюсь, потому что мы уже были в этой точке после разрыва Дилана с Харриет. Пока я продолжал с ней дружить, Дилан чувствовал себя стремно, — а когда я попытался возобновить дружбу с Хадсоном, стремно себя почувствовал уже Артур. Но, может быть, мир устроен не так. Может, люди просто приходят ненадолго в твою жизнь, ты берешь у них то, что они готовы дать, а потом используешь это в следующих дружеских или романтических отношениях. И иногда, если повезет, судьба возвращает тебе тех, кого ты считал безнадежно потерянными. Как Хадсона и Харриет.
Вероятно, именно такой перезапуск мне нужен.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ