АРТУР
3 августа, пятница
Завтрашний день я проведу один.
В пустых апартаментах дедушки Мильтона, окруженный лошадьми и в лучшем случае в компании разносчика пиццы. Впрочем, я всегда могу распечатать портрет Обамы и отпраздновать вместе с любимым президентом, раз уж ни друзей, ни родителей рядом не предвидится. И если вы думаете, что я сейчас шучу, — угадайте, кто справился с «недомоганием» и добрался до работы, только чтобы воспользоваться цветным принтером?
— Артур, ты вгоняешь меня в тоску, — вздыхает Намрата.
— Я же ничего не говорю.
— Именно это и пугает.
Я пожимаю плечами и возвращаюсь к делу Брэй-Элиопулоса — такому же невыносимо скучному, как и всегда. Может, у меня развиваются мазохистские склонности. А может, я наконец постиг тайну, как люди сосредотачиваются на работе. Нужно, чтобы симпатичный парень вырезал вам сердце, друзья дополнительно по нему потоптались — и, если после этого оно еще бьется, не гнушайтесь закончить дело сами. Наговорите окружающим ужасных слов, разрушьте все, что любите, — и вуаля, даже самое нудное задание покажется облегчением. Потому что, пока вы с головой закопаны в Брэй-Элиопулоса, у вас хотя бы нет времени думать о бывшем. Вашей не-родственной душе. Парне, свалившем в середине второго акта.
— И каков план на завтра? — спрашивает Джульетта у Намраты.
Я поднимаю взгляд.
— А что завтра?
— Соседи Дэвида устраивают прощальную вечеринку.
— Любители динопорно?
— Ага. Боже, скорей бы. Уж я-то точно не буду лить по ним слезы. — Намрата откидывается в кресле. — Джулс, ты ведь не бросишь меня на баррикадах?
— А где все это будет? — спрашиваю я.
— В Верхнем Вест-Сайде.
— О, рядом со мной. — Обе молчат. — Значит, вечеринка, да?
Джульетта кивает.
— Не особенно масштабная, надо понимать?
— Да просто у них в квартире, — говорит Намрата.
— Звучит интересно, — отвечаю я медленно — и сразу сжимаю губы. Не умолять же девчонок взять меня на вечеринку к каким-то стремным чувакам в мой собственный день рождения. Господи. Даже я не настолько жалок.
Хотя постойте, я жалок ИМЕННО настолько.
— Может, я тоже загляну? — интересуюсь я будничным тоном. Джульетта и Намрата быстро переглядываются. — Или… нет.
— Артур, слушай, ничего личного, — говорит Джульетта. — Просто там будет натуральная попойка.
— Да я не против.
— Я против.
— Ты не одобряешь попойки?
— Я не одобряю попойки с несовершеннолетним сыном своей начальницы.
— А. — Я усмехаюсь. — Понял. Да я бы и не стал пить. Хотя у родителей есть бар, так что я мог бы для вас что-нибудь сварганить. Скажем, мартини со сладкой кукурузой…
— Нет, серьезно, нас с Намратой за такое уволят.
— Без вариантов, — кивает Намрата.
— Даже в мой день рождения?
Вот он. Мой главный козырь. Намрата смягчается.
— У тебя день рождения?
— Завтра.
— Ох, Артур. — Джульетта закусывает губу. — Прости, мы все-таки не можем. Ты ведь понимаешь?
— Да, я… Забудьте.
— Поверь, на самом деле ты не хочешь тусить с любителями динозавротики. Может, лучше устроишь праздничное свидание с Беном?
И ух ты. Я уже готов расплакаться за конференц-столом. Просто смотрю на руки, моргаю и не могу ничего сказать. Фантастика.
— Окей, не такой реакции я ожидала, — осторожно замечает Намрата. — Хочешь об этом поговорить?
— Нет.
Джульетта с Намратой снова обмениваются взглядами.
Но мне плевать. Пусть чувствуют себя плохо. У меня не осталось ни капли эмпатии. Папа в Атланте, мама на полпути в Канандайгуа, Итан и Джесси предположительно целуются за «Старбаксом», а два моих единственных друга в этом дурацком городе собираются провести мой день рождения, празднуя торжество динозавротики на соседней улице. Вероятно, на других планетах люди и ждут семнадцатого дня рождения с предвкушением, но я могу думать только о Бене и Хадсоне, которые все лето обменивались на уроках любовными записками. Об инстаграме Бена с пятьюдесятью шестью фотографиями бывшего. Об имени Хадсона на так и не отправленной коробке.
О гигантской дыре у меня в сердце — размером точно с кулак Бена.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
БЕН
4 августа, суббота
Экзамен уже во вторник, а мои познания в химии по-прежнему изобилуют белыми пятнами. Так что мы с Хадсоном сидим в скромной кофейне и пытаемся это как-то исправить. Пару раз мне померещилось, будто в дверях появился Дилан, но это оказался не он. И слава богу — чего не скажешь о Харриет, которая всего через час свалила к кому-то на день рождения и оставила нас с Хадсоном наедине. То есть мы, конечно, уже были наедине после ссоры с Диланом, но впервые — вот так, без повода и поддержки с воздуха.
Теперь мы сидим рядом и гоняем друг друга по материалу — однако единственные вопросы, которые меня действительно волнуют, связаны с Артуром. Как он празднует день рождения? Кто сегодня составляет ему компанию? Намрата и Джульетта? Если я его поздравлю, это испортит ему настроение? Он меня ненавидит?
— Земля вызывает Бена, — говорит Хадсон и машет рукой у меня перед носом.
— Прости.
— Артур?
— Ага. Трудно сосредоточиться.
Я не сказал Хадсону и Харриет, что у Артура день рождения. Просто напросился готовиться вместе с ними, чтобы не сидеть дома, до вечера тупя в «Симс». Вчера мой двойник преподнес виртуальному Артуру цветы — и едва не получил ими по морде, потому что если уж не везет, то по всем фронтам. В конце концов я решил, что если ты ни с кем не разговариваешь, то никто и не может сделать тебе больно, и забаррикадировал Сима-Бена в комнате без окон и дверей. Ясное дело, в итоге он скончается от удушья, но хотя бы не от разбитого сердца.
— У Артура сегодня день рождения.
— Ты ему что-нибудь приготовил? Ты же ас подарков.
На день рождения Хадсона мы с Диланом объединились и изобразили его в костюме Чудо-Женщины, раз уж это его любимая супергероиня. Интересно, выкинул ли он тот рисунок.
— Я вписал его в «Великие войны волшебников», — признаюсь я. Вчера вечером, сразу после того как разделался с домашкой. Думал отправить главу Артуру в полночь, но понял, что не перенесу еще одного письма без ответа. — Вообще-то я показал ему книгу.
— Ого! Видимо, он тебе реально нравится.
Хадсон пару раз просил почитать ВВВ, но далеко не с таким энтузиазмом, как Артур. Из того, что я не поделился настолько личной вещью с тогдашним бойфрендом, уже можно сделать выводы, как оптимистично я смотрел на наше будущее.
— А Хадсоньена, надо понимать, обезглавили?
— Сидит в темнице.
— Круто, — кивает Хадсон. — Слушай, тебе правда стоит написать Артуру. А то так и будешь себя изводить.
— Знаю. Но я будто запрограммирован делать ошибки. Когда мы впервые встретились, сбежал. Потом слишком долго молчал насчет летней школы. Я даже ту чертову коробку не смог отправить, и теперь Артур не желает иметь со мной дела.
— Какую коробку? — спрашивает Хадсон.
Думаю, уже нет смысла это скрывать.
— В первый день занятий я принес в школу коробку со всем, что ты мне подарил. Хотел вернуть. Но ты не пришел, поэтому я решил отправить ее по почте и в отделении наткнулся на Артура. Однако я все равно ее не отправил, потому что…
— Почему?
— Потому что все еще надеялся?
Вот оно. Слова, о которых я думал все это время, но не мог произнести вслух. Ни Хадсону. Ни самому себе.
— И где эта коробка сейчас?
— В мамином шкафу.
— Что думаешь с ней делать?
Ответить я не успеваю — телефон разражается трелью, и на экране высвечивается номер Дилана. Я сбрасываю вызов. Я уже видел его сегодняшний пост в инстаграме и не нуждаюсь в дополнительных напоминаниях, как хорошо у них с Самантой идут дела.
Понятия не имею, как сказать Хадсону, что хочу избавиться от коробки с его подарками. Чертова коробка. Нельзя же всю жизнь обращаться с ней как с экспонатом выставки «Бенджамин Алехо: любовные взлеты и падения».
— Не знаю.
— Если честно, я ужасно рад это слышать.
— Почему?
Телефон звонит снова. Номер незнакомый, так что этот вызов я тоже отклоняю.
— По той же причине, по которой ты не отправил коробку, — говорит Хадсон. — Надежда?
Он подается вперед, словно собираясь меня поцеловать, — но тут телефон коротко гудит, и на экране всплывает сообщение с того незнакомого номера:
Бен, это Саманта. Перезвони, пожалуйста. Дилан в больнице.
— Вот дерьмо.
Естественно, я сразу перезваниваю. Пока в трубке идут длинные гудки, я быстро ввожу Хадсона в курс дела. Он спрашивает, что стряслось с Диланом, но я могу только предполагать. Обжегся кофе? Попал в аварию? Повел себя как типичный Дилан — в районе, где лучше рта не раскрывать? Или что-нибудь еще хуже, о чем даже подумать страшно?
— Бен, — наконец отвечает Саманта.
— Что случилось? Он в порядке?
— Проблемы с сердцем, — говорит Саманта таким голосом, будто ей трудно дышать. — Пришлось вызвать скорую.
— Где он? Что за больница?
— Пресвитерианская. Его родители уже в пути. Ты приедешь?
— Конечно.
То, что ей приходится о таком спрашивать, мгновенно заставляет меня почувствовать себя худшим лучшим другом на свете.
— Буду, как только смогу, — говорю я, уже направляясь к метро. Хадсон хватает сумку и выскакивает следом. Я нажимаю отбой. — У Дилана решило подурить сердце. Поеду к нему.