Посмотрите на него. Просто посмотрите на это прекрасное создание. Я наблюдала, как он растёт, сбрасывая слой за слоем… но его глаза. Они изменились. Где я уже видела этот взгляд?
Кендра.
Клянусь, это она смотрит на меня сквозь него. Её черты смешались с его. Это её скулы, её изящный нос. Это она. Я так много думала о ней, что Скайлер впитал эти мысли. Теперь он не только Скайлер. Он и Кендра тоже — их образы слились в одном теле.
Посмотрите на них. Брат и сестра, делящие одну кожу. Я создала это. Лучшее, что во мне было. Всё, что осталось.
Обычно Скайлер съедает старую кожу после линьки. Его жвалы размыкаются, и он засовывает тонкие лоскуты в вытянутый рот, глотая их влажными, тяжёлыми глотками, сантиметр за сантиметром, пока они не исчезают в горле.
Но сегодня он протягивает кожу мне, как подношение.
— Для меня?
Она такая гладкая, нежная на ощупь, словно шёлковое одеяло. Он накидывает её мне на плечи — она ещё хранит тепло его тела. Мне теперь всегда холодно, даже когда в каюте за сотню градусов.
— Спасибо, сынок… Спасибо.
Моё собственное одеяльце, жемчужно-белое. Я едва различаю выпуклые узоры вышитых животных: краб, рыба, утка, пчела — всё из мягчайшего материала. Как шёлк.
Как детская кожа.
Спи, мама. Спи…
ТРИНАДЦАТЬ
Я не помню, выключила ли неоновую вывеску.
Когда я наконец открыла глаза, светящаяся рука парила прямо надо мной. Такие красивые цвета — розовый, лиловый.
Но это была не одна рука. Их стало дюжина — светящиеся ладони, фосфоресцирующие пальцы, колышущиеся в воздухе.
Подожди. Это не неон.
Медузы. Сотни светящихся комет. Самый настоящий звёздный дождь над головой. Розовые, лиловые, алые, синие. Их пульсирующие купола плыли так близко, что можно было коснуться.
Я не понимала, в воде ли я. Может, лечу сквозь ночное небо. Где заканчивается вода и начинается небо? Всё вокруг было тёплым.
Дай мне свою руку...
Я протянула пальцы к ближайшей медузе. Щупальца скользнули между ними, словно бусины. Лёгкий удар током. Пульсация жизни.
Дай мне свою руку...
Медузы изменили направление. Теперь они плыли вокруг.
Сквозь меня.
Я была в потоке падающих звёзд. Их слабый ток пронизывал меня.
Я светилась. Стала розово-лиловым фейерверком, вспыхнувшим в ночи.
Я стала блуждающим огоньком.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Родители знают — придёт день, когда дети вырастут.
Скайлер — не исключение.
Каждому ребёнку однажды нужно покинуть гнездо.
ЭПИЛОГ
ЛОВУШКА ДЛЯ КРАБОВ
Уильям Хеншоу стал первым поэтом-лауреатом компании "Шелл Ойл". Тридцать лет работы региональным менеджером по продажам, исправные часы утренних приходов и вечерних уходов ради пенсии — и вот настало время уходить на покой. Работа не блистала особыми достижениями, но кормила семью. Крыша над головой чего-то да стоила.
Билл обожал сочинять стишки для жены и дочерей. Всё началось с шуточного стихотворения ко Дню святого Валентина десятилетия назад, а переросло в поздравительные послания на дни рождения и прочие праздники. Он мог сложить стих на любой случай — будь то годовщина или выпавший молочный зуб. Его жена Сьюз даже вышила крестиком их семейный фаворит "Молитву Хеншоу", оформила в рамку и повесила в столовой:
Спасибо Сьюзан, за вкусный ужин
Богу спасибо, что знает, когда нужен ,
Магазину спасибо за хорошие скидки
А Биллу - за то, что помыл на кухне все вилки.
Дурацкие стишки, конечно, но Билл обожал их сочинять. Коллеги быстро раскусили его литературные наклонности и стали просить написать пару строк для корпоративной газеты. Потом подключили ко всем мероприятиям — праздникам, квартальным отчётам, конференциям. Билл никогда не отказывал.
Единственное увольнение, которое не отметили стихами, оказалось его собственным. Когда пришло время Биллу повесить ботинки на гвоздь и попрощаться с "Шелл", кто-то из отдела дизайна сделал сертификат с золотой (по крайней мере, похожей на золотую) эмблемой компании внизу. Не Пулитцер, конечно, и даже не официальный документ, но Билл расплылся в горделивой улыбке, когда коллеги вручили ему его на прощании, уже в рамке:
"Награждается Уильям А. Хеншоу, Поэт-Лауреат компании Шелл Ойл"
Больше всего Билл будет скучать по своему особому ритуалу. За несколько часов до рассвета он просыпался раньше всех, одевался в рабочий костюм — тот же тёмно-синий, с одним из пяти галстуков (подарки дочерей) — брал термос со свежим кофе и ехал к ближайшему заливу вдоль шоссе 64. До Чесапикского залива было меньше двадцати миль. Если уезжать пораньше, можно было избежать пробок.
Чаще всего Билл выбирал Норфолк. Иногда Панго, если светило солнце. Он парковал служебную машину на обочине, отхлёбывал кофе, натягивал болотные сапоги поверх костюма и шёл ловить крабов.
Последний рабочий день — последняя рыбалка.
Эту долгую дорогу на работу Билл не жалел, но вот эти утренние часы — очень. Тишина воды. Рассвет над заливом. Эти чёрные резиновые сапоги поверх синего пиджака. Наверное, со стороны он выглядел странно: деловой человек в костюме и галстуке, бредущий по воде.
Он собирался провести следующий час, ловя крабов с помощью куска сырой курицы на обрезке метлы.
С проволочной сеткой в руке Билл зашёл в воду, погружаясь всё глубже. К пластиковой корзине для белья он прикрепил спасательный круг. Поймав краба, он просто перекладывал его в плавающую рядом корзину. Наловив достаточно, он закрывал корзину деревянной крышкой и увозил улов в багажнике. Крабы шевелились и пускали пену весь день, пока Билл был на работе. Вечером Сьюз посыпала их приправой Old Bay и готовила на пару для семейного ужина.
Ходила легенда, что один хитрый краб сбежал из корзины, забился в щель под сиденьем и там сдох. Его нашли только через несколько дней, когда салон уже пропах тухлятиной. Даже после того, как Билл вытащил мёртвого краба, избавиться от запаха так и не удалось. Больше никто не хотел пользоваться этой машиной, и она стала неофициально "Билловой". Коллеги рассказывали эту историю, подтверждая старую поговорку:
Старые рыбаки не умирают — они просто так пахнут.
Билл зашёл глубже и замер. Он бросил куриную шейку, наблюдая, как она погружается в мутную воду. Жёлтый лоскут жира колыхался в темноте, словно шёлковый шарф, прежде чем исчезнуть.
Теперь оставалось только ждать.
Билл стоял неподвижно по пояс в воде. Он чувствовал, как течение тянет его ноги, заманивая дальше в залив.
Он ждал лёгкого дёрганья верёвки. Как паук в паутине, терпеливо поджидающий муху. Как только краб хватал приманку, Билл начинал медленно поднимать верёвку. Если делать всё аккуратно, вскоре показывались очертания синего краба, вцепившегося в курицу. Подведя его к поверхности, Билл подхватывал добычу сеткой. Попался. За годы практики его движения стали почти балетными — одна рука поднимается, другая опускается. Он был в своей стихии, в состоянии полного покоя, собирая дары морского дна.
Именно этого ему будет не хватать.
Внезапно верёвка натянулась. Нужно было подтягивать медленно, чтобы краб не испугался и не отпустил приманку. Крючка не было — добыча могла уйти в любой момент. В этом и был весь азарт — затаив дыхание ждать, пока не подхватишь сеткой.
Но на этот раз верёвка сопротивлялась. На том конце было что-то гораздо тяжелее краба. Билл потянул сильнее. Верёвка натянулась. Наверное, приманка зацепилась за что-то на дне. Он потыкал резиновым носком в тёмную воду. Сапог наткнулся на что-то упругое. Поддавалось при нажатии, но не отрывалось.
Что это? Верёвка не освобождалась. Куриная шейка зацепилась за этот предмет. Нужно было наклониться и попробовать...
Вода хлынула за край сапог. Ледяная волна намочила брюки и мгновенно пробрала до костей.
"Чёрт", — пробормотал Билл. Костюм промок. Он вымок до пояса. Запасной одежды не было. И в последний рабочий день! Придётся идти в офис мокрым — коллеги точно запомнят его таким.
Что ж, назад дороги нет. Брюки уже промокли. Можно и дальше попробовать. С глубоким вдохом Билл опустил руку в ледяную воду и нащупал...
Кольца. Несколько металлических колец, тонких, как соты.
Проволочная сетка.
Ловушка для крабов. Конечно. Рыбаки раскидывают их по всему заливу. Обычно их помечают буйками, чтобы потом было легче найти.
Эта ловушка была брошена. Забыта. Сетка покрылась скользким слоем водорослей. Должно быть, она пролежала здесь...
Годы.
Билл дёрнул. Ловушка не поддавалась, будто приросла ко дну. Он потянул сильнее. Как расшатывают зуб — туда-сюда, туда-сюда — пока нерв не отпустит.
Билл пошатнулся и чуть не упал назад. В последний момент он устоял, уперевшись ногой в ил. Он был полон решимости вытащить эту ловушку. Вцепился пальцами в сетку.
"Давай же", — пробормотал он. Держа в другой руке сетку и палку, он изо всех сил потянул.
Может, внутри ещё есть крабы. Хотя бы один...
Ил поддался. "Вот так".
Солнце поднялось над горизонтом, осветив воду, и когда Билл наконец вытащил ловушку, он увидел, что крабов внутри не было.
Билл ахнул.
В центре ловушки лежала кукла. Нет, не кукла...
Ребёнок.
Точнее, детский скелет.
Водоросли на сетке мешали разглядеть содержимое. Вода стекала с проволоки, длинные пряди бурой тины свисали, как мокрые волосы.
Биллу стало дурно. Кофе на пустой желудок поднялось кислотной волной к горлу.