безвременную кончину не столь пагубной для дела, а то и вовсе отложить эту кончину до более подходящего возраста.
– Извините, ради бога, что я снова беспокою, господин
Росс. Я понимаю, это не совсем по правилам.
– О, что вы, что вы, – улыбается хозяин. – Я человек старый. Мне бояться нечего.
«И тебе тоже, – говорю я себе. – Так что уймись и спи.
И вообще следуй примеру своей секретарши». Удивительно, как эти видения другого порядка до сих пор не подчинили меня к себе и не заставили сломить хрупкую преграду, противоестественно отделяющую мужчину от женщины.
Напряженные размышления и попытка вызвать более приятные образы незаметно сменяются сновидениями, и я очень смутно слышу словно издалека стук в дверь.
– Подъезжаем! – оповещает проводник.
Спустя четверть часа, гладко выбритый и благоухающий, я выхожу в коридор. У окна стоит Эдит – волосы ее цвета воронова крыла безупречно уложены – и рассеянно наблюдает, как пролетают мимо унылые серые здания, склады и пустыри, предвещающие скорое прибытие в
Мюнхен.
– Как спалось? – спрашиваю я в соответствии с правилами хорошего тона.
– Прекрасно, мерси, – отвечает она.
Однако лицо, несмотря на свежий грим, говорит о другом. Оно усталое и бледное.
– Вы и тайны косметики успели постичь. До сих пор, если не ошибаюсь, вы не пользовались косметикой.
– Вы хотите мне запретить?
– Почему же? Только позвольте дать вам совет: не слишком злоупотребляйте зеленью и синевой под глазами.
Художники считают, что эти краски больше годятся для пейзажа, чем для портрета.
– Вы и в искусстве разбираетесь?
– Да. Я читал книгу «Ван Гог – художник солнца и безумства». Читал тоже вот так, в пути – кто-то забыл ее в купе. К сожалению, за всю дорогу я едва добрался до пятой страницы. Подобные книги весьма поучительны, только трудновато читаются.
Явно пропуская эти глупости мимо ушей, женщина продолжает смотреть в окно. Замедлив ход, поезд въезжает на станцию, о чем свидетельствуют вереницы вагонов.
– Ну, какие же планы на сегодня? – обращается ко мне
Эдит, когда поезд подходит к перрону.
– Сейчас скажу. Первым долгом надо найти отель.
– Я была бы вам очень признательна, если бы мы остановились где-нибудь поближе к вокзалу. Я и в самом деле неважно себя чувствую.
Отель, в котором мы остановились, вполне современный, приветливый и совсем близко от вокзала.
– Один номер? – спрашивает человек в окошке.
– Два, – торопится ответить Эдит.
– Два отдельных номера, – подтверждаю я. – Дама –
мой секретарь.
Чуть позже, в лифте, она говорит мне:
– Вы никогда не упустите случая подчеркнуть, что вы мой шеф.
– Я это делаю лишь в тех случаях, когда хочу дать вам понять, чтобы вы не забегали вперед.
Мы разместились в соседних номерах. Выждав для приличия полчаса, я вежливо стучусь в дверь Эдит.
– Зайдите ко мне, если вы отдохнули. Нас ждет небольшая работа.
Работа состоит в том, что мы звоним Рудольфу Бауэру в экспортно-импортную контору. Эдит набирает соответствующий номер и от имени своего шефа церемонно обращается к секретарше на другом конце провода; та, соответственно, докладывает своему шефу, и в итоге этого ритуала я непосредственно связываюсь с нужным мне человеком.
– Доброе утро! Я обращаюсь к вам от имени вашего друга. Мне необходимо кое-что передать вам от него.
– Очень приятно, – отвечает энергичный молодой голос. – Когда вы могли бы зайти?
– Когда вам будет угодно.
– В двенадцать вас устроит?
– Отлично.
Эта оперативность и удачно закончившийся разговор вызывают у моей секретарши некоторое удивление. Чтобы это ее чувство не иссякло, я достаю из чемоданов тщательно упакованные образцы, деловые бумаги и кладу все это в элегантный кожаный портфель; смотрю на свои ручные часы – естественно, «Хронос» – и говорю:
– Время позволяет нам совершить прогулку по городу.
– Если это не в порядке служебной обязанности, я бы попросила отложить прогулку до следующего раза.
– Как вам угодно, – холодно бросаю я и, взяв портфель, ухожу.
Мюнхен, быть может, чудесный город, но только не в летний зной. Поэтому, вместо того чтобы знакомиться с городом, я после некоторого колебания принимаю решение познакомиться с его пивом. Пиво отличное. Особенно в жару.
В двенадцать без одной минуты я предстаю перед секретаршей Бауэра, а минутой позже – перед самим Бауэром.
Пусть знает, не только немцам свойственна точность, но и другим народностям, таким, скажем, как швейцарцы.
Как ни молодо звучит его голос, Бауэр далеко не молод, во всяком случае ему не меньше пятидесяти. Но в лице его и в стройной фигуре есть что-то, что ассоциируется с военными парадами, студенческими поединками и казарменным плацем. Прочитав за полминуты письмо Моранди, он приступает к делу:
– В чем состоит ваше предложение?
Говорит он твердо и чеканно, так же как ходит.
Сжато, в общих чертах излагаю свое предложение, совсем как я это делал перед директором «Зодиака». Для большей убедительности выкладываю на стол образцы вместе с подробнейшими описаниями.
Внимательно выслушав меня, Бауэр бросает беглый взгляд на образцы и кивает головой.
– Думаю, я смогу кое-что сделать для вас. Что именно и как, об этом вы узнаете не раньше чем через два дня. Вы сколько пробудете здесь?
– Сколько потребуется.
– Отлично. В таком случае давайте договоримся…
Он перелистывает настольный календарь и назначает день и час следующей встречи, затем подает мне твердую, как дерево, руку и провожает меня до двери.
Преимущество пессимиста не только в том, что он предвидит самое плохое. Ведь когда самое плохое не случается, это для него сюрприз, доставляющий ему удовольствие. Только пессимисту свойственно радоваться, когда ожидания обманывают его.
Именно такой сюрприз преподносит мне Бауэр при нашей второй встрече. Конечно, не сразу, а после довольно томительных маневров.
– Часы у вас качественные, – без лишних слов говорит представитель местной экспортно-импортной конторы. –
Но у них есть слабое место: их трудно продавать.
Подобные замечания мне уже знакомы по встрече в
«Зодиаке», и я спешу возразить. Бауэр терпеливо выслушивает меня, потом продолжает:
– Мы не поняли друг друга. Трудно продавать не в силу недоверия покупателей, а из-за противодействия продавцов. Вашему товару повсеместно объявлен бойкот, и вам бы не мешало об этом знать.
– О, бойкот! – Я пренебрежительно машу рукой. – Эти интриги некоторых швейцарских фирм. Никто не властен распространять бойкот на весь мировой рынок.
– Вы слишком самоуверенны, – качает головой Бауэр.
Потом, как бы между прочим, спрашивает: – Вы, должно быть, не так давно владеете фирмой «Хронос»?
– Совершенно верно.
– А до этого чем занимались?
– Все тем же. Только не как производитель, а как коммерсант.
– У вас был свой магазин?
– Да.
– Где?
– В Лозанне.
– Торговля, видимо, шла неплохо, раз вам удалось накопить на целое предприятие.
– Деньги накопил мой отец. Мои сделки тут ни при чем.
Отец был человек старомодный и остерегался рискованных операций. Большую часть средств он хранил в наличных деньгах, а в оборот пускал лишь незначительные суммы, чтобы хватило на повседневные нужды.
– Вы, значит, нарушили это золотое правило?
– Если правило не приносит золото, значит, оно не золотое. Приходится делать крупные ставки, иначе какой смысл играть.
– А вам не кажется, что вы слишком рискуете? –
спрашивает Бауэр и настороженно смотрит мне в лицо.
Я выдерживаю его взгляд спокойно, без вызова.
– Риск учтен, – говорю в ответ. – На худой конец, продам все и внакладе не останусь; напротив…
– Если найдется покупатель… – возражает Бауэр. – И
если конкуренты не прибегнут к более жестким мерам.
Существуют и жестокие меры, господин Роллан!
– Никакие меры меня не пугают, – отвечаю я. – Риск с трезвым расчетом все равно риск, но кто нынче не рискует?
Бауэр опять пристально смотрит на меня, потом спрашивает:
– А что вас заставило обратиться именно к фирме
«Зодиак»? Часы не ее профиль.
– У «Зодиака» нет определенного профиля. Зато это солидная фирма. Чтобы парировать бойкот, мне нужна солидная фирма.
– Солидных фирм много.
– Но такие, как «Зодиак», можно перечесть по пальцам.
«Зодиак» заключает множество сделок по ту сторону «железного занавеса». А это такой рынок, где бойкоты не помеха.
– А вы сами не можете наладить связи там, за «железным занавесом»?
Вопрос подброшен как бы между прочим.
– Каким образом?
– Не знаю. Я просто спрашиваю.
Он продолжает все так же «просто» задавать вопросы еще часа два. Надо признать, допрос он ведет умело, хотя и не слишком гибко. При этом заботится, чтоб у меня не пересохло во рту: секретарша приносит бутылку шотландского виски и дважды пополняет запасы льда и содовой.
– Надеюсь, я вас не слишком утомил, – говорит он наконец, глядя на часы.
– Нет, но вы меня озадачили, – отвечаю я, добродушно улыбаясь.
Хозяин тоже улыбается, хотя и не столь добродушно.
– Вы сами понимаете, прежде чем о чем-то договариваться, надо знать, с кем имеешь дело. А моя фирма, господин Роллан, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, не отказывается от намерения с вами поработать.
Вот он, приятный сюрприз.
– Нам, конечно, трудно прорвать блокаду, созданную вокруг вашей продукции. Но у нас есть кое-какие рынки сбыта в Африке, и мы склонны для начала заключить сделку на десять тысяч пар часов, чтобы посмотреть, как пойдет дело.
Если исходить из чисто корыстных интересов, тирада эта звучит довольно приятно, однако меня волнует другое.
Поэтому я с трудом удерживаюсь, чтоб не спросить: «А
„Зодиак“?»
– Что касается «Зодиака», то здесь все обстоит сложней. Как вы могли слышать от Моранди, я в какой-то мере связан с руководством фирмы, однако я не всемогущ.