у «Фишера и Ко». Остальные два с половиной года как в воду канули; трудно представить себе, чтоб вы провели их в безделье, принимая во внимание вашу энергичную натуру и ваши слова о том, что у вас не было близких людей, готовых содержать вас.
Она пытается что-то возразить, но я останавливаю ее:
– Погодите, это только начало. Второй момент: оставшись без работы и будучи не в состоянии найти подходящее место, вы покидаете Цюрих. Но самый беглый просмотр местной периодики, в особенности тех колонок, где даются мелкие объявления, убеждает нас в том, что в
Цюрихе в это время ежедневно искали по пять-шесть секретарей и машинисток. Третье: вы приезжаете в Женеву, чтобы попытать счастья, и первое, что вы узнаете от одной своей приятельницы, – новость относительно вакантного места в «Зодиаке». А ведь, в сущности, там вакантное место появилось лишь за два дня до нашей с вами встречи, что так же легко установить по объявлениям в газете. Вы же приехали за десять дней до этого и просидели все эти десять дней сложа руки, хотя упомянутые колонки ежедневно пестрели объявлениями о вакантных местах на других предприятиях.
Эдит молча глядит перед собой, словно то, что я говорю, ее не касается. Я же все время гляжу на нее, по опыту зная, что взгляд оказывает свое действие даже в тех случаях, если на тебя не смотрят в упор.
– А о вашей лжи относительно воображаемой приятельницы вообще говорить не приходится; впрочем, может, вы так называли мужчину, с которым встречались в
Женеве.
– Это вас тоже злит?
– Перестаньте ловчить. Это меня не злит в том смысле, какой вы хотите вложить, но приводит к определенным выводам. Однако давайте вернемся к «Зодиаку». Вы имели несчастье упустить столь желанное место. Но вам чертовски повезло – в тот же самый момент вам было предложено другое, к тому же равноценное. Вместо того чтоб радоваться такой удаче, вы проявляете необъяснимое колебание, тянете с ответом до следующего дня…
– Жизнь меня приучила не доверяться каждому встречному…
– Минуточку! И даже вопреки договоренности вы звоните лишь под вечер…
– Я уже объяснила вам, что искала вас с утра…
– И говорили неправду. Потому что с утра меня не было в отеле лишь то время, пока я ездил в «Зодиак», а вы слышали об этой встрече еще накануне, и было бы глупо искать меня, когда вам заведомо известно, что я отсутствую.
Она молчит. Я протягиваю руку над ее плечом. Разумеется, не для того, чтобы ее обнять, а чтобы выбросить в окно окурок.
– Потребовалось больше суток, чтобы ваша необъяснимая нерешительность сменилась столь же необъяснимым энтузиазмом, с которым вы выражали свое согласие…
– Может, и мне понадобилось навести кое-какие справки, как это делали вы.
– Спору нет. Но вам понадобились справки не только для того, чтоб убедиться, что я действительно владелец
«Хроноса», и узнать, что это за предприятие, – для вас было важно установить, какие у меня связи с «Зодиаком».
Вопросы, которые вы мне задаете время от времени, тоже говорят об этом. Иными словами, ваша настоящая работа интересна для вас постольку, поскольку вы это связываете с фирмой «Зодиак».
Чтоб предоставить женщине возможность ответить, я неторопливо затягиваюсь сигаретой, однако она предпочитает молчать, глядя перед собой. Мне не следует спешить. Может быть, Эдит обдумывает свою очередную ложь и, как только обдумает, любезно предложит ее моему вниманию.
– В ваших обвинениях кроме изрядной дозы мнительности есть некоторые верные моменты, – признает она наконец. – Разгадка всех моих поступков – интерес к «Зодиаку», и вы это поняли. В сущности, не столько к самой фирме, сколько к человеку, работающему там. Но это чисто личная история.
– Послушайте, Эдит. Вы уже тонете в личных историях.
Одна в Мюнхене, другая в «Зодиаке»… Только я не намерен тонуть в вашей лжи. Ваши поступки говорят о том, что в данном случае ни о какой личной истории речи быть не может. Ваши поступки продиктованы вам другими лицами, и всякий раз, прежде чем приступить к действию, вы дожидаетесь инструкций. Когда я предложил вам место, ваше колебание длилось ровно столько времени, сколько вам потребовалось для получения нужных указаний. Ваша встреча с «приятельницей» была вызвана той же необходимостью. Я не могу заставить вас доверять мне больше, чем вы считаете нужным, но я также не желаю, чтоб вы досаждали мне своей глупой ложью. Вы уже слышали мое решение: завтра получите расчет, и мы с вами распрощаемся.
– Но я не хочу с вами расставаться… вы мне нужны… –
протестует вполголоса Эдит, обернувшись в мою сторону.
– И вы мне нужны… – бормочу я.
В тот момент, когда женщина обернулась ко мне, ее лицо оказалось в одной пяди от моего. Я чувствую ее взволнованное дыхание, вижу вздымающуюся грудь – на мой взгляд, ей нет нужды прибегать к такому средству, грудь у нее и без того впечатляющая.
– Я охотно рассказала бы вам все, но не смею… –
шепчет она, ловя меня за руку.
– Почему? Вы косноязычием не страдаете.
– Потому, что здесь тайна… как вы сами догадались…
эта тайна не только моя… она вообще не моя…
– Ладно. Не стану вас неволить. Однако согласитесь, я не могу быть связан с человеком, у которого есть тайные намерения в той области, которая меня кормит.
В неясном для меня порыве Эдит жмет мне руку и говорит с мольбой в голосе:
– Обещайте хотя бы, что вы никому не расскажете…
Обещайте, что будете молчать.
– В этом отношении можете быть спокойны. Лишь бы, разумеется, ваши интересы не противоречили моим.
– Морис… – взволнованно говорит женщина, неожиданно называя меня по имени. – Я шпионка…
– Ах, шпионка… – Я тоже перехожу на шепот… –
Только этого мне недоставало.
Не выпуская моей руки, она с тревогой заглядывает мне в глаза, словно ужасаясь собственного признания.
– И какой же разведке ты служишь?
– Никакой… Служу «Фишер и Ко»…
– Но что же это за шпионаж?
– Экономический.
– Есть и такой?
– В некоторых областях «Зодиак» очень ущемляет интересы «Фишер и Ко». Кроме того, «Зодиак» разрабатывает кое-какие проекты, рассчитанные на поглощение отдельных предприятий и создание чего-то вроде монополии.
«Фишер и Ко» хочет быть в курсе этих проектов, вообще хочет знать все, что происходит в «Зодиаке».
Она излагает это голосом автомата и с лицом самоубийцы.
– Я никому не должна была об этом говорить, никому, понимаешь?
«Это все равно что ты никому не говорила. Одна моя приятельница так и называла меня: господин Никто», –
мелькает у меня в голове.
– Ясно. Успокойся. Я не из болтливых. К тому же твоя секретная миссия меня не затрагивает. При одном-единственном условии: что ты не натворишь глупостей и тем самым не напортишь мне.
Мы незаметно перешли на «ты», да иначе и быть не могло, раз уж завязался такой интимный разговор, полный шпионских признаний.
– Я не стану ничего делать без твоего ведома, – обещает
Эдит, – только с твоего согласия. Хорошо?
– Хорошо. – Но чтоб было еще лучше, мне следует довести процесс успокоения до конца. Это побуждает меня чуть подвинуться вправо и обнять Эдит за талию.
– О Морис, если бы ты знал, как я тебя ненавидела всего несколько минут назад!
Я не спешу со взаимным признанием, к тому же от близости этой роскошной женщины у меня дух захватывает. Да и дальнейшие разговоры излишни. Эдит в моих руках в прямом и переносном смысле слова.
5
Похоже, должности в «Зодиаке» раздаются в зависимости от живого веса. Если в Женеве директор толст, то главный коммерческий директор в Амстердаме в дверь не проходит. У этого исполина с остатками рыжих волос на голове добродушное багровое лицо и огромное брюхо – не иначе как от обильного потребления пива. Его фамилию –
ее я узнал еще от Бауэра – выплюнуть не так-то просто: ван
Вермескеркен.
Великан лениво опустился в кресло за дубовым письменным столом. Казалось, этого человека только что вынули из раскаленной печи – того и гляди, где-нибудь на темени вспыхнет пламя.
– Очень интересно, – рокочет ван Вермескеркен, когда я заканчиваю свой рассказ. – Очень интересно.
Он созерцает меня какое-то время и вполне благодушно добавляет:
– Только ваш вариант для нас совершенно неприемлем.
Исполин нажимает кнопку и отдает распоряжение появившейся секретарше:
– Принесите, пожалуйста, что-нибудь попить.
«Раз найдется что попить, значит, еще не все потеряно», – решаю я и достаю из кармана сигареты.
– Прошу вас! – спохватывается ван Вермескеркен и,
пыхтя, протягивает мне внушительную коробку с сигарами. Я беру сигару, и, пока освобождаю ее от упаковки и откусываю щипцами конец, секретарша приносит и ставит на край столика бутылки. Как и следовало ожидать, это пиво. Исполин ленивым жестом приглашает меня к столику, и мы устраиваемся в массивных, но удобных креслах.
Ван Вермескеркен привычными движениями откупоривает две бутылки «Тюборг» и наполняет кружки. Выпив свою кружку до дна, причмокивает и со вздохом откидывается на спинку кресла.
– Интересно, но неприемлемо, – резюмирует он уже сказанное. – Вы спросите: почему? Потому, дорогой мой, что, согласившись на ваше предложение, мы тем самым порываем с некоторыми солидными швейцарскими фирмами, с которыми работаем уже длительное время. Не знаю, чем вы навлекли на себя такую беду, но ваше предприятие бойкотируется.
– Этих бойкотов хватает не больше чем на три дня.
Достаточно, чтоб такая фирма, как «Зодиак», заключила с нами сделку, и всякому бойкоту конец.
– Ваше мнение о «Зодиаке» мне приятно, – рокочет директор. – Боюсь, что вы переоцениваете наши возможности. И в то же время недооцениваете своего противника.
Исполин выговаривает французские слова с английским акцентом, что для голландца не так уж плохо. Он умолкает, поглядывает на еще не откупоренные бутылки и с видимым усилием удерживает себя. «И поменьше жидкости», – наверно, говорил ему домашний врач во время последнего визита. Однако ван Вермескеркен такой красный, что лично я предписал бы ему побольше жидкости, если он не хочет, чтобы в один прекрасный момент его голова воспламенилась.