Открытие, покоящееся на предположении, интересно лишь одним: никакой практической ценности для достижения конечной цели оно не имеет. Больше того, обстоятельства, при которых открытие было сделано, могут оказаться роковыми на пути к этой цели. Где гарантии, что председатель забудет или сделает вид, что забыл инцидент с Эдит. Небрежный взмах руки, и я вылетаю из «Зодиака»
либо один, либо в компании с любимой женщиной.
Конечно, тучи на горизонте еще не основание, чтоб совершать опрометчивый поступок, но то, что я собираюсь совершить, рискованно.
Как только в коридоре раздается мягкий бой часов, я оставляю свои бумаги, беру плащ и неторопливо выхожу на улицу. На улице я, против обыкновения, направляюсь не к кафе на углу, а в обратную сторону. Перед тем, как свернуть в переулок, незаметно оглядываюсь и, с удовольствием убедившись в своей правоте, все так же не торопясь иду дальше. Меня обгоняет кудрявая блондинка в темно-синем плаще.
– А, мадемуазель Босх! Хорошо, что я вас увидел: вы мне напомнили про одно почти забытое обстоятельство.
Девушка на мгновение останавливается, и я подхожу ближе.
– Я вас не понимаю. Какое обязательство?
– Видите ли, Эдит совершила великое открытие, но, так как она больна, мне приходится ее заменять. Речь идет о новых записях Джанго Райнгарда, которые я должен был купить и передать вам от ее имени.
– Очень мило со стороны Эдит и с вашей стороны, –
улыбается Дора Босх. – Но стоит ли брать на себя такой труд?
– Стоит. Иначе она подумает, что я забыл. А ведь так оно и случилось.
Дора говорит еще что-то о том, как она тронута, и мы продолжаем идти к Кальверстрат.
– Должен вам сказать, импровизации Джанго действительно нечто особенное. Это вещи совершенно новые и пока мало кому знакомы.
– Умираю от любопытства, – с детской непосредственностью восклицает девушка. – Джанго – мой кумир.
– Лично я предпочитаю Бекета, – возражаю я, рискуя запутаться в именах.
– О, Бекет, да! Но Бекет – это нечто иное. А Бени Гудман?
– Фантастичен! – бросаю я, снова рискуя попасть впросак.
Магазин достаточно далеко, чтоб израсходовать и остальные два имени, услышанные от Питера, и достаточно близко, чтоб обнаружить свое невежество. Купив две пластинки с записью Джанго – одну для Доры и одну для
Эдит, – я предлагаю выпить по чашке кофе, потому что сейчас самое время для этого.
– Даже не знаю, стоит ли мне соглашаться, – колеблется
Дора.
– Почему?
– Знаете, мистер Эванс очень ревниво смотрит на связи своего персонала.
– Какие связи! – протестую я. – Зайти на минутку в кафе – кому это может повредить? И потом, сегодня мистер
Эванс за городом.
Мысль о шоколадном торте заманчива, да и моя аргументация кажется довольно солидной, так что вскоре мы входим в кондитерскую и садимся в укромном уголке.
– Не подозревал, что мистер Эванс до такой степени ревнив, – небрежно бросаю я, пока Дора занимается куском торта.
– Дело не в ревности. Можно подумать, он и ван Альтена ревнует, – усмехается девушка.
– А в чем же?
– Ни в чем. Просто принцип.
– Обычно принцип имеет основание. Что плохого, например, в том, что мы с вами сели выпить по чашке кофе?
– По-моему, ничего плохого. Но если он увидит нас вместе, я могу вылететь с работы.
– Вы шутите.
– Нисколько. Ева, его прежняя секретарша, вылетела именно из-за такого пустяка. Мигом вылетела, хотя считалась даже его приятельницей.
– А, да, слышал: Ева Шмидт.
– Ева Ледерер, – поправляет меня Дора. – В «Зодиаке»
не было Евы Шмидт, по крайней мере при мне.
– Может, он просто искал повод. Наскучила ему как приятельница, вот и решил избавиться от нее.
– Вы этим склонны все объяснить, – улыбается Дора. –
Только он избавился и от ван Вели, а ван Вели не был его приятельницей…
– Ван Вели? Не слышал про такого.
– Не удивительно, ведь вы у нас сравнительно новый.
Ван Вели был вторым человеком в архиве и все же вылетел, хотя работник был неплохой. Да и Ева безупречная секретарша.
– Раз они такие безупречные, значит, без работы не остались.
– Нет, конечно. В сущности, ван Вели не пришлось искать работу, потому что два дня спустя он утонул.
– Самоубийство?
– Говорят, но, возможно, и несчастный случай. А Еву через неделю взяли в «Райскаф». Правда, Арнем это не
Амстердам.
– Верно. Однако важно не только то, где ты живешь, но и сколько получаешь. Потому что будь ты в самом Париже, а живи как какой-нибудь ван Альтен…
– Ну, здесь никто не виноват. Разве что собственная скупость, – возражает Дора. – Копить деньги, чтобы жить на том свете, не особенно весело.
Мы еще немного поболтали и поднялись.
– Я вас прошу, не провожайте меня, – говорит девушка у самого выхода. – Нас могут увидеть, пойдут сплетни. И
вообще в другой раз не останавливайте меня, пожалуйста.
– Ладно. Можете быть спокойны. Не собираюсь доставлять вам неприятности.
Она еще раз поблагодарила меня за пластинку, а я, в свою очередь, благодарю ее за информацию, хотя мысленно, после чего она уходит своей дорогой.
Эдит в постели, но утверждает, что ей уже лучше. А
пластинка Джанго совсем ободрила ее.
– Никогда бы не подумала, что ты догадаешься купить, – замечает секретарша, ставя пластинку на диск проигрывателя.
– Мне помогла твоя Дора, – признаюсь я. – Случайно встретил ее возле магазина, и у меня появилась идея подарить ей Джанго от твоего имени и тебе – от моего.
Эдит смотрит на меня своим подозрительным взглядом,
но ничего не говорит, и в этот момент раздаются звуки легендарной гитары. Фантастично!
8
У Эдит и на следующий день держится температура, и она не может выйти на работу. Неприятно, однако это упрощает мою задачу. Пользуясь тем, что начальству предоставлено право выходить в любое время, я покидаю свой кабинет за два часа до конца работы, отправляюсь на вокзал и сажусь в поезд, идущий в Арнем.
К моменту прибытия в Арнем рабочий день еще не кончился. Во время войны гитлеровцы разрушили город до основания, поэтому здание вокзала, как и весь городок, построено заново, в современном стиле, если не считать нескольких памятников старины, которые удалось реставрировать. Я узнаю адрес «Прайскаф» и вскоре попадаю в комплекс просторных светлых магазинов. Это и есть
«Прайскаф», однако мне не совсем ясно, где среди этой необъятности может таиться Ева Ледерер. Место образцовой секретарши, очевидно, должно быть где-то при главной дирекции, рассуждаю я, решая начать поиски оттуда.
– Подождите внизу, – отвечает на мой вопрос портье. –
Чиновники как раз заканчивают работу.
– С удовольствием, только я не знаю, как она выглядит.
Я пришел по поручению ее близких.
Спустя две минуты портье показывает мне торопливо спускающуюся по лестнице молодую хрупкую женщину с тонким динамичным лицом.
– Мадемуазель Ледерер?
Она останавливается на мгновение и кивает, вопросительно подняв брови.
– Я бы хотел, чтобы вы уделили мне несколько минут для серьезного разговора.
– Но я с вами не знакома.
– Меня зовут Гофман. Разговор будет иметь взаимный интерес и отнимет у нас всего несколько минут.
– Если так…
Мы идет рядом. До первого кафе.
– Вы ничего не имеете против, если мы присядем тут?
– Просто не знаю, – говорит смущенная женщина. – Я в самом деле спешу.
– Я тоже. Пока мы выпьем по чашке кофе, разговор будет окончен.
Она уступает из деликатности. Хорошо, что еще не перевелись деликатные люди.
– Я по поводу вашего бывшего шефа Эванса, – заявляю я без лишних слов, как только официант принял заказ.
– Не говорите мне об этом человеке, – отвечает Ева, едва не вскочив на ноги. – Он испортил мне жизнь.
– И мне тоже, – замечаю я. – Потому-то мне и надо с вами поговорить.
Женщина снова откидывается на спинку плетеного кресла.
– А вам что он сделал?
– Отнял у меня приятельницу. Пригласил нас на виллу, где, по сути, и отнял у меня приятельницу. Не говоря уже о процентах, которые он урвал при заключении сделки.
Для такого человека, как Ева Ледерер, которой характер
Эванса достаточно знаком, эти слова должны были прозвучать весьма убедительно.
– О, это вполне в его стиле, – пожимает она плечами. –
Не пойму только, чем я могу вам помочь.
Я жду, пока официант поставит на стол кофе и пирожные.
– Видите, в чем дело: как Эванс поступил со мной, он поступал и с другими людьми.
– Если иметь в виду его поведение в отношении женщин, то вы не далеки от истины. Хотя и здесь он очень осторожен.
– Я имею в виду проценты.
– И в этом вы не ошибаетесь. Но он интересуется только крупными сделками, на миллионы долларов.
– При вас таких сделок, наверно, было немало.
– Еще бы. Я пробыла у него три года. А за три года…
– И вы, очевидно, могли бы вспомнить некоторые из них.
– Как не вспомнить, когда я писала действительные договоры, а канцелярия – фиктивные. Были договоры и с
«Филипс», и с «Сименс», и с АЕГ…
Она называет еще несколько фирм.
– И как поступал Эванс?
– Так же, как с вами.
Ответ меня не вполне устраивает, однако я не могу ей об этом сказать.
– Со мной он договаривается о покупке за пятьсот тысяч, и я даю официальную расписку, что получил пятьсот тысяч, а на самом деле он дает мне только четыреста девяносто, – говорю я наугад.
Она кивает.
– Вот, вот.
– А чтобы я мог оправдаться перед казной, мы подписываем отдельный договор с указанием реальной суммы.
– Обычное дело. Только вы – исключение.
– В каком смысле?
– Во-первых, Эванс никогда не берет менее пяти процентов, и, во-вторых, он редко занимается мелкими сделками. Мелочь, как правило, идет ван Вермескеркену.
Женщина отказывается от предлагаемой сигареты и одним глотком допивает свой кофе. Похоже, она действительно торопится.