Утро шло своим чередом, и в спальне становилось все многолюднее. К тому времени, когда король надевал чулки и башмаки, среди зрителей уже были организаторы его массовых зрелищ, министры и секретари. В пятой сцене этой пьесы в зал впервые допускали женщин, а затем – законных и незаконнорожденных детей короля с их супругами. В помещение могло набиться до сотни человек.
Тем временем в Зеркальном зале рядом с королевскими покоями выстраивалась процессия. В десять часов утра Людовик в сопровождении придворных пересекал парадные покои. Толпа часто теснилась вокруг него, подсовывая листки бумаги или добиваясь возможности замолвить государю словечко. Через полчаса он уже присутствовал на мессе в Королевской часовне. К одиннадцати возвращался в свои апартаменты, где занимался правительственными делами, подготовленными пятью или шестью его министрами. В 13:00 монарх в одиночестве обедал в своей спальне за столом, поставленным у окна. Теоретически это была одиночная трапеза, но он неизменно приглашал кого-то из придворных посмотреть, как он ест. В два часа король объявлял о своих планах на следующий день, а затем отправлялся на прогулку пешком или в экипаже или занимался любимыми видами спорта – охотой в парке или верховой ездой в ближайшем лесу. К шести пополудни он возвращался. Последующие часы были посвящены вечернему собранию и развлечениям, а также официальным бумагам. К десяти вечера он уже был в зале перед спальней, куда втискивалась толпа желающих посмотреть, как он вкушает свой грандиозный ужин в окружении членов королевской семьи. Затем король удалялся в личные покои, чтобы более свободно поговорить с близкими друзьями и семьей. В 11:30 начиналась церемония отхода монарха ко сну – противоположность утреннему ритуалу. «Король-солнце» в конце дня символически «клонился к закату». Он умер в своей спальне после 72-летнего царствования. Версальский дворец стал воплощением абсолютной монархии – власти Людовика XIV как безграничной, непогрешимой, главной силы королевства. Даже регулярные сады с их безупречно строгим геометрическим дизайном и ухоженностью говорили о его могуществе. Королевская спальня располагалась на верхнем этаже дворца, в восточной части огромного здания. Это была самая важная комната во дворце, место, где вставал и отходил ко сну «король-солнце» и откуда его решения и указы распространяли этот свет по всей Франции.
Постели как залы заседаний
Преемник «короля-солнца», Людовик XV, имел только одну кровать и упразднил большую часть церемоний, проходивших в спальне его прадеда. Английский историк искусства и политик Гарольд Уолпол, который был представлен ко двору Людовика XV в 1765 году, сообщал, что его ввели в королевскую спальню, когда король надевал рубашку. По его наблюдениям, монарх «добродушно беседует с немногими, сердито смотрит на незнакомцев, ходит к мессе, обедает и охотится». Королева находилась в той же комнате, за туалетным столиком, в окружении «двух или трех пожилых дам»{146}.
Парадная спальня Людовика XV была величественной, но непрактичной для человека, который дорожил своим уединением. В 1738 году он построил новую комнату, которая была меньше и легче обогревалась, так как выходила на юг. Кровать стояла в алькове, что было характерной чертой изысканных спален: говорят, эта традиция возникла в Испании. Отделенный от комнаты балюстрадой, часто с колоннами, альков по существу был комнатой внутри комнаты. В алькове Людовика находились сиденья, позволяющие использовать это помещение для небольших приемов. Столетие спустя альковы стали меньше, уединеннее и служили более приватным нуждам.
Любимой фавориткой короля была маркиза де Помпадур, которая с 1745 по 1751 год жила в четырехкомнатных апартаментах в центральной части дворца. Луи мог войти в ее спальню из своих личных покоев. Более поздняя любовница, графиня Дюбарри, занимала еще одну роскошную квартиру, в спальню которой можно было попасть по потайной лестнице.
Королевская опочивальня к этому времени стала местом официальных встреч, где постели редко использовались для сна, а страстный секс случался еще реже, если вообще бывал. Скорее, спальню короля можно описать как некий условный зал заседаний, где принимались важные государственные решения. Доступ в это пространство имел особое значение. Видеть монарха в нижнем белье или беседующим в постели было высокой честью, дарованной только самым влиятельным придворным и государственным чиновникам. Сама кровать стала символом величия монархии, а ее функция заключалась в том, чтобы производить впечатление на посетителей. Некоторые из кроватей были воплощением истинного великолепия, как, например, та, которую королева Анна заказала, уже будучи при смерти, в 1714 году. Она была почти 5,5 метра высотой, состояла из 57 частей, была украшена желтыми и алыми бархатными портьерами. Для нее были заказаны чрезвычайно дорогие шелковые матрасы. Кровать обошлась в неимоверную сумму – 674 фунта, по тем временам столько же стоил небольшой особняк в Лондоне. К сожалению, никому так и не довелось на ней поспать. Даже более практичная походная кровать, изготовленная в 1716 году для принца Уэльского, прежде чем он стал королем Георгом II, была удивительно сложным изделием. При необходимости ее можно было разобрать на 54 отдельных элемента, включая матрасы и портьеры. В 1771 году затейливые королевские кровати были обычным делом. Однако мало что могло сравниться с парадной кроватью королевы Шарлотты, супруги короля Георга III. Ее редкой изысканности вышивки были созданы подопечными школы для женщин-сирот Фиби Уайт, благотворительной организации, поддерживаемой самой королевой.
В 1837 году на британский престол взошла королева Виктория, и тут же двери королевской спальни плотно затворились. Пристрастие Виктории к конфиденциальности отражало более сдержанные нравы наступившей эпохи: теперь спальни и кровати стали упрятывать подальше от посторонних глаз. Сохранились лишь немногие из прежних правил, в том числе присутствие министра иностранных дел на королевских родах – обычай, который отошел в прошлое лишь с рождением ныне здравствующего принца Чарльза в 1948 году[45].
Искусно украшенные кровати и сегодня в моде, особенно среди богатых восточных правителей. Возможно, причина в том, что в них приходится проводить большую часть своей жизни. И в конце концов, почему бы не скоротать ночь среди роскоши и богатства? Немногие кровати могут соперничать с кроватью Садика Мухаммада Хана Аббаси IV, наваба Бахавалпура – княжества, существовавшего на юго-востоке сегодняшнего Пакистана. В 1882 году он заказал ювелирному дому Christofle в Париже изготовить инкрустированную серебром кровать. Компания славилась (и славится) своими технологиями серебрения и золочения, созданием изысканной посуды и привыкла иметь дело с королевскими особами (например, с турецким султаном) и со знатными семьями по всей Европе и Азии. Ювелирный дом принимал участие в украшении Елисейского дворца и поставлял посуду и предметы обстановки для Восточного экспресса с 1860 по 1940 год. Для Аббаси они соорудили кровать из «темного дерева, украшенную серебром высшей пробы, с позолоченными деталями и монограммами… с четырьмя бронзовыми фигурами обнаженных женщин в натуральную величину, окрашенными в телесные цвета, с натуральными волосами, подвижными глазами и руками, держащими веера и конские хвосты»{147}. На изготовление кровати ушло 290 килограммов серебра. Четыре фигуры, изображавшие женщин из Франции, Греции, Италии и Испании, были окрашены в соответствующие цвета волос и кожи. Умные механизмы позволяли навабу сделать так, чтобы женщины подмигивали, обмахивая его веерами и хвостами. Музыкальная шкатулка, вмонтированная в кровать, проигрывала полуминутный фрагмент из «Фауста» Шарля Гуно. После смерти хозяина кровать пропала, но позже была обнаружена во дворце Садик Гарх, принадлежащем семье Аббаси, в Бахавалпуре. Когда в 1966 году умер последний наваб, премьер-министр распорядился провести инвентаризацию всего его имущества. Кровать стояла в Серебряной спальне дворца все годы, пока дворец со всем его содержимым был опечатан на время судебного спора между наследниками наваба. В 1992 году кровать снова пропала.
Аббаси никогда не правил со своего королевского ложа, оно оставалось сугубо приватным. Публичная роль спальни и правление из постели были исключительно европейским явлением. Сегодня ни один монарх не издает указов из своей спальни. Колыбели наследных принцев и принцесс также находятся вне поля зрения публики. Кровати редко занимают видное место в истории наших дней, а если и занимают, то лишь в качестве фона, а не в качестве репрезентации Богом данной власти. На протяжении всей Второй мировой войны Уинстон Черчилль управлял Великобританией из своей постели, что выглядело смесью эксцентричности и щегольства, иногда приводящей к неловкости и даже беспорядку. Выдающийся британский военачальник, фельдмаршал лорд Алан Брук, часто бывал в спальнях Черчилля и жаловался в своем дневнике на трудности общения с премьер-министром. Очередная встреча произошла 27 января 1942 года: «Эта беседа была типичной, как и многие будущие встречи такого рода. Сцена в спальне повторялась из раза в раз вплоть до мелочей, и мне бы очень хотелось, чтобы какой-нибудь художник запечатлел ее на холсте. Красно-золотой халат сам по себе стоил того, чтобы его увидеть, ведь только Уинстону могло прийти в голову его надеть! Он выглядел, скорее, как какой-то китайский мандарин! Редкие волоски на его лысине обычно были взъерошены. Во рту – большая сигара. Кровать была завалена бумагами и депешами. Иногда поднос с остатками завтрака все еще стоял на передвижном столике. Колокольчик то и дело звенел, вызывая секретарш, машинисток, стенографисток или его верного камердинера Сойерса».
История умалчивает о том, проводил ли Черчилль встречи, находясь в постели намеренно, чтобы вывести из равновесия важных чиновников. Он определенно был на это способен. В любом случае больший контраст с утренними и вечерними ритуалами Людовика XIV трудно себе представить